Толкач

На столе зазвонил телефон. Он подождал немного, потом круто повернулся на вращающемся кресле к столу и поднял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, – сказал он. – Лейтенант Бернс слушает.

– Лейтенант, это Кассиди из дежурки.

– Что там, Майк?

– Вам звонят.

– Кто?

– Тип какой-то. Себя не называет.

Бернс почувствовал резкую боль в спине. Боль медленно расползалась и слабела.

– Он... он со мной хочет поговорить?

– Да, сэр, – сказал Кассиди.

– Хорошо, подключи его.

Бернс ждал. Ладони его вспотели. Трубка скользила в потной правой руке, левую ладонь он вытирал о брюки.

– Алло? – произнес голос. Это был тот же самый голос, что и в первый раз. Бернс сразу узнал его.

– Лейтенант Бернс слушает, – сказал он.

– Добрый день, лейтенант, – откликнулся голос. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – сказал Бернс. – Кто это?

– Согласись, что это не самый остроумный вопрос, лейтенант.

– Что вам надо?

– Нас никто не слышит, лейтенант? Мне совсем не хочется, чтобы кто-то из твоих коллег оказался в курсе наших проблем.

– Мои разговоры никто не подслушивает, – заверил Бернс.

– Ты уверен в этом, лейтенант?

– Не считай меня идиотом, – огрызнулся Бернс. – Говори, зачем звонишь.

– Ты поговорил с сыном, лейтенант?

– Да.

Бернс взял трубку в левую руку, вытер правую и снова перехватил трубку.

– Ну и что? Он подтвердил то, о чем я говорил тебе в прошлый раз?

– Он наркоман, – сказал Бернс. – Это правда.

– Какая жалость, лейтенант. Такой прелестный ребенок. – Голос неожиданно стал деловым. – Ты проверил отпечатки пальцев?

– Да.

– Они принадлежат твоему сыну?

– Да.

– Паршиво, лейтенант, ничего не скажешь.

– Мой сын с Эрнандесом не ссорился.

– У меня есть свидетель, лейтенант.

– Кто?

– Ты удивишься.

– Валяй, говори.

– Мария Эрнандес.

– Что?

– Да, она. Чем дальше, тем паршивее, верно? Единственный свидетель ссоры неожиданно умирает. Совсем паршиво, лейтенант.

– Мой сын был со мной в ту ночь, когда убили Марию Эрнандес, – спокойно сказал Бернс.

– И ты думаешь, присяжные поверят в это? – спросил голос. – Особенно когда узнают, что папочка скрывал важные улики. – Наступило молчание. – А может, ты уже рассказал в полиции об отпечатках пальцев твоего сына на том шприце?

– Нет, – ответил Бернс нерешительно, – не сказал. Слушай, чего ты хочешь?

– Я скажу тебе, чего я хочу. Ты ведь человек несговорчивый, верно, лейтенант?

– Чего ты добиваешься, черт бы тебя подрал? – взорвался Бернс. – Тебе деньги нужны? Я угадал?

– Ты недооцениваешь меня, лейтенант. Я...

– Алло? – вклинился новый голос.

– Кто это? – спросил Бернс.

– Прошу прощения, лейтенант, – сказал Кассиди. – Я должно быть, не туда вставил штырь. Я хочу связаться с Кареллой, ему звонит Дании Гимп.

– Тогда отключайся, Кассиди, – приказал Бернс.

– Да, сэр.

Щелчок в трубке подтвердил, что Кассиди отключился.

– Ладно, – сказал Бернс, – можно продолжать.

Ответа не было.

– Алло, алло!

Собеседник исчез. Бернс бросил трубку на рычаг и сидел какое-то время, мрачно размышляя. Когда через пять минут раздался стук в дверь, он уже пришел к решению: будь что будет.

– Войдите, – сказал он.

Дверь открылась. В кабинет вошел Карелла.

– Я только что говорил с Дэнни Гимпом, – сообщил Карелла и покачал головой. – Ничего утешительного. Он тоже не знает никакого Болто.

– Что поделаешь, – устало произнес Бернс.

– Так что я снова побегаю по парку. Может, увижу того мальчишку. Если его нет на прежнем месте, поищу где-нибудь еще.

– Хорошо, – сказал Бернс. – Сделай все, что в твоих силах.

Карелла повернулся, собираясь уходить.

– Став! – окликнул его Бернс. – Прежде чем ты уйдешь...

– Да?

– Я хочу, чтобы ты кое-что знал. Мне многое надо рассказать.

– О чем ты. Пит?

– Отпечатки пальцев на том шприце... – сказал Бернс, внутренне приготовившись к долгому и неприятному разговору. – Они принадлежат моему сыну.

Глава 13

– Мам!

Харриет стояла на нижней площадке и вслушивалась в голос сына, грустный голос, проникавший сквозь деревянную дверь и скатывающийся вниз по лестнице.

– Мам, поднимись! Открой дверь! Мам!

Она стояла тихо, крепко сжав руки и глядя тревожно перед собой.

– Мам!

– Что, Ларри? – отозвалась она.

– Поднимись сюда! Черт возьми, неужели ты не можешь подняться сюда?

Она тихо кивнула, хотя и знала, что он не видит ее, и начала подниматься по лестнице. В своей калмз-пойнтской юности эта полногрудая женщина слыла красоткой. Ее глаза и сейчас сохранили ясный зеленый оттенок, а вот рыжие волосы уже были разбавлены серебряными нитями да бедра стали толще, чем ей хотелось бы. Ноги, хотя и не такие сильные, как раньше, были по-прежнему хороши. Они подняли ее на второй этаж, она остановилась у комнаты сына и очень тихо спросила:

– Что случилось, сын?

– Открой дверь, – сказал Ларри.

– Зачем?

– Я хочу выйти.

– Отец не велел тебе покидать комнату, Ларри. Врач...

– Разумеется, мам, – начал Ларри на удивление спокойным, мирным голосом, – но это было раньше. Теперь я здоров, со мной все в порядке. Открывай дверь, мам.

– Нет, – сказала она твердо.

– Мама, – продолжал убеждать Ларри, – неужели ты не видишь, что со мной уже все в порядке? Честное слово, мам, глупостей не будет. Я в полном порядке. Только немного засиделся здесь. Хочется погулять по дому, размять ноги.