Только так. И никак иначе
Шрифт:
Народ усиленно закивал. Злата смотрела на них и видела восторженные лица девочек и довольные пацанов. Как же – такой сериал, такие перипетии и страсти без отрыва от учёбы. Простонав:
– Господи Боже милосердный, дай мне сил и терпения! Да побольше! – она плюхнулась на свой учительский стол и захохотала, закрыв красное лицо руками. Через несколько секунд отняла их и снова оглядела своих детей:
– Да-а-а, дети мои любимые, с вами не соскучишься.
– Ага. – Заявил окончательно распоясавшийся Годунов. – Но мы ж любя. Вы не сердитесь только. Но если мы вам правду не скажем, то кто скажет? А мы вот скажем! Я скажу, а народ не даст соврать. Мы ж вас пристроить хотим, чтобы вам хорошо было, чтобы любили вас, заботились о вас. Вам хорошо – и нам хорошо. Вы заслуживаете лучшего
– Ладно, - придушенно пробормотала Злата, - тогда я пойду… поломаюсь, то да сё… я ж у вас красавица… и человек хороший… До свидания! До понедельника!
Она схватила сумку, дублёнку, на бегу крикнула:
– Оля, Ира, вы сегодня дежурные! – и вылетела из кабинета, за дверью согнувшись пополам и нервно прыснув. – О Боже! Вот и дети выросли! Учат, как надо предложение принимать!
Ничего не подозревающий Павел с улицы с интересом и всё возрастающим недоумением наблюдал за происходящим на третьем этаже. Когда он приехал, в окне было видно лишь Злату, потом появилась одна мальчишечья голова, затем число наблюдателей резко так возросло, что он сбился со счёта. Сначала давешний герой-любовник и звезда хоккейной команды в одном лице Мишка, кажется, Хабаров, а потом и все остальные радостно махали ему руками, прыгали и что-то кричали. Злату он среди них не видел. Затем все головы дружно повернулись к нему затылками и так, то кивая, то качая, то отчаянно жестикулируя, немаленькие дети его соседки простояли какое-то время. Кроме затылков в низких больших окнах были видны ещё и спины, а так же филейные части разной степени упитанности. Затем загадочного поведения юноши и девушки снова обернулись и дружно прижались носами к стеклу, делая какие-то непонятные движения руками и старательно скашивая глаза направо. Павел растерянно поглядел туда и увидел, как с крыльца к нему стремительно спускается в распахнутой дублёнке Злата. Павел вопросительно посмотрел на Златиных учеников, те восторженно закивали. Он подошёл к остановившейся было Злате и взял её под локоть, другой рукой подхватив тяжеленную сумку с тетрадями. Наклонившись к самому смуглому ушку, шепнул голосом бесподобного Пирса Броснана в роли бесподобного же Джеймса Бонда:
– Не хочу вас пугать, Злата Андревна, но за нами наблюдают.
Она быстро глянула на него и в тон ему ответила:
– Догадываюсь. Но мы можем уйти садами-огородами. Я знаю тайный путь.
Не выдержав, они оба рассмеялись. Злата подняла глаза и погрозила своим ученикам пальцем. В ответ они, состроив самые невинные рожицы, стали махать им руками. И махали, не переставая, пока Павел сажал Злату в машину, пока они выезжали со двора, и до тех пор, пока не скрылись за углом дома.
– Да-а-а, - поражённо протянул Павел, - вот это работа у тебя. Никакой личной жизни. Одна общественная.
– Это точно. – Злата еле отдышалась от смеха. – Ты знаешь, в конце девятнадцатого – начале двадцатого века в Петербурге, если я не ошибаюсь, учителям было запрещено заводить семьи. И в Австро-Венгрии так же. Я раньше удивлялась. А когда пошла работать, поняла. Учитель редко когда может совмещать работу и семью не в ущерб ни той, ни другой. Или он настоящий учитель, и тогда страдает семья. Или он семьянин. Но тогда не учитель. Говорят же, что учительство – это не работа, а служение. Вот так и получается. Что или ты живёшь детьми, либо нет. Но тогда в первом случае они считают тебя немного своей собственностью. Или ты их не любишь. И тогда надо увольняться. – Она хмыкнула. Павел задумчиво покачал головой.
– А что же мы будем с этим делать, когда ты выйдешь за меня замуж?
Злата вытаращила глаза и уставилась,
хлопая ресницами, как Мальвина, на Павла.– Не так я собирался сделать тебе предложение, но раз уж такой разговор зашёл, не могу молчать. Выходи за меня замуж. Не буду врать, что лучше меня нет. Это вряд ли. Наверняка есть. Но зато я тебя люблю. И это совершенно точно.
Он приткнул машину у обочины и, обхватив рукой за плечи, притянул Злату к себе. Она с совершенно потрясённым видом поддалась и уткнулась холодным носом ему в шею. Сразу стало щекотно и сладко, Павел исхитрился, изогнулся и всё ж таки зарылся в её волосы лицом. Злата пискнула и горячо и совсем неромантично, неподходяще героине сериала про любовь, запыхтела, судорожно сглатывая.
– Ты что? – глухо пробормотал Павел в её волосы. – Плачешь, что ли?
– Ага. Я думала тогда, у Гарри, что ты про жениха просто так сказал, чтобы Гарри на место поставить и меня поддержать, - прошептала одними губами счастливая невеста, и хлюпнула конопатым носом.
– Ты зачем это? От горя, что ли? – он не мог, не хотел от неё оторваться и прижимался всё сильнее, то губами, то щекой, тоже с трудом сглатывая и резко вдыхая вкусный запах её волос, смешанный с автомобильным.
– Уку, – она покачала головой.
– Уку – это да или нет? Мне идти стреляться из табельного оружия Лялина или всё же выбраться из машины, орать от счастья дурниной, ликовать, скакать влюблённым сайгаком и целовать всех попавшихся под руку прохожих?
Злата хрюкнула, повозилась, достала своё лицо откуда-то у него из подмышки, и, часто хлюпая носом, пояснила:
– Уку – это нет. Нет, не от горя. Плачу, в смысле. А от счастья.
Подмосковье. Январь 1999 года. Вместе
– Эгей! Есть кто дома?! – зычно крикнул Павел, открыв дверь спиной и топая ногами в прихожей. Уставшая удивляться переменам, стремительно происходящим в её жизни, Злата, уцепившись ему за шею, сидела у него на руках. Павел, как вытащил её, упиравшуюся и отбрыкивающуюся, из машины, так и понёс через двор, взлетел на высокое крыльцо и вот теперь топтался у входа. – Ау! Лю-ди!
– Молчат. Но ведь если дверь открыта, значит, точно кто-то есть. Сейчас я вас познакомлю, - он подмигнул Злате, набрал в лёгкие воздуха и собирался завопить ещё раз, когда сверху раздались шаги и, свесившись через перила, голова в зелёном докторском чепчике, спросила:
– Здесь мы, чего бузишь, мальчик?
– Эдуард Арутюныч, голубчик, - Павел понабрался у своих стариков разных словечек и любил ими пользоваться, - а я вам сюрприз принёс!
Старик покопался в карманах, старательно нацепил очки и посмотрел вниз, – Павел был уверен, что проницательный армянин всё увидел и всё понял слёту, но раз тому захотелось устроить маленький спектакль, стоило подыграть. Поэтому Павел поднял Злату повыше на вытянутых руках и покачал из стороны в сторону:
– Вот сюрприз!
– Здравствуйте! – пискнула смущённая Злата.
– Кхе-кхе… Вижу, вижу… Хороший сюрприз… Девушка… Красавица… Здравствуйте, милое дитя! – Эдуард Арутюнович соблаговолил улыбнуться.
– Где же такие сюрпризы водятся? Я бы для младшего сына тоже взял. А то он у меня в девках засиделся.
– Э нет! Где водятся, там уже нет!
– Почему нет? – Злата подпрыгнула в руках Павла. – У меня три подруги незамужние. Могу познакомить!
Павел захохотал:
– Нет, вы только посмотрите на неё! Только что слова не могла сказать, а как только появилась возможность подруг пристроить, сразу голос прорезался. Умница ты моя! Настоящий друг!
«Умница» подала голос:
– Не мог бы ты меня поставить? А то как-то неудобно…
– Не мог бы. Пока. Эдуард Арутюнович, зовите остальных – будем знакомиться.
Знакомство происходило там же, в дверях. Павел так и не спустил с рук свою ношу, пока его старики гурьбой не собрались внизу. Когда, наконец, все были на месте, он торжественно произнёс:
– Прошу любить и жаловать! – поставил, наконец, до нельзя смущённую Злату на пол и слегка подтолкнул вперёд. – Злата. Моя невеста. Хозяйка дома. И почувствовал, как удовлетворённо вздохнул его Дом: вот и правильно, вот и хорошо, только так, и никак иначе.