Только тишина

Так. Дорожка эта выведет меня точно к шлюзу. Постою возле дверей, послушаю, не храпит ли он во сне. Погляжу, не его ли антенны выкидывают фокусы с моими датчиками.

Если же застану его не в гибернаторе, а перед пультом управления металлическими оленями, то…

Об этом пока не будем. Сперва его надо найти.

Угловые замеры потеряли смысл. Я пропустил один автомат вперед и двинулся следом по середине просеки. Выглядела она так, словно за ней перестали следить года четыре-пять назад. Именно так она и должна была выглядеть.

Я шел, не торопясь, все еще мокрый от пота и тающего снега. Дыша полной грудью. Истыканное иголками лицо горело теперь немилосердно. Я сбросил капюшон и расстегнул воротник куртки. Да, это весна.

Я уже приближался к вершине. В перспективе просеки уже виднелись верхушки деревьев, растущих на следующем холме. Они расступались по мере моего приближения, открывая все новые участки дороги. Лес выглядел изваянным из камня. В воздухе разлилась полнейшая неподвижность. Тропинка поросла невысокой травой вперемешку со мхом. Я шел по ней почти бесшумно.

Вершина была уже рядом. Я проделал еще несколько метров, когда неожиданно, без какой-либо видимой причины удущий впереди автомат остановился. Я сделал еще шаг и тоже остановился.

Несколько секунд было тихо. Потом я услышал шорох шагов.

Некто передвигался так же тихо, как кот. Меня охватило странное чувство. Немногого не хватало, чтобы рассмеялся. Так мягко двигаются люди, которых нет.

О тишине я не думал. Сейчас не до нее. С первого же мгновения я знал, что забавы кончились. И ждал теперь чего-то такого, что рано или поздно должно было случиться. Вопреки тому, что одна эта мысль граничила с безумием. Но сознание мое еще никогда не работало так ясно, как в это мгновение.

Я уперся взглядом в продолжение просеки. Правую руку опустил на рукоять излучателя. Шаги приближались. Из-за травяного покрова, которым была покрыта вершина лесистого холма, начала подниматься худая фигура. Сперва я видел лишь верх светлого, почти белого капюшона, потом — пятно лица, рубашку…

Пилот. На этот раз он не напоминал ни причудливо остановившейся серны. Ни оленя. Безразлично, живого — или металлического. Впрочем, он об этом и не заботился. И не производил впечатления удивленного встречей со мной.

Он сделал еще несколько шагов и остановился.

Я не двинулся.

Тишина. Только сейчас я понял, что колокола смолкли. Наверно, еще несколько минут назад, только я не обратил на это внимания.

Я напрягся. Меня тревожило то, что я не мог разглядеть его глаза. Теперь же я их видел. Они были прищуренными, словно человек смотрел на солнце. Но лицо его оставалось в тени. Мне пришлось изрядно напрячь зрение, прежде чем я понял, что оно кажется таким из-за загара и щетины.

Он поднял руку и шагнул мне навстречу. Остановился, будто ожидал приглашения.

Нет там никого. Галлюцинации.

А если, все же, есть — пусть что-нибудь сделает. Подпрыгнет. Засвистит. Сделает пару замечаний о погоде.

— Ты… ты из второго двадцатилетия? — начал он.

Его голос звучал довольно тихо. Но, несмотря на это, задействовал какие-то клеточки у меня в мозгу.

— Веди к себе, — твердо заявил я. — Мне надо взглянуть на твой передатчик.

Он обошел это молчанием. Сделал неопределенное движение головой и улыбнулся. Зубы у него были белые как у волка. Я опять не видел его глаз. Невольно шевельнул стволом излучателя. Его это остановило. Не дальше, чем в десяти метрах от меня. Автоматы ждали неподвижно. Для них он был всего-навсего человеком.

Он уперся глазами в излучатель. Какое-то время рассматривал его, потом поднял голову. Его правая бровь поползла вверх. Только теперь я заметил, что он невооружен.

— Я дежурил… перед тобой, — сказал он.

Ага. Передо мной. Потом залез в гибернатор, запрограммированный на шестьдесят лет. Именно потому стоит он теперь передо мной и улыбается. Точнее — улыбался несколько секунд назад.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Гумми, — тотчас же ответил он. — Можно проще: Гум.

— Из Централи?

Он неторопливо кивнул. Словно прикидывал, не о Центре ли Генетических Исправлений я говорю.

Колокола молчали. Меня это раздражало.

— Пытался лечиться? — проворчал я. — Или рукой махнул?

Он воспринял это без протеста.

— А ты? — спросил, понизив голос.

Надо же. Это становилось интересным.

Я довольно долго молчал, внимательно разглядывая его. Теперь я уже вполне четко различал глубокие, волнистые складки у него на лбу, морщины вдоль губ, которые делали его рот выпуклым и живущим самостоятельно от остального лица. Щеки запавшие и сероватые. Лицо покрыто щетиной или — скорее — скверно выбрито. Но самым интересным были его глаза. Широко раскрытые и подернутые мутноватой пленкой. Глаза человека, который без очков не разглядит и собственную руку.

— Нет, — произнес он наконец и как бы с жалостью. Ты — нет. Ты здесь слишком недавно… Года четыре, верно? Может, пять..?

— А ты не знаешь? — ласково поинтересовался я. — Славненько, — уже другим тоном. — Прогуляемся к тебе. Побеседуем. Только сперва я хотел бы глянуть на твой передатчик.

Он вздрогнул. На мгновение мне казалось — побледнел. Но я не мог в этом поручиться. Лицо его поблескивало как вода.

— Нет, — ответил он. — Нет, если можно.

Мои пальцы вернулись на свое место на рукояти излучателя.

— Веди, — спокойно приказал я. — Недолго — понятие относительное. Может, я здесь и недавно для кого-то, вроде тебя. Но достаточно давно, чтобы нажать на спуск, если мне покажется, что я должен это сделать.

Он застыл. Напружинился. Какое-то время мерил меня глазами. Глаза его превратились в щелочки.

— Ты туда не пойдешь, — заявил он. — Или — пойдешь один. Я не брал оружия, — добавил он, словно это что-то поясняло.

— Именно, — подхватил я. — Зато я взял. Ты… с кем-то?

Он заколебался. Губы дрогнули. Руки опустились. Он выглядел так, словно только что сбросил с плеч набитый железом рюкзак.

— Кто с тобой? — прошипел я. — Женщина?

Он облизнул губы и кивнул. Его глаза нацелились теперь на носки моих ботинок.

Тут мне это и пришло в голову:

— Уложил ее спать, верно? Запер в своем гибернаторе. Потому я и получил нормальную запись, кончающуюся тем, что люк закрывается. Все совпадает. Кроме личности спящего. И чего ради ты на это пошел? Зачем брал ее с собой, если теперь в любом случае остался один? Поругались? Или ей к мамочке захотелось?

Он громко сглотнул слюну. На лбу проступили капельки пота.