Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)
Шрифт:
Рашид — это заболоченный край, низкая затопляемая высокими волнами Средиземного моря земля, поразившая мое воображение обширными пальмовыми рощами. Отправляясь оттуда, наш караван загрузился решетчатыми, сделанными из тонких пальмовых веток ящиками с местными красными финиками.
Заканчивая рассказ о рекогносцировке на юге Египта, коснусь конфликта со Ступиным В.Г., характерного, на мой взгляд, для многих переводчиков. На одной из остановок мы решили перекусить. Старший советник попросил меня принести из газика сумку с провизией. Я отказался. Многие заметили это. Возникла неловкая пауза. Водитель Ахмед, поняв без слов ситуацию, принес Ступину В.Г. свертки с едой и водой. Некоторое время мы молчали, не разговаривали между собой. Однако, к концу поездки кризис в наших отношениях прошел.
Я, как и мои коллеги-переводчики, обостренно
Но были примеры иного рода, достойные подражания. У меня до сих пор в памяти рассказ одного из моих друзей, служившего военным переводчиком в Египте, о том, как командир советского военного судна, которого он должен был переводить арабам, перед спуском по трапу с корабля на встречу с ними, сказал: «Извини, дружище, я в форме, возьми, пожалуйста, мой чемоданчик». Такое обращение мы воспринимали как эталонное, и, конечно, отказа в этих случаях от исполнения просьбы командиров и советников с нашей стороны не было.
Университетское прошлое, да и просто человеческое достоинство не позволяли нам реагировать другим образом на хамство и унизительное обращение со стороны командиров и советников. Таких выходок со стороны последних было мало, но они были. Иной раз на переводчика смотрели как на человека другого сорта. Недаром мы часто любили повторять и цитировать отношение командования к нам в виде некоего документа-распоряжения: «Прошу Вас прислать пять танков, два орудия, 1000 снарядов, двадцать ящиков патронов, 500 гранат, 100 автоматов и одного переводчика». Содержание этой часто повторяемой фразы — условное, часто менялось, но суть оставалась прежней. Видимо, с этим связано мое триединое решение после того, как день в день я отслужил два положенных года: в армии не быть, переводчиком не работать, в длительную командировку одному не ездить.
Виктор Гаврилович Ступин, за исключением одного-двух, может быть, случаев, да и то, как говорится, в сердцах, не позволял себе унизить переводчика. Кстати, он заслуживает того, чтобы о нем рассказать подробнее. В Египет он прибыл из Курска, где служил заместителем командира дивизии. В 1969 году ему было 52 года. По словам его жены Пилы Сергеевны, — а сам он никогда ничего не говорил о себе, — к концу Отечественной войны он командовал разведбатом. После войны дорос до полковника. И вот раз, во время показательных учений, на которых присутствовал представитель Министерства обороны, случилось ЧП: во время стрельбы минометного расчета один военнослужащий засунул в ствол миномета одну мину за другой. Обе взорвались, погиб весь минометный расчет. Ступина понизили до капитана, до полковника ему пришлось служить второй раз.
Прибыв в Египет, он стал выполнять обязанности старшего советника третьей механизированной дивизии, которая дислоцировалась в районе Хайкстэп, куда я и попал по приезде в ОАР. Вскоре сравнительно спокойные поездки из «Наср-сити» в Хайкстэп и обратно, во время которых я успевал ознакомить советников со свежей информацией из египетских газет «Аль-Ахрам», «Аль-Ахбар» и «Аль-Гумхурийя», закончились. Осенью 1969 г. израильская авиация стала совершать так называемые глубинные налеты, не встречая, естественно, серьезного противодействия со стороны уже разгромленных ею египетских средств противовоздушной обороны. «Фантомы», «Миражи», «Скайхоки» бомбили жизненно важные экономические объекты — заводы, подстанции, коммуникации, школы (например, Абу Заабаль), пытались деморализовать население Египта. Для этого выбирались особо чувствительные периоды — пересменки и дни получения заработной платы, т. е. время наибольшего скопления людей. Даже с помощью обычной газетной информации нетрудно было подсчитать, что один подобный налет приводил к гибели 100–150 человек.
Естественно, что воздушные удары наносились и по войскам. Боевая подготовка египетской армии — главная цель пребывания советников из СССР — была сорвана, хотя по приказу командования с начала февраля 1970 г. мы уже постоянно находились в расположении дивизии, спали в блиндажах и палатках, обедали в офицерской столовой — «мис».
Я
превосходно помню эти моменты. Мне тогда исполнялось 25 лет. Четверть века — дата запоминающаяся. Накануне я отпросился у советника, замещавшего Ступина В.Г. во время его отпуска в Союз, от поездки в Хайк-стэп. Хотел купить продуктов, фруктов, овощей, кое-что приготовить и отметить с друзьями юбилей. Однако наутро, часов в 6.00, раздался страшный стук, даже грохот в дверь. Один из наших советников громко прокричал: «Тревога! Сбор через 15 минут с вещами у подъезда внизу!». На расспросы, куда, зачем, что брать, удалось выяснить лишь, что поедем в расположение дивизии. Понакидал в чемодан все, что попадало в руки спросонку. Внизу народ также недоумевал: «Брать Тель-Авив, али что?»Прибыли в расположение третьей механизированной. Подошли к блиндажу начштаба: он находился там. Разбуженный денщиком, появляется снизу, протирая глаза, удивленно смотрит на нас, окруживших блиндаж с чемоданами в руках! Оказывается, ни о какой тревоге он не знал! Глупейшая ситуация.
С этих пор мы и стали жить в дивизии. Места в блиндаже не досталось, и меня разместили в большой брезентовой палатке вместе с арабскими водителями, возившими советников. Ранее мне говорили, что палатка под напалмом горит пять секунд. Поэтому я занял кровать у входа, рассчитав, что смогу уложиться в этот норматив и выскочить из нее, не сгорев внутри. Вскоре вернулся Ступин В.Г. из отпуска, и для меня нашлось место в блиндаже, хотя и он не мог спасти от прямого попадания бомбы или ракеты.
В боевых условиях люди ведут себя по-разному, переводчики не составляли исключение. Во время бомбежек дивизий Центрального военного округа некоторые коллеги неожиданно «заболевали». Других «ввиду острой необходимости» перебрасывали в более безопасное место. Помнится, одного парня, переводившего в 18-й пехотной дивизии, папа, полковник Генштаба, срочно постарался перевести в район Мокаттама. Таково название огромной горы, в глубине которой находился главный штаб ракетчиков. Понятно, что у других таких пап не было, да всех ведь и не переведешь, не обезопасишь. Поэтому подавляющее большинство ребят продолжали работать на своих местах.
«Война на истощение», начавшаяся с целью изнурения Израиля, принесла прямо противоположные результаты. Египет понес большие потери. Материальный и моральный ущерб, нанесенный израильскими «Фантомами», был огромным, существенными — человеческие жертвы среди гражданского населения и военнослужащих. Вспоминается грустный каламбур египтян, любящих шутку и анекдот и достаточно самокритичных: «Хадыр, я Фантом!» вместо «Хадыр, я эфенди!» («Слушаюсь, Фантом!» вместо «Слушаюсь, господин!»).
Несли потери и мы. Особенно трудно пришлось нашим коллегам из 6-й механизированной дивизии Центрального военного округа, располагавшейся в Дахшуре, недалеко от знаменитых пирамид в Гизе. В результате налета двух израильских самолетов на командный пункт этой дивизии погибли три советника и старший переводчик дивизии арабист из Баку Махмуд Юсубов, мой сосед по лестничной площадке в Наср-сити-4. Переводчик английского языка получил сквозное ранение легкого.
До сих пор в ушах звенит траурная мелодия Шопена, сопровождавшая церемонии прощания с погибшими советниками в нашем клубе в Гелиополисе около так называемого мертвого замка и надрывающий душу плач жен советников. Атмосфера бывала очень тяжелой, и перевод египетским генералам и офицерам давался с большим трудом.
Бомбили израильские самолеты и нашу, и соседнюю 18-ю пехотную дивизию, но менее успешно. У нас их удар пришелся по штабу 14-й бригады, находившемуся в наибольшем скоплении домиков в центре Хайкстэпа, примерно в километре от командного пункта 3-й механизированной дивизии, где в этот момент и собрались офицеры и советники дивизии. Как говорил командир дивизии бригадный генерал Хигази: «Аллах нам помог».
Понятно, что настроение было никудышным, а перспектива — мрачной. Так продолжалось до прибытия нашего соединения — 18-й дивизии ПВО особого назначения, в присутствии которой мы, наконец, вздохнули полной грудью. Напомню, что советские регулярные войска прибыли в Египет в начале 1970 года по просьбе Гамаля Абдель Насера.
Еще раз хочу вернуться к своему советнику. Я благодарен судьбе, что в Египте попал к Ступину В.Г. Волевой, справедливый, внимательный к подчиненным, особенно к молодежи, храбрый, расчетливый, мудрый, с богатым жизненным опытом, с природным тактом, он обладал такими качествами, которые были в то время особо необходимы.