Точно по расписанию

Что же, может, это была изначально провальная идея. И совместная жизнь ничего не поменяла, и все катится куда-то в пропасть. И ни хрена нет у любви никакого свойства индукции. Может быть, стоит поговорить с Ксюшей? Откровенно поговорить с ней о том, что с ними происходит? Спросить ее — что она к нему чувствует? Любит ли? А если она скажет — нет? Что это тогда значит — что им надо расстаться? Эта мысль вызывала у Тимофея жгучий протест. Почти панику. Нет, он не сможет без Ксюши. Может быть, можно как-то иначе… Что-то придумать, как-то… как-то попробовать решить эту проблему по-другому.

Проворочавшись еще примерно минут двадцать, Тимофей, в конце концов, заснул.

***

— Где моя ложечка?

— Что? — Тим спросонья еще не очень хорошо соображал.

— Ты вчера разбирал посудомоечную машину. Где. Моя. Ложечка. Ты знаешь, какая.

— Ксюш, я понятия не имею.

— Ты же знаешь, что эту ложечку мне подарила моя крестная! Ты же знаешь, что я ее берегу, потому что крестная умерла в прошлом году. Где моя ложечка, Тимофей?!

Это была действительно особая ложечка, которую никто, кроме Ксюши не трогал. Она ее обычно и в посудомоечную машину не клала, вручную мыла. В общем, Тим эту ложку и в самом деле не видел. Или не обратил внимания.

— Ее там не было.

— А где она тогда?! Ты вечно ничего не помнишь и не знаешь, где что лежит!

Слово за слово, из этой ложечки выросла безобразная ссора. Тим орал, что с ним бывает редко. Потом остыл, но было уже поздно. Ксюша фыркнула, что доберется до работы на метро, и что «Пошел ты со своей машиной знаешь куда?!».

Нет, так дальше невозможно. Но что делать, Тим не представлял.

Глава 3

— Здравствуй, мой дорогой.

— Угу.

— Угу — это у тебя вместо «Здравствуй, мама»?

Тим вздохнул и выдернул наушник из второго уха.

— Извини, мам, я работаю. Что-то срочное?

— А я могу тебе позвонить только по срочному делу?

— Мам, не начинай!

В трубке молчали. Зашибись день сегодня. С утра с женой поругался, теперь с матерью. Кто там следующий на очереди? Батя или тимлид?

— Мам, ну я просто… — Тимофей замолчал.

— Опять с Ксюшей поссорился?

Интересно, это что, и в самом деле, так очевидно? Обычно на любые вопросы матери об их жизни с Ксюшей Тим отвечал: «У нас все в порядке». А на предположение о проблемах: «Мы сами разберемся». Но сейчас почему-то сказал:

— Да.

— Приезжай после работы. Отец на даче, а я в городе. Приезжай.

— Кабачков дашь?

— Не сезон еще для кабачков. На ужин приезжай.

Из-за ссоры утром домашний ужин Тиму не светит ни в каком виде. А что ему светит — так это надутая и молчащая Ксюша.

— Хорошо. К семи буду.

Тимофей положил телефон на стол и откинулся в кресле, прижавшись затылком к спинке.

— Тим, обедать идешь? — окликнула его коллега.

Тимофей медленно открыл глаза.

— А пошли.

***

— Чего такой кислый?

Тимофею совершенно не хотелось отвечать на вопрос. Он вообще надеялся, что Вероника — немножко пацанская, немножко хабалистая, но умненькая и своя в доску парень, за обедом будет рассказывать что-нибудь смешное. Или хотя бы будет жаловаться на очередного мудака, с которым она связалась. Судя по рассказам, Ника только с мудаками и связывалась. Как-то Тимофей ее спросил, почему она не найдет себе парня среди коллег — ведь есть нормальные и свободные ребята. На это Вероника ответила: «Не мешайте мне просеивать дерьмо, чтобы найти бриллиант». Тим бы сейчас с удовольствием послушал про какого-нибудь мудака. Чтобы не ощущать себя таким.

— Я не кислый.

— Угу, ты кисло-сладкий. Что, на личном фронте без перемен?

Тим поморщился. Он не то, чтобы кому-то когда-то специально жаловался на проблемы в семейной жизни. Но за все время их с Вероникой работы в одном кабинете было уже несколько телефонных звонков от Ксюши, после которых Тим вполголоса ругался матом. А еще, поскольку Ника была единственной девушкой в их кабинете на восемь рыл, она же была и главным экспертом по личной жизни всех своих коллег-мужчин. Ну, кроме, наверное, Тима. Видимо, сегодня пришла его очередь.

— Слушай, ну объясни мне, чего этой твоей Ксюше надо? — Ника тряхнула головой, перекидывая волосы с одного плеча на другое. — Я вот реально не понимаю. Ты зарабатываешь нормально, налево не ходишь, все в дом, все в семью. Про внешние данные я вообще молчу.

— А почему ты про них молчишь? — неожиданно заинтересовался Тим.

— Ой, не прикидывайся! — Вероника картинно закатила глаза. — Если бы в нашем офисе проводился мужской конкурс красоты… И если бы я сидела в жюри — ты бы занял первое место!

От неожиданности комплимента Тимофей рассмеялся, а Ника продолжила:

— Я бы вообще тебя давно соблазнила, если бы не мои высокие моральные принципы!

— Высокие моральные принципы — это связываться только с мудаками?

Теперь рассмеялась Вероника.

— Уел. Ну, давай, расскажи маме Нике, что у тебя случилось?

— Да ничего не случилось, — Тимофей раздраженно отхлебнул кофе. Направление разговора ему не нравилось, и его надо было сворачивать. Но сделал он почему-то ровно противоположное: — Не любит она меня.

— Ух ты. Вот это высокий штиль. Разлюбила?

— По-моему, и не любила никогда.

Вероника подперла щеку рукой и некоторое время молча смотрела на Тимофея. Ему под этим взглядом стало некомфортно.

— Что?

— А ты романтик. Никогда бы не подумала. Надо же. Тебе надо, чтобы была любовь.

— А ты в мудаках ради спортивного интереса копаешься?

— Уел номер два. Слушай, — внезапно оживилась Ника. — Ну, есть же элементарный метод узнать, любит или нет.

— Спросить? — хмуро поинтересовался Тим. Ему по-прежнему не нравился этот разговор, и Тимофей не мог понять, почему он никак его не прекращает.

Вероника рассмеялась — белозубо и обидно.

— Слушай, ну ты вообще в женщинах ничего не шаришь. Никогда она тебе правды не скажет. Ни-ког-да.

— Это как? А как тогда…

— Слушай сюда.

***

— Есть манты, есть твой любимый салат с курочкой и шампиньонами.

— И с майонезом?

Мама виновата вздохнула.

— Ну, отец любит…

— Давай сюда салат, — в ответ вздохнул Тимофей.

За допрос мама принялась под чай с ее фирменной «Зеброй».