Только когда я смеюсь

Бейрут неизменно будет напоминать мне о войне. И вспоминаю я его не без теплых чувств. На войне все было так просто, перед тобой появлялась игрушка, в мозгу прокручивались десятки вычислений. Все расчеты оказывались как раз нужной сложности: не настолько просты, чтобы почувствовать себя чернорабочим, и не настолько сложны, чтобы погасить пыл. Нажимаешь кнопку – и игрушка исчезает в клубах дыма. Или не исчезает. Завтра будут другие макеты: танки, самолеты, дома и, может, даже люди. Не все ли равно, что? Тренажер готовит тебя к игре до тех пор, пока не стирается граница между учением и настоящим боем. А может, и нет никакой границы? Жизнь – это просто тренажер, цель появляется и, если расчет верен, исчезает в клубах дыма. Тренажер не обманывает, тренажер беспристрастен, тренажер будет существовать долго, когда меня уже не будет.

Студенты, читающие учебник войны, рассчитывающие отклонение, силу ветра и притяжение, нажимающие кнопки, которые могут превратить эти едва заметные точки в дым и разнести частицы праха по небосклону. И другие люди из других войн будут наблюдать, как песчинки света танцуют по темному экрану, как уходят в небытие зазеркальные города, звучно оповещая мир о своем исчезновении. Мишень есть, три секунды, бах. Мишень есть, три секунды, мишень снята. Я рывком отворил тяжелую дверь. Мишень снята. Я рывком отворил тяжелую дверь. Мишень пошла. Главный кассир направился ко мне. На прошлой неделе я пригласил его на обед и спросил совета по поводу инвестиций, а затем направил по его адресу ящик шампанского. Под одну из бутылок я подложил письмо, напечатанное на фирменной бумаге одной из крупнейших лондонских оптовых контор. Из письма становилось ясно, что, во-первых, шампанское посылается в дар, а во-вторых, я, Мистер Арчибальд Хаммет, влиятельный и богатый директор фирмы.

Главный кассир ни слова не сказал о найденном письме, но я заметил по перемене в его отношении, что он клюнул. В мои планы не входило выглядеть очень богатым человеком, – иначе я никогда не остановился бы во вшивой гостинице Кимона – но мне нужно было произвести впечатление серьезного бизнесмена. Банковские служащие часто с подозрением относятся к людям, которые не скрывают своего богатства, потому что получают от них выговоры и пинки каждый день.

Главный кассир улыбнулся и выразил надежду, что у меня все в порядке.

– Боюсь, я совершил нечто ужасное, мистер Солейман, – доверительно сообщил я.

– Я уверен, это не так, – запротестовал он.

– Речь идет о моем лондонском офисе, – начал я. – Они должны позвонить мне через несколько минут. – Тут я запнулся.

– Да, мистер Хаммет, – подбадривающе сказал Солейман.

– Они ведь думают, что я остановился в «Фенисии», – смущенно признался я. – Хотя на самом деле я живу в крошечной гостинице возле порта. И я попросил их, чтобы они позвонили мне сюда. – Я завершил свою тираду смущенной скороговоркой. – Сюда в банк.

– Понимаю, – кивнул мистер Солейман. – Мы с радостью предоставим вам наш телефон.

– Они должны позвонить в десять, – сказал я. Было без пяти.

– Добро пожаловать, мистер Хаммет, – улыбнулся мистер Солейман. – Почему бы вам не присесть немного? Как только вам позвонят из Лондона, я позову вас к телефону.

– Это очень великодушно с вашей стороны, – поблагодарил я.

Звонок раздался ровно в десять. Спенсер попросил к телефону мистера Хамида, и учитывая его характерный выговор, никто не усомнился, что это меня – Хаммета. Мистер Солейман провел меня к телефону в свой кабинет. Я взял трубку:

– Здравствуйте. Это Центральный банк, у телефона мистер Хаммет.

Телефонист объявил ему, что это Центральный банк, да он и сам слышал в трубке достаточно всякой суеты, чтобы убедиться, что действительно попал в банк.

– Так что, все в порядке, мистер Хамид? – справился Спенсер.

– Лучше и быть не может, мистер Спенсер, – ответил я.

– Тогда я вылетаю сегодня вечером. Прибуду в Бейрут завтра утром. Все готово для моего приезда?

– Да, если вы привезете необходимые документы и деньги, – ответил я и добавил: – Вы уже получили их у мистера Аплярда?

– Неужели я недостаточно ясно сказал, мистер Хамид, что эти деньги вкладываю я лично? Я сам вкладываю и делать все буду сам.

– Как скажете, Спенсер, – согласился я.

– Именно так и скажу. До завтра, Хамид. – Он повесил трубку.

Я в печальном раздумье не сводил глаз с телефона.

– Все нормально? – спросил мистер Солейман.

– Не совсем, дружище Солейман, – поникшим голосом проговорил я. – Видите ли, мой старший партнер, мистер Спенсер, – я показал на телефон, – это с ним я разговаривал. Он завтра прибывает в Бейрут.

– И это нехорошо?

– Все дело в той леди, с которой мы обедали на прошлой неделе, – признался я.

– Мисс Лиз?

– Да. Понимаете ли, Солейман, старина. Вы ведь светский человек и все такое…

– Я понимаю. – Солейман понял намек и выдал улыбку из «Тысячи и одной ночи».

– Спенсер знаком с моей женой… Послушайте, – резко остановился я. – Как вы считаете, это будет неприлично, если я не повезу его к себе в гостиницу? Думаете, будет странно, если я стану обсуждать дела за обедом? Нет, – ответил я сам себе. – Это будет странно. Он везет с собой кучу денег и документов. Он не согласится вести подобные разговоры в ресторане. Он сочтет это слишком рискованным.

– И будет прав, мистер Хаммет, – согласился Солейман.

Я угрюмо кивнул.

– Дело не только в моей жене, – продолжал я. – И у Лиз есть муж. Страшный парень. Настоящий негодяй, хотя я, наверное, не имею права так говорить. Громила совершенно неукротимого нрава.

Солейман вдруг заметил арабскую газету, торчащую у меня из кармана.

– Вы читаете по-арабски? – спросил он.

– Нет. Это для сына. Просто как сувенир.

Солейман кивнул, и мы оба молчали несколько минут. Было очень важно, чтобы Солейман увидел во мне респектабельного и сентиментального человека, от которого не может исходить никакой опасности. Он еще не прекратил сочувственно вздыхать, когда я отважился:

– Послушайте, Солейман, вы можете спасти меня, старина. Может, вы позволите мне воспользоваться вашим кабинетом здесь, в банке, на каких-то полчаса завтра? – Я говорил так быстро, что Солейман не успел ответить на мое предложение. – В конце концов, моя фирма собирается впредь довольно часто пользоваться услугами вашего банка, и, если мой партнер приедет сюда и увидит своими глазами, как хорошо у вас идут дела, он тоже убедится в разумности такого решения. Мы будем рады, если вы сможете присутствовать на нашей встрече. Вы сможете оказать нам такую честь?

– Наверное, – сдался Солейман.

Господи, здесь-то я и могу погореть! Я почувствовал, что краснею, и поспешил добавить:

– Совет банкира всегда кстати.

Солейман решил покориться неизбежному. Он развел руками, как человек, играющий на концертино. Это был жест арабского гостеприимства. Я изобразил на лице воодушевление, обхватил его плечи и коротко, но сильно обнял. На лице мистера Солеймана загорелось отражение моей собственной радости. Он улыбнулся. Значит, завтра я могу воспользоваться кабинетом мистера Солеймана. Может, он будет присутствовать при встрече. Если меня это обрадует, а это должно меня обрадовать, со мной будут обращаться как с лордом. За обедом, состоявшемся в тот же день, мы укрепили англо-арабские связи. Мишень, три секунды, бах.