Толкователь болезней

— Так все-таки в грузовике или в телеге? — иногда поддразнивали ее дети, игравшие в переулке в полицейских и воров.

На это Бури-Ma отвечала, тряся свободным концом сари, чтобы зазвенели ключи от сундуков:

— Какая разница? Одна холера! Хочешь верь, хочешь не верь, а я хлебнула такого горя, что вам и не снилось.

В общем, Бури-Ma здорово привирала. Противоречила сама себе. Немало прибавляла для красного словца. Но тирады ее представлялись столь убедительными, а переживания столь неподдельными, что отмахнуться от нее не хватало духу.

Возможно ли, чтобы бывшая землевладелица стала уборщицей? Эта мысль неизменно занимала господина Далаля с третьего этажа, когда он проходил мимо Бури-Ma по дороге в офис и из офиса, где служил счетоводом у оптового торговца, продающего резиновые шланги, трубы и клапаны на Колледж-стрит.

Увы, скорее всего, она сочиняет небылицы, оплакивая потерю семьи, — дружно решило большинство живущих в доме женщин.

А старый господин Чаттерджи приговаривал: «Жизнь жестоко обошлась с Бури-Ma, но она жертва коренных перемен». Он не выходил со своего балкона и не открывал газет со времени обретения Индией независимости, но, несмотря на это, а может быть, и благодаря этому его мнение весьма уважали.

И в конце концов жильцы рассудили, что, видимо, Бури-Ma когда-то работала на Востоке прислугой у зажиточного заминдара и потому приукрашивала свое прошлое со знанием дела. Громогласные фантазии самозванки никому не мешали. Все соглашались, что это увлекательнейшее представление. В качестве платы за место под почтовыми ящиками она содержала извилистую лестницу в безукоризненной чистоте. В основном жильцам нравилась Бури-Ma, которая каждую ночь спала у входа с раздвижными решетками, охраняя спокойствие обитателей дома.

Воровать в доме было нечего. Телефон имелся только на втором этаже у вдовой госпожи Мисры. И все же жильцы были благодарны Бури-Ma за то, что она следит за порядком в переулке, отсеивает разносчиков, продающих расчески и головные платки, может мгновенно вызвать рикшу, а также обратить своей метлой в бегство подозрительных типов, которые сворачивают в переулок, чтобы плюнуть, помочиться или еще как-нибудь напакостить.

Короче говоря, с годами Бури-Ма взяла на себя обязанности дурвана, то есть привратника. Хотя это считалось неженской работой, она ревностно исполняла данную роль и стояла на часах с не меньшим усердием, чем швейцары на Нижней Кольцевой дороге, или в Джодхпур-парк, или в любом другом богатом районе.

На крыше Бури-Ma развесила одеяла на бельевой веревке, натянутой по диагонали с одного угла парапета до другого. Они загородили вид на телевизионные антенны, рекламные щиты и своды моста Ховра вдалеке. Бури-Ма обозрела горизонт со всех четырех сторон. Потом повернула кран в основании бака с водой, вымыла лицо, ополоснула ноги, потерла двумя пальцами зубы. После этого начала тщательно выбивать одеяла метлой. Время от времени она останавливалась и, прищурившись, разглядывала цемент крыши, надеясь обнаружить виновников своей бессонницы. Это занятие так ее поглотило, что она не сразу заметила госпожу Далаль с третьего этажа, которая пришла выставить поднос с солеными лимонными корками сушиться на солнце.

— Какие-то твари, живущие в этих одеялах, не дают мне спать по ночам, — сообщила Бури-Ма. — Вы кого-нибудь видите?

Госпожа Далаль весьма благоволила Бури-Ма; иногда она приносила ей имбирную пасту, чтобы добавлять в рагу.

— Я ничего не вижу, — через некоторое время сказала госпожа Далаль. У нее были прозрачные веки и очень тонкие пальцы ног, все в кольцах.

— Значит, у них есть крылья, — заключила Бури-Ма. Она стучала метлой по ткани и изучала облака пыли. — Разлетаются, паршивцы, пока я их не раздавила. Только посмотрите на мою спину! На ней, наверно, живого места нет от укусов.

Госпожа Далаль приподняла ткань сари Бури-Ма — дешевый белый материал с каймой цвета грязного пруда. Она осмотрела кожу над и под блузой такого фасона, который давно не продается в магазинах. А потом сказала:

— Бури-Ма, ты все выдумываешь.

— Говорю вам, эти насекомые поедают меня живьем.

— Наверно, это просто потница, — предположила госпожа Далаль.

Бури-Ma потрясла свободным концом сари, погремев ключами, и возразила:

— Я знаю, как выглядит потница. Это не она. Я уже три, а то и четыре ночи без сна. Как тут сосчитаешь? Раньше я спала в чистой постели. У нас было белье из муслина. Хочешь верь, хочешь не верь, а москитные сетки были мягкими, как шелк. Такая роскошь вам и не снилась.

— Действительно, не снилась, — повторила госпожа Далаль. Она опустила свои прозрачные веки и вздохнула. — Я об этом и мечтать не могу, Бури-Ма. Я живу в двух обветшалых комнатах с мужем, который торгует запчастями для унитазов.

Госпожа Далаль отвернулась, взглянула на одеяло и пробежала пальцами по строчке. Потом спросила:

— Бури-Ma, сколько времени ты спишь на этой постели?

Бури-Ма приложила палец к губам и ответила, что не помнит.

— Так почему ты ничего не говорила? Думаешь, мы не в состоянии подарить тебе новые одеяла? Или клеенку, если уж на то пошло? — Она, казалось, оскорбилась.

— Это ни к чему, — ответила Бури-Ма. — Они теперь чистые. Я выбила всех букашек метлой.

— Не вздумай отказываться, — настаивала госпожа Далаль. — Тебе нужна новая постель. Одеяла, подушка. Шерстяное покрывало на зиму. — Она пересчитывала необходимые вещи, касаясь большим пальцем подушечек пальцев на другой руке.

— По праздникам мы кормили в доме бедняков, — произнесла Бури-Ма. Она наполняла ведро углем из кучи на другом конце крыши.

— Я поговорю с господином Далалем, когда он придет с работы, — крикнула госпожа Далаль, спускаясь по лестнице. — Загляни ко мне попозже. Я дам тебе соленых огурцов и целебный порошок для спины.

— Это не потница, — повторила Бури-Ма.

Во время сезона дождей на коже действительно часто высыпала потница. Но Бури-Ма предпочитала искать причину напасти — туловище и лысеющую голову жгло как огнем, она из ночи в ночь ворочалась в постели, лишившись сна, — в менее очевидных явлениях.

Уборщица размышляла над этим, подметая лестницу, — она всегда наводила чистоту сверху вниз, — когда пошел дождь. Ливень зашлепал по крыше, как мальчишка в слишком больших чеботах, и смыл лимонные корки госпожи Далаль в желоб. Пешеходы не успели еще открыть зонты, как вода хлынула за воротники, в карманы, в обувь. Во всех окрестных домах люди захлопнули скрипучие ставни и прикрепили их завязками от нижних юбок к оконным решеткам.

Бури-Ма в это время сосредоточенно мела площадку второго этажа. Она взглянула на крутой марш лестницы и, когда ее оглушил звук падающей воды, поняла, что ее одеяла превращаются в желе.

Но, вспомнив обещание госпожи Далаль, она продолжила как ни в чем не бывало сметать со ступеней пыль, окурки и обертки от леденцов, пока не достигла почтовых ящиков на первом этаже. Чтобы защититься от ветра, Бури-Ма порылась в корзинах, выудила оттуда газеты и заткнула ими ромбовидные отверстия в раздвижных решетках. Потом поставила вариться обед — готовила она на ведре с углем, раздувая огонь веером из пальмового листа.