Только позови

Увлечься, собственно, было некем. Большинство девиц вне их знакомого привычного круга были крикливые, эксцентричные особы. Они и в подметки не годились тихой Мери Лу. Кроме всего, Лэндерсу было не до них. Время шло быстро и неумолимо, как в трагедии — или в паршивой военной ленте. У него будет вдоволь времени подумать о своих отношениях с женщинами, когда он начнет месить грязь в Кэмп О'Брайер. Уйма времени без увольнительных, без ничего, разве что по субботам. Приближающееся рождество Лэндерс встречал уже в реабилитационном центре, выполняя положенные гимнастические комплексы и пробежки по утрам. Нога работала отлично, гораздо лучше, чем предполагал Каррен.

Лэндерс ел рождественский ужин в казарме один, испытывая при этом какое-то болезненное наслаждение от того, что он позаброшен и ему плохо. В центре мало кто знал друг друга и никто не стремился завязать знакомства. Народ находился тут временно перед назначением в разные части. Все было обыкновенно и тоскливо. Индюшатина с подливкой, клюква, картофельное пюре и ямс — все это свинцовым комком давило в желудке.

В качестве рядового Лэндерс имел право на трехдневную увольнительную, чтобы провести праздники дома, но не имел никакого желания ехать к своим. Кроме того, ему не хотелось пропускать сборища в «Пибоди» или случай просто походить по Люксору. В гостинице он хотел было заказать настоящий праздничный ужин, но раздумал, поскольку не переварил еще тот, казарменный.

На рождество в газетах появились броские сообщения о предстоящем вторжении в Европу и были названы имена командующих экспедиционными силами США. «Айк поведет союзнические войска во Францию!» Эйзенхауэр, Омар Брэдли и Паттон отбыли в Англию. Общий кумир президент Рузвельт намеренно приурочил свое выступление к 24 декабря, дабы журналисты успели передать важное сообщение в рождественские номера своих газет.

Десятого января Лэндерс доложил в отделении личного состава при командовании Второй армии о прибытии для прохождения дальнейшей службы. Начальником отделения оказался его бывший первый сержант, теперь уорент-офицер Март Уинч.

Глава двадцать четвертая

— Как пить дать, свихнется парень. А может, уже, — говорил Стрейндж Уинчу по телефону, хотя яснее выразиться затруднялся, все больше мямлил и вякал. Сказал, правда, что под «свихнулся» он имеет в виду не совсем то, что обычно понимают. — Чертиков из бумаги не вырезает, ничего такого я за ним не замечал. Но рассуждает как-то нескладно, не уследишь. Понимаешь, тут словами трудно объяснить, и по виду ничего вроде не скажешь. А побудешь с ним, как я… — заключил он косноязычно.

— Хорошо, я прослежу. Обязательно прослежу, — озадаченно твердил Уинч, а сам гадал, снятся Лэндерсу такие же кошмары, как ему, или нет. Стрейндж вряд ли в курсе. Самому же выспрашивать не хотелось.

— Маловато я с ним общался последнее время, — виновато зудил Стрейндж.

— Да брось! Пора уже самому крутиться, не маленький.

В таком расположении духа Уинч и встретил Лэндерса, когда один из двадцати трех его подчиненных привел того к нему в кабинет в трехэтажном командном корпусе.

Лэндерс понятия не имел, что ему оказывают особую честь. Обычно никто из вновь прибывших не допускался выше чем до одного из двадцати трех делопроизводителей. Уинч и в глаза не видел новеньких. Но посвящать Лэндерса в эти тонкости он не собирался.

Мало того, у Уинча создалось определенное впечатление: если бы Лэндерс и знал, что для него сделано исключение, он не проявил бы к этому ровно никакого интереса и уж никак бы не растрогался от оказанной ему чести. Он, Уинч, дал четкие указания, что желает видеть рядового Лэндерса, как только он доложит о прибытии, а поганец, судя по всему, не придал этому никакого значения. Вдобавок опоздал на три дня, самовольная отлучка, обнаружил Уинч, изучая Лэндерсовы бумаги.

Лэндерс же в свою очередь был немало удивлен, о чем не догадывался Уинч. Он слышал от Стрейнджа, что их старшого произвели в уорент-офицеры и дали важный пост. Однако ему и в голову не приходило, что такой важный. Уинч занимал кабинет что тебе полковник.

— Ты, я вижу, малость подзадержался? — начал Уинч.

— Ага, три денька себе позволил — от них разве дождешься? Попрощаться со своей милкой решил.

— Попрощаться? От нее досюда всего тридцать пять миль.

— Не больше, — ответил Лэндерс и умолк.

Уинч испытующе смотрел на него. Лэндерс улыбался. Если старшой сам сообразить не может, что к чему, — чего ему объяснять?

— Понимаю. У тебя ведь нет машины, и увольнительные хорошо, если только по субботам будут.

— Именно, — подтвердил Лэндерс. — И она из нашей компании, из «Пибоди».

Уинч кивал, не сводя с него глаз.

— Втюрилась в меня по уши, — рассуждал тот. — Не могу же я просить ее, чтобы верность хранила. Не тот случай. И компания не та.

— И чтобы переехала поближе, сюда, к лагерю, — тоже не можешь, — язвительно ввернул Уинч.

— Говорил. Не хочет. Но я не в претензии. — Настроение у Лэндерса было благодушное.

— Поэтому, значит, и смылся на три дня в самоволку, чтобы попрощаться с ней? Чтобы все чин — чинарем, как у голубка с горлицей?

— Ясное дело.

— Очень мило. Просто замечательно.

— Невелик урон нашей боеспособности — я так считаю.

— Кончай, — перебил его Уинч. — С самоволкой мы уладим. Не выходя из этого кабинета. И вообще в этом кабинете можно уладить множество вещей.

— Вот как? — только и сказал Лэндерс. Он не ожидал и не хотел никакой помощи от Уинча, не нужна она ему. Но Уинч, кажется, этого не понимал, раз пошел развивать.

— Мы тут много что можем сделать для своих. Как говорится, мои друзья — твои друзья. А я в друзьях с Джеком Александером, вот и соображай… — Он умолк с многозначительной улыбочкой.

— Кроме того, она не знает, что со мной будет, куда меня отсюда пошлют.

— Можно сделать, что и не пошлют. Никуда не пошлют.

— Одно можно предположить — все равно в молотилку попадешь. А раз так, надо же по-хорошему попрощаться напоследок. Девчонка-то из «Пибоди». Своя в доску.

— Да-да, но я же говорю тебе ясным языком: можно сделать, что и не пошлют, — повторил Уинч громче. — Не исключено, что и машина будет, и увольнительных сколько хочешь.

— Правда? — вроде удивился Лэндерс. — Каким же это образом?

— Очень просто. Главное, меня держись. Квалификация у тебя — дай бог каждому. Никто и вякнуть не посмеет. Не успеешь оглянуться — снова три сержантские нашивки на рукаве. А там, глядишь, и еще пара. Так ведь с самого начала было задумано. Когда я с полковником Стивенсом насчет тебя обговаривал.