Толкование на Евангелие от Матфея. В двух книгах. Книга I

3. Если же Матфей повествует, что сотник сказал это не чрез друзей, но сам лично, то это не показывает никакого противоречия. Дело в том, оба ли евангелиста показали благорасположенность этого мужа и то, что он имел достойное мнение о Христе. Вероятно, что и сам он, после того как послал друзей, пришел и сказал то же. Если же Лука не упомянул об этом, а Матфей не упомянул о том, то произошло это не от их разногласия, но более оттого, что один восполнял то, что другой опускал. Смотри, как Лука обнаружил его веру и с другой стороны, сказав: отрок хотяшеумрети. Это не повергло сотника в отчаяние и не лишило надежды; но он и в этом случае надеялся, что отрок его останется в живых. Если же, по словам Матфея, Христос сказал: ни во Израили толики веры обретох, и тем показал, что он не был израильтянином, а Лука повествует, что он построил синагогу, то и здесь нет противоречия, поскольку можно было, и не будучи иудеем, построить синагогу и любить народ иудейский.

Но ты не просто исследуй слова сотника, а прими во внимание еще его положение как египетского начальника, и тогда увидишь добродетель этого мужа. В самом деле, начальствующие бывают весьма надменны и не унижаются в самых несчастиях. Так упоминаемый у Иоанна (царедворец) влечет Иисуса в дом, и говорит: сниди, – отрок мой при смерти (см.: Ин. 4, 49); напротив, сотник не так поступил, но гораздо лучше, нежели и этот царедворец, и те, которые спустили одр сквозь кровлю. Он не домогается телесного присутствия и не принес страждущего ко врачу; а это и показывает, что сотник не низко об Нем думал, но имел богоприличное мнение, когда говорит: токмо рцы слово. И не с начала говорит: рцы слово, но сперва рассказывает только о болезни, так как по великому смиренномудрию не ожидал, чтобы Христос тотчас его послушал и пошел к нему в дом. Вот почему, когда услышал уже слова Его: Аз пришед, исцелю его, тогда говорит: рцы слово. И болезнь не смущала его, но он и в несчастии любомудрствует, имея в виду не столько здоровье отрока, сколько то, чтобы не показать в действиях своих чего-либо неблагоговейного. Хотя он и не настаивал, но Христос обещал. А он и при этом опасался, чтобы каким-либо образом не выйти из пределов собственного достоинства и не обременить себя каким-либо тяжким поступком. Видишь ли его благоразумие? Посмотри на безумие иудеев, которые говорят: он достоин, чтобы Ты оказал ему милость. Надлежало бы прибегнуть к человеколюбию Иисусову, а они выставляют достоинство человека, сами не зная, с какой стороны должно выставить его. Напротив, сотник иначе поступил: он сознавал себя весьма недостойным не только благодеяния, но и того, чтобы принять Господа в дом. Потому-то, сказав: отрок мой лежит, не прибавил: рцы, опасаясь сделаться недостойным принятия дара, но рассказал только о своем несчастии. Когда же увидел милосердие Христово, то и в этом случае не настаивал, но соблюл приличную себе меру. А если бы кто спросил: для чего Христос взаимно не почтил его? – мы ответили бы, что Он, напротив, много почтил его: во-первых, тем, что изъявил согласие, как видно это особенно из того, что не пошел в дом; а во-вторых, тем, что ввел его в Царство и предпочел всему народу иудейскому. Зато, что Он признал себя недостойным даже принять Христа в дом, удостоился получить Царство и блага, которыми наслаждается Авраам. Почему же, скажет кто-либо, прокаженный, показавший больше того, не был похвален? Он не сказал: рцы слово, но, – что гораздо более, – пожелай только, как то пророк говорит об Отце: вся, елика восхоте, сотвори (Пс. 113, 11). Но и прокаженный был похвален. Когда Спаситель сказал: принеси дар, егоже повеле Моисей, во свидетельство им, то этими словами выразил не иное что, как то, что ты обвинишь их, потому что ты уверовал. С другой стороны, не все равно было – уверовать иудею, и – тем, кто вне народа иудейского. А что сотник не был иудеем, это видно как из того, что он сотник, так и из сказанного о нем: ни во Израили толики веры обретох.

4. Подлинно, весьма много значило, что человек, не из числа иудеев, имел столь высокую мысль о Христе. Мне кажется, он имел представление о воинствах небесных, или о том, что болезни, смерть и все прочее также подчинено Христу, как ему самому воины. Потому Он и говорил: ибо и аз человек есмь под властию учинен, – то есть, ты – Бог, я – человек; я – под властью, Ты же – не под властью. Итак, если я, будучи человеком и находясь под властью, столько могу, то гораздо более можешь Ты, будучи Богом и не находясь под властью. С особенною силою он хочет убедить Его в том, что он представляет это не как пример сходный, но как несравненно высший. Если я, говорит он, будучи равен подчиненным и находясь под властью, при малом преимуществе начальства имею такую силу, что никто мне не противоречит, но что я приказываю, то и делают, хотя бы и различны были приказания (глаголю сему: иди, и идет; и другому: прииди, и приходит), то гораздо большую силу имеешь Ты. Некоторые же читают это место и таким образом: аще бо аз человек сый, и, отделив эти слова знаком, присоединяются: под властию имый под собою воины. Но ты обрати внимание на то, как ясно показал он, что Христос может управлять смертью как рабом и повелевать как Владыка. Когда он говорит: иди, и идет, прииди, и приходит, то выражает этими словами такую мысль: если Ты повелишь смерти не приходить к нему, она не придет. Видишь ли, какую он имел веру? Он уже ясно открыл то, что впоследствии всем должно было открыться, то есть что Христос имеет власть над смертью и жизнью и может низводить во врата ада и возводить. И не только упомянул о воинах, но и о рабах, – что служит знаком большего послушания. Но, несмотря на то, что он имел столь великую веру, он почитал себя еще недостойным. Христос же, показав, что он достоин того, чтобы прийти в дом его, сделал гораздо более, когда удивлялся ему, хвалил его и даровал ему более, нежели сколько он просил. Он пришел искать телесного здоровья отроку, а возвратился, получив Царствие. Видишь ли исполнение сказанного: ищите Царствия Небеснаго, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33). Как скоро сотник явил великую веру и смирение, Христос даровал ему Небо и, сверх того, возвратил здоровье его отроку. И не этим только почтил его, но и засвидетельствованием, что он вводится в Царствие и какие люди из него изгоняются. Отсюда Христос для всех уже делает известным то, что спасение – от веры, а не от дел закона. Потому дар этот предложен будет не только иудеям, но и язычникам, и последним более, нежели первым. Не подумайте, говорит, что так случилось только с сотником; то же будет и со всею вселенною. Здесь пророчески говорит Он о язычниках и им подает благую надежду. Между следовавшими за Ним были и жители Галилеи языческой. Говорил же Он это для того, чтобы не оставить и язычников в отчаянии и смирить гордость иудеев. Но чтобы Своими словами не оскорбить слушателей и не подать никакого им повода к сопротивлению, для этого Христос вводит речь о язычниках не в самом начале, а когда случай к тому подал сотник; и не прямо выражает имя язычников. Не сказал: многие из язычников, но: многие от восток и запад, – что означает язычников. А таким образом не оскорбил слушателей, поскольку сказанное было прикрыто. И не этим только смягчает кажущуюся новость учения, но и тем, что вместо Царствия упомянул о лоне Авраамовом. И это имя для них было неизвестно; между тем напоминание об Аврааме сильнее угрызало их. Потому и Иоанн сначала ничего не сказал о геенне, но, что особенно их оскорбляло, говорил: не начинайте глаголати, что чада сомы Авраама (Мф. 3, 9). Вместе с тем Христос имеет в виду и другое, именно – чтобы не показаться противоречащим древним уставам. Действительно, кто удивляется патриархам и недра их называет наследием добрых, тот совершенно уничтожает такое подозрение. Итак, никто не должен думать, что здесь одна только угроза. Иудеям возвещается сугубое наказание, язычникам – сугубая радость: первым – потому, что они не только отпали, но и отпали от своего; а последним – потому, что они не только получили, но и получили то, чего не ожидали. К этому присоединяется третье – то, что последние получили принадлежащее первым. Сынами же Царствия Спаситель называет тех, кому было уготовано Царствие. Это особенно сильно уязвляло иудеев, когда, показав, что по обетованию они пребывают в недрах Авраама, вслед затем тотчас же и исключает их. Далее, так как это изречение было приговором, то Христос утверждает его знамением, – как равно и знамение подтверждает предсказанием, впоследствии исполнившимся.

5. Итак, кто не верит исцелению отрока, тогда бывшему, тот пусть верит в него на основании предсказания, ныне исполнившегося. В самом деле, предсказание прежде события для всех объяснилось знамением тогда бывшим. Потому-то Спаситель прежде изрек пророчество, а потом исцелил расслабленного, чтобы будущее подтвердилось настоящим, и меньшее – большим. Что добродетельные наслаждаются благами, а злые претерпевают несчастия, это не заключает в себе никакой несообразности, но согласно и с разумом, и с силою законов. А укрепление расслабленного и воскрешение мертвого – превыше естественных сил. И однако, к этому великому и чудному делу немало содействовал сотник, что и Христос показывая, сказал: иди, и якоже веровал ecu, буди тебе! Видишь ли, как исцеление отрока обнаружило и силу Христову, и веру сотника, и утвердило будущее? Или, лучше, все это возвещало силу Христову, потому что Он не только исцелил тело отрока, но посредством чудес привлек и душу сотника к вере. Но ты взирай не на то только, что один уверовал, а другой исцелился, но и подивись скорости, которую показывая, евангелист говорит: и исцеле отрок сей в той час, – как и о прокаженном сказал, что он тотчас очистился. Христос являл силу не только чрез исцеление, но и чрез то, что производил его нежданно и мгновенно. И не этим только приносил Он пользу, но и тем, что во время совершения чудес часто предлагал учение о Царствии и всех привлекал к нему. Даже и тем, которым Он угрожал извержением, угрожал не для того, чтобы извергнуть, но чтобы, устрашив словами, привлечь к Царствию. Если же отсюда иудеи не получали никакой пользы, то во всем виновны сами они и все страждущие их болезнью неверия. Всякому известно, что то же случилось не только с иудеями, но и с уверовавшими. Иуда был сыном Царствия и вместе с прочими учениками слышал: сядете на двоюнадесяте престолу (Мф. 19, 28), однако сделался сыном геенны. Ефиоплянин же, будучи варваром и одним из тех, которые пришли от восток и запад, удостоился венцов вместе с Авраамом, Исааком и Иаковом. То же и ныне между нами происходит. Мнози бо, говорит Господь, будут перви последний, и последни первии (Мф. 19, 30). Это сказал Он для того, чтобы как последние не предавались беспечности, как не имеющие сил возвратиться, так и первые не надеялись бы на себя, как твердо стоящие. О том же предвещал раньше и Иоанн, говоря: может Бог от камения сего воздвигнути чада Аврааму (Мф. 3, 9). Так как этому надлежало совершиться, то заранее и предвозвещается, для того, чтобы никто не смутился странностью вещи. Но Иоанн, как предтеча, говорит о том как о возможном; а Христос – как о несомненно имеющем быть, и доказывает это делами.

Итак, если стоим, не будем надеяться на себя, но будем говорить себе: мняйся стояти, да блюдется, да не падет (1 Кор. 10, 12); а если лежим, то не будем отчаиваться, но будем говорить себе: еда падали не востает? (Иер. 8, 4). Действительно, многие, достигнув до самой высоты Неба, показав всякое терпение, живя в пустынях и не видав женщины даже во сне, но несколько вознерадев, преткнулись и дошли до самой бездны зла. Другие, напротив, из этой бездны возвысились к Небу, и от позорища и от места пляски обратились к жизни ангельской, и столь великую явили добродетель, что изгоняли демонов и совершали много других подобных знамений. Такими событиями исполнено Писание, такими примерами исполнена наша жизнь. Любострастные и изнеженные заграждают уста манихеев, которые злобу почитают неизменною, которые служат дьяволу, расслабляют руки желающих упражняться в добре и низвращают все уставы жизни. Те, которые внушают такие убеждения, не только причиняют вред в будущем, но и здесь, по возможности, все низвращают. Как кто-либо из порочных будет стараться о добродетели, когда он возвращение к добродетели и изменение на лучшее почитает невозможным? Если и теперь, когда и законы существуют, и наказания угрожают, когда многих возбуждает слава, когда ожидается геенна и обещается Царствие, когда злые осуждаются, а добрые восхваляются, – если и теперь некоторые едва решаются на подвиги добродетели, то, по уничтожении всего этого, что воспрепятствует всеобщему растлению и гибели?

6. Итак, познав коварство диавольское и то, что как указанные люди, так и те, которые силятся утвердить учение о судьбе, мыслят противно и языческим законодателям, и Божественным изречениям, и естественному разуму, и общему мнению всех людей, и варварам, и скифам, и фракиянам, и всем вообще, – будем, возлюбленные, бодрствовать и, оставив всех этих противников истины, будем шествовать тесным путем с упованием и страхом: со страхом – по причине стремнин, отвсюду предстоящих; с упованием же – потому, что Иисус предходит пред нами. Пойдем с трезвостью и бодрствованием. Если кто хотя несколько задремлет, тотчас низринется. Мы не осмотрительнее Давида, который, несколько вознерадев, низвергнулся в самую бездну греха. Впрочем, он и восстал скоро. Взирай поэтому не на то только, что он согрешил, но и на то, что он очистил свой грех. Для того написана и история его падения, чтобы ты не на падение его взирал, но удивлялся его восстанию; чтобы ты знал, как после падения должно тебе восставать. Как врачи, выбирая самые трудные болезни, описывают их в книгах и научают других способу врачевания, чтобы последние, узнав труднейшие болезни, удобнее могли преодолеть слабейшие, так точно и Бог сделал явными самые великие грехи для того, чтобы те, которые впадают в малые грехи, могли чрез то удобно исправлять их. В самом деле, если могли быть очищены большие грехи, то тем более меньшие. Итак, рассмотрим, как тот блаженный муж изнемог и как он восстал в скором времени. Какой же был образ изнеможения? Он учинил прелюбодеяние и убийство. Я не стыжусь громогласно возвещать об этом: если Дух Святой не почел постыдным изложить всю эту историю, то тем более нам не должно скрывать ее. Поэтому я не только возвещаю об этом, но нечто и еще присоединяю. Те, которые скрывают падение Давида, весьма помрачают добродетель этого мужа. И как умалчивающие о сражении его с Голиафом лишают его немалых венцов, так точно поступают и те, кто оставляют без внимания настоящее повествование. Может быть, мои слова кажутся странными? Но подождите немного, и вы узнаете, что это сказано нами справедливо. Я для того увеличиваю грех и представляю дело в более странном виде, чтобы в большем обилии приготовить врачевство. Итак, что же мне присоединить? Добродетель мужа. Это увеличивает и вину его: неодинаково ведь осуждается все во всех. Сильнии бо, говорит Писание, сильно истязани будут (Прем. 6, 6). И: ведевый волю господина своего, и не исполняющий, биен будет много (Лк. 12, 47). Следовательно, большее ведение служит причиною большего наказания. Поэтому иерей, впадающий в одинаковые грехи с подчиненными себе, не одинаковым с ними подвергается наказаниям, но гораздо тягчайшим. Может быть, вы, видя, что вина возрастает, трепещете и устрашаетесь, и удивляетесь мне, как будто бы я хожу по стремнинам; но я столько уверен в праведнике, что простираюсь еще далее. Чем более увеличу вину, тем более в состоянии буду восхвалять Давида. Но можно ли, спросят, сказать что-либо более этого? Можно. Именно: как Каин учинил не только убийство, но и худшее многих убийств, – поскольку он убил не чужого, но брата, и брата не обидевшего, но обиженного, не после многих убийц, но первый изобрел таковое злодеяние, – так и здесь преступление состояло не в одном только убийстве, потому что не простой человек учинил его, но пророк, убил не обидевшего, но обиженного, поскольку этот последний был уже обижен в то время, когда была похищена жена, и таким образом к этому преступлению Давид присоединил еще новое. Видите ли, как я не пощадил праведника и как без всякого послабления рассказал его проступки? Несмотря, однако ж, на это, я так надеюсь защитить его, что, невзирая на столь великую тяжесть греха, желал бы, чтобы здесь находились как манихеи, весьма издевающиеся над ним, так и зараженные учением Маркиона, чтобы мне совершенно заградить их уста. Они говорят, что Давид учинил убийство и прелюбодеяние. А я не только то же говорю, но и доказал, что убийство его было двойное, как потому, что убит был обиженный, так и потому, что высоко было достоинство согрешившего.

7. Не одно и то же значит, когда отваживается на такие преступления человек, удостоившийся Духа, столько облагодетельствованный, имеющий великое дерзновение, притом в таком возрасте, – и когда то же самое делает тот, кто лишен всего этого. И при всем том, доблестный этот муж достоин величайшего удивления, потому именно, что он, ниспадши в самую глубину зла, не упал духом, не отчаялся и не остался ниц лежащим, получив от дьявола столь опасную рану, но скоро, даже тотчас, и с великою силою нанес ему более опасную рану, нежели какую получил. Случилось то же самое, как если бы во время сражения и в строю какой-либо варвар вонзил копье в сердце мужественного воина или, оставив в груди его стрелу, присоединил к прежней другую опаснейшую рану, а получивший эти тяжкие раны, весь обливаясь потоками крови, проворно встал бы и, пустив копье в своего врага, тотчас бы поверг его замертво на землю. Так точно и здесь, чем большую представишь рану, тем более удивительною покажешь душу уязвленного, – поскольку он, несмотря на эту тяжкую рану, имел силу встать среди строя и повергнуть того, кем был поражен. Как это важно, особенно знают те, которые впадают в тяжкие грехи. Подлинно, не столько тогда открывается мужественная и твердая душа, когда кто-либо без падений пробегает путь (потому что таковой имеет спутником своим благую надежду, возбуждающую, ободряющую, укрепляющую и делающую его ревностнейшим), сколько тогда, когда кто-либо, после бесчисленных венцов, многих трофеев и побед, претерпевая крайний урон, опять может вступить на прежние пути. Для большей ясности я постараюсь предложить вам другой пример, не менее важный, в сравнении с первым. Вообрази, что какой-нибудь мореплаватель, бывший на бесчисленных морях, проплывший все море, после многих бурь, подводных камней и волн, имея много товара, стал бы утопать при самом входе в пристань и едва с нагим телом избег бы этого опасного кораблекрушения: в каком он будет расположении к морю, к плаванию и к морским опасностям? Не обладая особенно сильным характером, захочет ли он когда-нибудь посмотреть на берег, на корабль, на пристань? Не думаю; он скроется, будет лежать, не различая дня от ночи и от всего отказываясь, – предпочтет лучше жить милостынею, чем приняться за прежние труды. Не таков был блаженный Давид; но, после бесчисленных трудов и подвигов, претерпев ужасное кораблекрушение, не скрылся, а извлек корабль и, распустив паруса и взявшись за кормило, принялся за прежние труды – и опять собрал богатство, большее прежнего. Если стоять и после падения не лечь навсегда – достойно удивления, то каких венцов достоин тот, кто тотчас же встает и совершает великие дела? Много было для Давида побуждений к отчаянию: и, во-первых, великость греха; во-вторых, то, что он потерпел это крушение не в начале жизни, когда больше надежд, а под конец, – ведь и купец, претерпевший кораблекрушение тотчас же по выходе из пристани не одинаково скорбит с тем, который после бесчисленных куплей попал на подводный камень; в-третьих, то, что он претерпел это уже после того, как собрал великое богатство. В самом деле, немало у него было тогда сокровищ: были, например, сокровища, которые приобрел он в первом возрасте, когда был пастухом, – в сражении с Голиафом, когда поставил блистательный трофей, – в мудром обращении с Саулом. Поистине, Давид показывал евангельское великодушие, когда тысячекратно имея в руках врага, всегда щадил его и лучше решил лишиться отечества, свободы и самой жизни, нежели умертвить того, который несправедливо строил ему козни. Немало также он имел добродетелей после принятия Царства. Кроме всего сказанного, и худое мнение народа, а равно и лишение столь блистательной славы – производили немалое смущение. Не столько украшала его порфира, сколько покрывало стыдом пятно греха.

8. Вы, конечно, знаете, как тяжко бывает тому, чьи грехи разглашаются, и какое великое мужество требуется от такого человека, чтобы после всеобщего обвинения и после того, как много находится свидетелей его преступлений, не упасть духом. Но тот доблестный муж, извлекши из души своей все эти стрелы, столько после того просиял, так омыл пятно, так очистился, что и по смерти заглаждал грехи своих потомков. И что сказал Бог об Аврааме, то же говорит и о Давиде, – и о нем даже гораздо более. О патриархе Он говорит: я вспомнил завет, иже ко Аврааму (Исх. 2, 24); говоря же о Давиде, не о завете говорит, а о чем? Ради Давида раба Моего защищу град сей (4 Цар. 19, 34). И, по благоволению к нему, не попустил лишиться Царства Соломону, столь тяжко согрешившему. И до того велика была слава Давида, что Петр, после столь многих лет произнося к иудеям речь, так говорит: достоит рещи с дерзновением к вам о патриарсе Давиде, яко и умре и погребен бысть (Деян. 2, 29). И Христос, беседуя с иудеями, показывает, что он после греха удостоился такой благодати Духа, что и опять сподобился пророчествовать о Его Божестве. Заграждая его пророчеством уста их, Он говорил: како убо Давид Духом Господа Его нарицает, глаголя: рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене (Мф. 22, 43–44). И что совершилось над Моисеем, то и над Давидом. Подобно тому, как Бог, против воли Моисея, по великой Своей любви к этому праведнику, наказал Мариам за обиду брата, так скоро отмстил и за Давида, оскорбленного сыном, хотя Давид того и не желал. И этого достаточно, чтобы доказать добродетель этого мужа, и это даже более чем что-либо другое может служить доказательством ее. Когда Бог утверждает, тогда не нужно более исследовать. Если же хотите подробно знать мудрость Давида, то, прочитав историю его после греха, можете увидеть его упование на Бога, любовь, возрастание в добродетели и тщание до последнего издыхания. Итак, имея такие примеры, будем бодрствовать и остерегаться от падения. Если же и случится нам пасть, то не будем лежать. Я не для того упомянул о преступлениях Давида, чтобы повергнуть вас в беспечность; но для того, чтобы большее произвесть опасение. Если даже этот праведник, несколько вознерадевши, подвергся таким страданиям и получил такие раны, то чего не потерпим мы, каждодневно предающиеся беспечности? Итак, познавши его падение, не предавайся нерадению, но представь, сколько совершил он и после него, сколько пролил слез, сколь великое являл раскаяние, день и ночь испуская источники слез и омывая ими постель, и сверх того, облекаясь во вретище. Если же для него потребно было такое поведение, то как можем спастись мы, несмотря на множество преступлений, не имеющие сокрушения? Кто еще имеет великие добродетели, тот удобно может покрыть ими грехи; не имеющий добродетелей, откуда бы ни был поражен стрелою, получает смертельный удар. Итак, чтобы этого не случилось, вооружим себя добрыми делами, и, если учиним какое-либо преступление, будем очищать себя, чтобы, проведши настоящую жизнь во славу Божию, удостоиться нам наслаждения будущею жизнью, которую все мы да сподобимся получить, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа XXVII

И пришед Иисус в дом Петров, виде тещу его лежащу, и огнем жегому. И прикоснуся руце ея, и остави ю огнь: и воста, и служаше Ему (Мф. 8, 14–15)

Изъяснение 8, 14–22. С какою быстротою совершались Христом исцеления. – Болезни телесные суть следствия грехов. – Христос ничего не делал из тщеславия. – Христос привлекал народ не только чудотворениями, но и приятностью своего вида. – Вопрошавшим Христос давал ответы сообразно их внутреннему расположению. – Заботы о духовном должно предпочитать всему остальному. – Живущие во грехах хуже мертвецов.

Марк, желая показать евреям, говорит: и абие (Мк. 1, 30); а Матфей описал только чудо, не означивши времени. Другие говорят, что больная даже просила Его; но Матфей и об этом умолчал. Впрочем, в этом нет разногласия: одно происходит от кратости, а другое от полноты повествования. Но для чего Христос вошел в дом Петров? Мне кажется, для принятия пищи; на это указал и еванглист, когда сказал: воста, и служаше Ему. Христос останавливался у учеников, как, например, и у Матфея, когда его призвал, чтобы чрез то почтить их и сделать усерднейшими. Но ты и здесь заметь Петрово почтение к Нему. Имея тещу, лежащую дома в сильной горячке, он не привел Его в дом свой, но ожидал, пока будет окончено учение и исцелятся все прочие; и тогда уже, когда Он вошел в дом, начал просить Его. Так он с самого начала научался предпочитать выгоды других своим. Итак, не Петр приводит Его в дом, но Он Сам по собственной воле пришел, после того как сотник сказал: несмь достоин, да под кров мой внидеши, показывая, сколько Он благоволил к ученику. Но представь, каковы были домы этих рыбаков; при всем том Христос не гнушался входить в их бедные хижины, научая тебя во всем попирать человеческую гордость. Иногда Он словами только исцеляет, иногда и руку простирает, иногда делает и то и другое, чтобы видимо было врачевание Его. Он не хотел всегд чудодействовать необычайным образом, но Ему надлежало еще всегда скрываться, и особенно при учениках, потому что они в великой радости все бы рассказали. И это видно из того, что, по восшествии на гору, Он почел за нужное объявить им, чтобы они никому не сказывали. Итак, коснувшись тела, Он не только прекратил горячку, но и вполне возвратил здоровье. Так как болезнь была незначительна, то Он явил Свое могущество в способе лечения, чего не могло бы сделать врачебное искусство.

Вам известно, что и по освобождении от горячки больным требуется много времени для того, чтобы прийти в прежнее здоровье. Но тогда все зараз последовало. И не здесь только случилось это, но и на море. И там Он не только укротил ветры и бурю, но тотчас остановил и самое движение волн, что было также странным. (Обычно) и после того, как буря прекратится, волны еще долго колеблются. Но у Христа не так; у Него все вместе прекращалось. Так именно случилось и с этою женою. Указывая на это, евангелист и говорит: воста, и служаше Ему, – что было знаком и силы Христовой, и расположения жены, которое она оказывала ко Христу. Отсюда мы можем рассматривать и то, что Христос по вере одних дает исцеление другим (здесь именно просили Его другие, как то было и с отроком сотника). Впрочем, Он благодетельствует, если только желающий исцеления не упорствует в неверии, а только или по причине болезни не может прийти к Нему, или по причине недедения и незрелого возраста не имеет о Нем высокого понятия. Позде же бывшу, приведоша к Нему бесны многи, и изгна духи из них словом, и вся болящия исцели; да сбудется реченное Исаием пророком, яко недуги наша прият, и болезни понесе (Мф. 8, 16–17). Видишь ли, как многие наконец уверовали? Они не хотели удалиться, хотя время и побуждало к тому, и не почитали неблаговременным приводить вечером больных своих. Заметь, о каком множестве исцеленных евангелисты умалчивают, когда не говорят нам и не повествуют о каждом порознь, но одним словом переходят неизреченное море чудес. Потом, чтобы величие чуда не повергло в недоверие, что Он такое множество и от столь различных болезней освободил и и сцелил в одно мгновение времени, евангелист приводит пророка, свидетельствующего о случившемся, показывая тем, что доказательство, заимствованное из Писания, во всяком случае, важно и не ниже самых знамений. Исайя сказал, говорит он, что Христос недуги наша прият, и болезни понесе. Пророк не сказал: освободил, но – взял и понес: это, мне кажется, сказано пророком более о грехах, согласно со словами Иоанна: се, Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1, 29).