Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Донъ Антолинъ устремилъ глаза на Габріэля; видя его загадочную улыбку, онъ принялъ ее за подтвержденіе своихъ словъ и сталъ продолжать свои изліянія.

– He думай, Габріэль,- сказалъ онъ,- что я исполняю свое трудное дло безъ настоятельной необходимости. Кардиналъ мн довряетъ, каноники относятся ко мн хорошо, а казначей только на меня и возлагаетъ надежды. Съ помощью этихъ билетовъ мы имемъ возможность удовлетворять нужды собора, и онъ сохраняетъ прежнее величіе въ глазахъ постителей. Въ дйствительности же мы бдны, какъ крысы. Къ счастью, у насъ остались еще на черный день крохи отъ нашего прежняго богатства. Если втеръ или градъ сломаетъ у насъ расписныя стекла оконъ, то у насъ остался еще большой запасъ такихъ же стеколъ отъ прежнихъ вковъ. Господи Боже мой!- вдь были времена, когда соборъ содержалъ на свои средства въ оград храма мастерскія для живописи по стеклу, имлъ своихъ стекольщиковъ и другихъ ремесленниковъ, такъ что можно было предпринимать большія работы, не заказывая ничего на сторон. Если у насъ порвется какая-нибудь риза, то есть въ кладовыхъ, для починки ея, остатки дивной парчи,

съ вытканными на ней цвтами и фигурами святыхъ. Но когда-нибудь запасъ истощится. Что будетъ, когда разобьется послднее расписное стекло, когда не будетъ больше парчи для починки ризъ? Придется вставить въ окна блыя дешевыя стекла, чтобы оградить соборъ отъ втра и дождя. Соборъ будетъ похожъ – да проститъ мн Господь это сравненіе!- на харчевню, и каноники толедскаго собора будутъ славить Бога въ облаченіи деревенскихъ священниковъ.

Донъ Антолинъ иронически засмялся, точно будущее, которое онъ предсказывалъ, противорчило всмъ законамъ природы.

– He думай,- продолжалъ онъ,- что мы бросаемъ деньги на втеръ, или не стараемся извлечь деньги изъ чего только возможно. Вотъ, напримръ, соборный садъ, который былъ издавна собственностью твоей семьи, посл смерти твоего брата отдается въ аренду. Твоя тетка Томаса арендуетъ его для своего сына и платитъ двадцать дуросовъ въ годъ,- и то ей уступили за такую небольшую цну, въ виду того, что она очень дружна съ его святйшествомъ; они – друзья съ дтства. Я работаю, какъ каторжный слдя за всмъ, что длается въ собор и въ монастыр, чтобы нигд не было никакихъ злоупотребленій… Молодежи вдь нельзя довритьса. Я долженъ самъ забгать въ "Очаво", чтобы посмотрть, требуетъ ли твой племянникъ Тато билеты у постителей при вход. Этотъ сорванецъ способенъ впускать народъ даромъ, чтобы потомъ получить больше на чай. Потомъ нужно бжать въ верхній монастырь, присмотрть за сапожникомъ, который показываетъ "Гигантовъ". Отъ меня никто не увернется, и никто не войдетъ, не заплативъ за входъ. Но зато уже я – увы!- давно не служу мессъ. Въ полдень, когда закрываютъ соборъ, я хожу тутъ по галлере, читая требникъ въ ожиданіи часа, когда снова откроютъ церковь и могутъ явиться постители, тогда я спускаюсь внизъ. Такая жизнь не достойна благочестиваго католика, и если Господь не приметъ во вниманіе, что я это все длаю для славы его храма, то я еще поплачусь за свое усердіе спасеніемъ души!

Донъ Антолинъ остановился на минуту, но сейчасъ же продолжалъ говорить дальше; онъ былъ неисчерпаемъ, когда рчь шла о финансовонмъ положеніи собора.

– Ахъ, Габріэль,- продолжалъ онъ:- что значитъ то, что у насъ осталось, въ сравненіи съ тмъ, что было!… Вдь ты и почти вс здсь живущіе понятія не имете о томъ, какъ богатъ былъ нашъ соборъ. У него были царскія богатства; временами даже онъ былъ богаче королей Испаніи. Ты съ дтства зналъ, какъ никто, исторію нашихъ знаменитыхъ архіепископовъ; но о томъ, какія богатства они скопили, ты ни слова не можешь сказать. Вы, ученые, не интересуетесь матеріальными подробностями… Знаешь ли ты, какіе дары мы получали отъ королей и отъ знатныхъ вельможъ и сколько они завщали собору посл смерти? Я то вдь все это знаю; я все изучилъ по архивнымъ матеріаламъ, потому что меня это интересуетъ. Сколько разъ, когда мы съ казначеемъ ломаемъ себ голову надъ тмъ, какъ справиться съ самыми мелкими расходами, я бшусь, видя, какъ мы обнищали,- и утшаюсь въ то же время, вспоминая о минувшемъ богатств. Вдь мы, Габріэль, были очень, очень богаты. Архіепископъ толедскій могъ бы надть на свою митру дв короны – я не говорю: три, изъ почтенія къ пап…

Первый даръ принесъ король Альфонсъ VI посл того, какъ отвоевалъ Толедо. Я самъ своими гршными глазами видлъ дарственную запись, великолпную, написанную на пергамент готическими буквами. Добрый король даровалъ собору девять городовъ, которые я могу вс назвать теб, съ мельницами, виноградниками, домами, лавками. Въ заключеніе онъ пишетъ въ своей дарственной записи, какъ подобаетъ щедрому христіанскому рыцарю: "Все это я дарую этой церкви и теб, архіепископъ Бернардо, въ свободное владніе, которое никогда, ни за убійство, ни за другое какое-нибудь преступленіе не можетъ будетъ быть у васъ отнято. Аминь". Потомъ Альфонсъ VII даровалъ намъ восемь деревень за Гвадалквивиромъ, нсколько замковъ и десятину со всхъ денегъ, которыя чеканились въ Толедо,- и все это предназначалось на облаченіе пребендаріевъ. Столько же и даже больше далъ намъ Альфонсъ Ш. А потомъ воинственный прелатъ донъ Родриго, который отвоевалъ у мавровъ много земель, далъ собору цлое княжество съ нсколькими богатыми городами. A кром королей, сколько знатныхъ вельможъ осыпали насъ своими щедрыми дарами. Донъ Лопе де Гаро, владлецъ Бискайскихъ земель, не только оплатилъ изъ своихъ средствъ постройку церкви отъ Нотаріальной двери до хора, но подарилъ еще собору помстье Алкубилетъ со всми мельницами и рыбной ловлей и завщалъ намъ ренту за то, чтобы за упокой его души жгли большую восковую свчу, ту, что называютъ у насъ "драгоцнной". Донъ Альфонсо Телло де Менезесъ подарилъ намъ четыре замка на берегахъ Гвадіаны. И по ихъ примру много вельможей дарили намъ земли, десятины и много другого.

Мы были сильны и безконечно богаты, Габріэль. Территорія соборныхъ владній была величиной въ большое княжество. У собора были владнія на суш, на мор и въ воздух. He было провинціи во всей Испаніи, гд бы намъ не принадлежало что-нибудь,- и все это усиливало славу Господню и благосостояніе служителей церкви. За все платилась десятина собору: за печеніе хлба, за уловъ рыбы, за право охоты, за чеканку монеты, за право прохода по дорогамъ. Крестьяне, не платившіе ни налоговъ, ни податей, были преданы королю, а для спасенія души охотно давали церкви одинъ снопъ – самый

лучшій – изъ десяти. Хлба было у насъ такъ много, что онъ едва умщался въ амбарахъ. Какія это были времена, Габріэль! Жива была вра, а это самое главное въ жизни. Безъ вры не можетъ быть ни чести, ни добродтели. Ничего хорошаго не можетъ быть, когда угасаетъ вра!

Онъ остановился на минуту, тяжело дыша прямо въ лицо Габріэлю. Онъ весь проникся жизнью собора и совмщалъ въ себ вс запахи храма. Отъ его рясы шелъ затхлый запахъ – старыхъ каменныхъ стнъ, а дыханіе его пропитано было сыростью каналовъ и водосточныхъ трубъ.

Воспоминаніе о минувшемъ богатств воспламенило старика, и онъ далъ волю своему возмущенію.

– И посл такого богатства, Габріэль, вотъ въ какую горькую нужду мы впали теперь! Я, слуга Господень, долженъ продавать билеты, точно на бой быковъ; храмъ Божій уподобился театру, и мы должны радоваться приходу въ храмъ какихъ-то еретиковъ, недостойныхъ созерцать сокровища храма… Я долженъ имъ улыбаться, чтобы собрать что-нибудь на пропитаніе намъ…

Донъ Антолинъ не переставалъ плакаться на несчастную судьбу церкви, пока они не дошли до дверей его квартиры. Изъ дверей высунулось некрасивое лицо Марикиты, которая позвала его,

– Дядя,- сказала она,- довольно гулять. Шоколадъ остынетъ.

Пропустивъ дядю въ дверь, она, улыбаясь, обратилась къ Габріэлю и попросила его тоже зайти къ нимъ. Ей нравился этотъ болзненный таинственный пришелецъ издалека, и она всячески старалась подружиться съ нимъ.

Габріэль отклонилъ ея приглашеніе, и когда она, наконецъ, ушла къ себ, онъ еще походилъ по галлере, прежде чмъ пойти выпить чашку молока, которую братъ приготовлялъ ему каждое утро.

Часовъ около восьми спускался донъ-Луись, регентъ, всегда театрально завернувшись въ плащъ и откинувъ назадъ шляпу, которая окружала ореоломъ его большую голову. Онъ разсянно напвалъ чтто, и тревожно спрашивалъ, не началась ли уже служба, потому что ему грозили штрафомъ за постоянныя опаздыванія. Габріэль чувствовалъ симпатію къ этому священнику съ душой художника, который прозябалъ, занимая ничтожное положеніе въ собор, и больше интересовался музыкой, нежели догматами вры.

Днемъ Габріэль поднимался въ маленькую комнатку, которую занималъ регентъ, этажемъ выше квартиры Эстабана. Въ комнатк этой помщалось все имущество музыканта: желзная кровать, которая осталась у него еще отъ временъ семинаріи, фисгармонія и два гипсовыхъ бюста: Бетховена и Моцарта, а также кипа нотъ, переплетенныхъ партитуръ и нотныхъ листовъ.

– Вотъ на что уходятъ его деньги!- ворчалъ старикъ Эстабанъ, когда онъ заходилъ къ регенту, и видлъ разбросанныя по всей комнат ноты.- Никогда у него не остается ни гроша денегъ. Чуть получилъ жалованье, сейчасъ же отправляется въ Мадридъ – покупать еще ноты. Лучше бы, донъ-Луисъ, вы купили себ новую шляпу, хотя бы самую скромную, а то вы приводите въ ужасъ канониковъ своимъ нищенскимъ видомъ.

Зимой, регентъ и Габріэль уходили, посл обдни, въ комнатку музыканта. Каноники, спасаясь отъ холода и дождя, гуляли по галлереямъ верхняго монастыря, чтобы не лишать себя моціона, необходимаго для упорядоченности ихъ образа жизни. Дождь стучалъ въ окна, и при сромъ печальномъ свт донъ-Луисъ перелистывалъ страницы партитуръ и, тихонько наигрывая что-нибудь на, фисгармоніи, разговаривалъ съ Габріэлемъ, который сидлъ на кровати, за неимніемъ второго стула.

Музыкантъ говорилъ съ воодушевленіемъ о своихъ любимыхъ музыкальныхъ произведеніяхъ. Среди какой-нибудь восторженной тирады онъ вдругъ останавливался и начиналъ играть; звуки наполняли комнату и, спускаясь по лстниц, доходили до гулявшихъ внизу, какъ отдаленное эха Потомъ онъ вдругъ переставалъ играть, обрывая игру на самомъ интересномъ мст, и начиналъ снова говорить, точно боялся, что его мысли разсются, прежде чмъ онъ успетъ ихъ высказать.

Габріэль былъ первый человкъ изъ всхъ знакомыхъ дона Луиса, который слушалъ часами его изліянія, не тяготясь и не считая его сумасшедшимъ. Напротивъ того, замчанія, которыя онъ вставлялъ, прерывая дона Луиса, показывали, что онъ его слушаетъ съ интересомъ. Вс бесды кончались обыкновенно гимнами регента Бетховену, къ которому онъ относился съ благоговніемъ.

– Я любилъ его всю жизнь,- говорилъ регентъ.- Меня воспиталъ монахъ іеронимитъ, который, посл закрытія его монастыря, скитался по міру, преподавая игру на віолончели. Іеронимиты были всегда музыкантами. Вы этого, можетъ быть, не знали, и я не зналъ, какъ и вы, прежде чмъ меня не принялъ подъ свое покровительство монахъ, ставшій для меня настоящимъ отцомъ. Оказывается, что всякій монашескій орденъ выбиралъ въ прежнее время какую-нибудь спеціальность: одни, кажется бенедиктинцы, писали примчанія къ старымъ книгамъ; другіе изготовляли ликеры, иные строили клтки для птицъ. А іеронимиты изучали музыку и каждый игралъ на какомъ-нибудь избираемомъ имъ инструмент. Благодаря имъ въ испанскихъ церквахъ сохранился хоть отчасти музыкальный вкусъ. И какіе они составляли оркестры въ монастыряхъ!… Испанскія дамы очень любили ходить по воскресеньямъ днемъ въ монастырскую часовню, гд собирались отцы, изъ которыхъ почти вс были хорошіе музыканты. Въ то время не существовало иныхъ концертовъ… При ихъ полной обезпеченности и при ихъ любви къ музык, которая была для нихъ къ тому же священнымъ долгомъ, они были, конечно, замчательными артистами. И поэтому, когда изгнали монаховъ изъ монастырей, іеронимиты ничуть не пострадали. Имъ не приходилось служить обдни изъ милости или жить приживалами въ благочестивыхъ семействахъ. Они легко пристраивались органистами или регентами. Ихъ нарасхватъ приглашали къ себ разныя церкви. Нкоторые изъ нихъ, боле смлые, желавшіе видть вблизи музыкальный міръ, который казался имъ какимъ-то волшебнымъ раемъ издали, поступали въ театральные оркестры, путешествовали, добирались до Италіи и такъ преображались, что ихъ едва ли узналъ бы ихъ настоятель.

Поделиться с друзьями: