Только не дворецкий

— Это Льюис Энстоун — вон тот, носатый, — сказал Тил, который знал абсолютно всех. — Он был бы одной из самых крупных шишек в Сити, если бы поменьше прикладывался к бутылке.

— А остальные двое? — спросил Святой без особого любопытства, потому что уже знал ответ.

— Мелкие рыбешки. Эйб Костелло — это высокий — и Жюль Хэммел.

Мистер Тил задумчиво пожевал свою мятную жвачку.

— Если с ними произойдет что-нибудь нехорошее, мне будет интересно узнать, где вы находились в этот момент, — добавил он с угрозой.

— Если что-нибудь и произойдет, то без моего участия, — смиренно сказал Святой.

Он закурил и без особого интереса посмотрел на троицу гуляк. Хэммела и Костелло он знал по приснопамятной истории с мистером Титусом Оутсом [107] , но мужчина, находившийся в особенно сильном подпитии, был ему неизвестен.

— Вы же понимаете, ребята, да? — жалобно говорил Энстоун, любовно обвив руками плечи своих гостей (только благодаря этому он и держался на ногах). — Это же бизнес. Я ведь не злой. Я жену люблю. И детей тоже. И вообще. Если смогу вам помочь — обращайтесь.

107

Отсылка к рассказу «The Unfortunate Financier» («Злополучный финансист»), напечатанному в том же сборнике, что и публикуемый рассказ.

— Вы так добры, дорогой друг, — сказал Хэммел с туманной торжественностью, типичной для того состояния, в котором он находился.

— Давайте вместе пообедаем во вторник, — предложил Костелло. — Поговорим кое о чем, что вас может заинтересовать.

— Ага, — сказал Энстоун нетвердо. — Пообе… пообедаем… Во вто… во вторник. Ик…

— И про детей не забудьте, — доверительно сказал Хэммел.

Энстоун хихикнул.

— Да уж не забуду! — сказал он и принялся старательно разыгрывать непонятную пантомиму: он сложил руку в кулак, поднял вверх большой палец, а указательный палец вытянул и направил между глаз Хэммелу.

— Руки вверх! — с серьезным видом скомандовал он и тут же снова впал в истерическое веселье, к которому присоединились его гости.

Они расстались у входа после многочисленных рукопожатий, похлопываний по спине и продолжительного пьяного веселья, и Льюис Энстоун осторожными неуверенными шагами направился к лифту. Мистер Тил взял новую пластинку жвачки и пренебрежительно скривился.

— Он здесь остановился? — спросил Святой.

— Он здесь живет, — сказал детектив. — Он здесь жил даже тогда, когда мы точно знали, что на его счетах нет ни пенса. Помню, однажды…

Он стал рассказывать длинную историю с горячностью человека, которого случившееся лично задело. Саймон Темплар слушал вполуха, но его слух был отлично натренирован: Святой умел в нужный момент напрячь внимание, если только дело принимало сколько-нибудь интересный оборот и могло закончиться приключением. В противном случае он оставался пассивен, куря сигарету и рассеянно глядя в пространство. Он обладал способностью думать о нескольких вещах сразу, и ему как раз было о чем поразмыслить. Где-то на середине рассказа он понял, что мистер Тил однажды потерял на бирже деньги из-за каких-то акций, которыми спекулировал Энстоун. Но в этой неудаче не было ничего, что могло бы привлечь его внимание, и негодующий монолог детектива давал ему прекрасную возможность спланировать еще несколько деталей атаки на очередную жертву.

— Вот так я и потерял половину своих сбережений, и теперь я вкладываю деньги только в государственные облигации, — мрачно заключил мистер Тил. Саймон сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в пепельницу.

— Спасибо за подсказку, Клод, — весело сказал он. — Я понял, что в следующий раз, когда я буду кого-нибудь убивать, вы бы предпочли, чтобы это был финансист.

Тил фыркнул и застегнул пиджак.

— Я бы предпочел, чтобы вы никого не убивали, — прочувствованно сказал он. — Мне пора идти домой, завтра рано вставать.

Они пошли к дверям, миновав стойку портье, рядом с которой стояла парочка скучающих и заспанных мальчиков-посыльных. Саймон уже прежде отмечал про себя их сонливость — так же механически, как отмечал цвет ковра, — но теперь он почувствовал в них перемену… Мальчики явно были чем-то взволнованы, один из них сказал что-то достаточно громко, так что Тил остановился и резко обернулся.

— Что случилось? — спросил он.

— Мистер Энстоун, сэр. Он только что застрелился.

Мистер Тил нахмурился. Для прессы, конечно, это будет новость, достойная передовицы; но его эта новость грозила лишить ночного отдыха, если он взвалит на себя это дело. Он пожал плечами.

— Пойду посмотрю, — сказал он.

Он представился, и его поспешно повели к лифтам. Мистер Тил грузно шагнул в ближайшую кабину, а Святой нахально последовал за ним. В конце концов, детектив же приглашал его заглянуть в следующий раз, когда будет расследовать дело… Тил положил руки в карманы и сонно уставился на улетающую вниз шахту лифта. Саймон старательно избегал его взгляда и был приятно удивлен, когда детектив обратился к нему почти добродушно:

— Я всегда подозревал — с ним что-то не так. Но ни с того ни с сего стреляться? Разве что он представил себе, с какой головой завтра проснется…

Казалось, гибель любого финансиста, какова бы ни была ее причина, — это благословение небес, которому мистер Тил втайне радовался вопреки всем законам морали. Ему не вполне удавалось скрыть эти личные чувства, но в остальном он был сама невозмутимость и бесстрастность. Он отослал сопровождавших его мальчиков и подошел к двери роскошного номера, в котором жил миллионер. Дверь была закрыта, изнутри не слышалось ни звука. Тил властно постучал: мгновение спустя дверь приоткрылась на несколько дюймов, и показалось бледное взволнованное лицо. Тил снова представился. Дверь отворилась шире, и за ней обнаружился обладатель взволнованного лица — помощник директора отеля. Саймон проследовал за детективом, стараясь выглядеть столь же официально.

— Будет страшный скандал, инспектор, — сказал помощник директора.

Тил бесстрастно посмотрел на него.

— Вы были здесь, когда это произошло?

— Нет, я был внизу, у себя в кабинете.

Удовлетворившись ответом, Тил прошел мимо него. Направо из роскошной прихожей вела еще одна дверь; через нее можно было увидеть другого солидного мужчину. У него было такое же бледное лицо, выражавшее то же сдерживаемое беспокойство, что и у помощника директора, по отношению к которому он держался с надменным превосходством. Даже если бы не его неброский черный пиджак и полосатые брюки, седые бакенбарды и холеные руки, он все равно выглядел бы внушительнее, чем помощник директора отеля — ведь он был помощник джентльмена.

— Кто вы? — спросил Тил.

— Меня зовут Фаулер, сэр. Я камердинер мистера Энстоуна.

— Вы были здесь, когда это произошло?

— Да, сэр.

— Где мистер Энстоун?

— В спальне, сэр.

Они проследовали за помощником директора обратно через прихожую. Тил остановился.

— Если вы мне понадобитесь, вы будете у себя в кабинете? — спросил он очень вежливо. Помощник директора исчез из виду, казалось, даже раньше, чем дверь номера захлопнулась за ним.