Толкач

Город был пьян и встревожен, улицы забиты покупателями, и бетонные громады, на чей-то взгляд, может, и выглядели холодными и недоступными, – но это был самый лучший город в мире в лучшем своем рождественском наряде.

* * *

– Это Дэнни Гимп, – сказал мужской голос дежурному сержанту. – Я хочу поговорить с детективом Кареллой.

Дежурный сержант не любил осведомителей. Он знал, что от Дэнни Гимпа часто поступают ценные сведения, но считал всех осведомителей грязными типами и брезговал говорить с ними, даже по телефону.

– Детектива Кареллы здесь нет, – ответил в трубку дежурный сержант.

– А где я могу найти его?

Дэнни был полицейским осведомителем с незапамятных времен. Он ясно понимал, что за длинный язык в преступном мире по головке не гладят, но остракизм коллег его не смущал. Дэнни зарабатывал себе на жизнь осведомительством и, что самое любопытное, любил помогать полиции. В детстве он болел полиомиелитом и с тех пор немного хромал. Его настоящая фамилия была Нельсон, но об этом почти никто не знал, и даже почту ему доставляли на имя Дэнни Гимпа. Ему перевалило за сорок, это был маленький человечек, больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину. Голос у него был тонкий и пронзительный, а лицо почти без морщин и всяких других признаков возраста. Хотя он охотно помогал полиции, самих полицейских жаловал не особенно и любил только одного из них – Стива Кареллу.

– Зачем он тебе? – спросил дежурный сержант.

– У меня есть кое-что для него.

– Что именно?

– Что-то я не помню, чтобы тебя перевели в следственный отдел, – уклонился от ответа Дэнни.

– Если хочешь поязвить, стукач, то вешай трубку.

– Я хочу поговорить с Кареллой, – настаивал Дэнни. – Ты передашь ему, что я звонил?

– Карелле сейчас не до передач, – сказал дежурный сержант.

– Что это значит?

– Сегодня днем в него стреляли. Он умирает.

– Что?

– Что слышал.

– Что? – повторил ошарашенный Дэнни. – В Стива... Ты не шутишь?

– Не шучу.

– Кто стрелял в него?

– Мы и сами хотели бы знать.

– Где он?

– В городской больнице. Можешь не ходить туда. Он в реанимации, и я сомневаюсь, что ему позволят беседовать с осведомителями.

– Он не умирает, – сказал Дэнни, словно убеждая самого себя. – Слушай, ведь он не умирает, правда?

– Его нашли почти замерзшим, и крови он потерял очень много. В него накачивают плазму, но в груди три дырки, так что дела его плохи.

– Слушай, – пробормотал Дэнни. – Боже мой.

Он замолчал.

– Ты закончил, стукач?

– Нет еще... В городской больнице, говоришь?

– Повторяю тебе, не трать время. Там и так половина следственного отдела.

– Да, – протянул Дэнни. – Подумать только...

– Карелла – полицейский что надо, – заключил сержант.

– Да, – еще раз сказал Дэнни и, помолчав, попрощался: – Пока.

– Пока, – ответил сержант.

* * *

Послушавшись сержанта, Дэнни Гимп отправился в больницу только на следующее утро. Он размышлял весь предшествующий вечер: удобно ли ему идти в больницу? Узнает ли его Карелла? А если будет в силах сказать «Привет!», то захочет ли? Хотя с Кареллой их связывали деловые отношения, он знал, что осведомители – не самые уважаемые люди. Карелла может и рассердиться.

В этих размышлениях прошла вся ночь. Неизвестно почему, но ему хотелось увидеть Кареллу, пока тот еще не умер. Увидеть его, поздороваться, а может, и пожать ему руку. Наверное, это из-за Рождества. Дэнни позавтракал, надел хороший костюм, свежую сорочку и лучший галстук. Он хотел выглядеть прилично, чтобы как-то уравновесить неприличие своей жизни. Ему почему-то было важно выказать заботу о Стиве Карелле и получить от него признательность.

По дороге в больницу он, после немалых колебаний, купил коробку конфет. В больнице наверняка будет полно полицейских. Так ему сказал сержант. И не глупо ли осведомителю приходить с конфетами? Он едва сдержался, чтобы не выбросить коробку. В конце концов, когда приходишь навестить кого-то в больницу, обязательно приносишь с собой что-нибудь, как бы говоря: «Мы тебя помним, ты обязательно выздоровеешь». Дэнни Гимп вступал в вежливый, респектабельный мир, и правила этого мира он будет выполнять.

В ту субботу, 23 декабря, над больницей висело серое небо. В воздухе появились первые снежинки, и Дэнни мельком подумал, что тем сотням людей, которые мечтали о снежном Рождестве, кажется, повезло, но, когда через вращающиеся двери он входил в широкий белый вестибюль больницы, его охватила печаль. На стене напротив регистратуры висел рождественский венок, но в самой больнице ничего праздничного не было. Девушка-регистратор чистила ногти. На скамье сидел немолодой мужчина со шляпой на коленях и бросал взгляды на дверь отделения «Скорой помощи».

Дэнни снял шляпу и направился к регистраторше. Девушка не подняла головы. Она продолжала чистить ногти с тщательностью японского рабочего. Дэнни откашлялся.

– Мисс? – сказал он.

– Да, – ответила девушка, не отрываясь от своего занятия.

– Я бы хотел навестить Стива Кареллу, – сказал Дэнни. – Стивена Кареллу.

– Как вас зовут, сэр? – спросила девушка.

– Дэниел Нельсон.

Девушка отложила пилку в сторону и, не глядя, взяла со стола машинописную страничку. Изучив ее, она сообщила:

– Вас нет в этом списке, сэр.

– В каком списке? – спросил Дэнни.

– Мистер Карелла находится в критическом состоянии, – объяснила девушка. – Мы пускаем к нему только членов семьи и некоторых полицейских. Сожалею, сэр.

– Как он там? – спросил Дэнни. Девушка бесстрастно посмотрела на него.

– Мы говорим, что человек в критическом состоянии, только когда он действительно находится в критическом состоянии, – сказала она.

– Когда... когда что-нибудь прояснится? – спросил Дэнни.

– Я не знаю, сэр. Он может выжить, а может и умереть. Боюсь, это от нас уже не зависит.

– Ничего, если я подожду здесь?

– Разумеется, сэр. Вы можете посидеть на скамейке, если хотите. Но, возможно, вам придется долго сидеть. Понимаете?

– Понимаю, – сказал Дэнни. – Спасибо. Он внутренне негодовал, что его лучшие чувства оскорбляла молодая вертихвостка, которую собственные ногти занимали больше, чем жизнь и смерть. Пожав плечами, он пошел и сел на скамейку рядом со стариком. Старик тут же повернулся к нему.