Толкователь болезней

Снова пришли дожди. Под протекающим навесом, прикрыв голову газетой, Бури-Ма сидела на корточках и наблюдала, как муравьи строем шагают по бельевой веревке, неся в челюстях яйца. Влажный ветер ласкал спину. Запас газет подходил к концу.

Утра тянулись долго, дни еще дольше. Бури-Ма забыла, когда последний раз пила чай. Она уже не вспоминала ни о мытарствах, ни о лучших временах, а думала только о том, когда наконец вернутся Далали и привезут ей новую постель.

На крыше становилось все более неуютно, и, чтобы размять ноги, Бури-Ма стала гулять днем по окрестностям. С метлой в руке, в испачканном отпечатками газетного шрифта сари, она бродила по рынкам и начала тратить сбережения на маленькие радости: сегодня пакетик воздушного риса, завтра горсть кешью, в другой раз стакан тростникового сока. Однажды она дошла до книжных киосков на Колледж-стрит. На следующий день забралась еще дальше — на продуктовый рынок в районе Боубазар. Там она стояла, обозревая торговые ряды с джекфрутом и хурмой, и вдруг почувствовала, как кто-то дергает свободный конец ее сари. Опустив глаза, она увидела, что остатки сбережений и ключи от сундуков пропали.

Когда в тот день Бури-Ма вернулась к подъезду с раздвижными решетками, ее поджидали жильцы дома. Гневные крики разносились по подъезду, гулко повторяя одну и ту же новость: раковину с лестницы похитили. В недавно побеленной стене красовалась огромная дыра, и оттуда торчало переплетение труб и резиновых шлангов. На площадке валялись куски штукатурки. Бури-Ма крепче вцепилась в свою метлу и не произнесла ни слова.

В горячке негодования жильцы практически на руках подняли Бури-Ма по лестнице на крышу, посадили у одного конца бельевой веревки, а сами, сгрудившись у другого, стали кричать на нее.

— Это все она! — вопил один, указывая на Бури-Ма. — Вот кто навел воров! Где она была, вместо того чтобы охранять вход?

— Уж сколько дней Бури-Ма слоняется по улицам и разговаривает с незнакомцами, — доложил другой.

— Мы дали ей пристанище, делились углем. Как она посмела так подло надуть нас? — желал знать третий.

Хотя никто из них не обращался напрямую к Бури-Ма, она ответила:

— Поверьте мне, поверьте, я не общалась с ворами!

— Мы годами выслушивали твое вранье, — заявили жильцы. — И теперь ты ждешь, что мы тебе поверим?

Упреки посыпались вновь. Как они объяснят кражу Далалям? В конце концов обратились за советом к господину Чаттерджи, сидевшему на балконе и наблюдавшему за дорожным затором.

Один из жильцов второго этажа сказал:

— Бури-Ма навлекла на наш дом опасность. У нас есть ценные вещи. У вдовы Мисры имеется телефон, а она живет одна. Как нам поступить?

Господин Чаттерджи взвесил доводы. Раздумывая, он поправил шаль, наброшенную на плечи, и окинул взглядом леса из бамбука, выстроенные вокруг его балкона. Ставни за его спиной, которые, сколько он себя помнил, стояли некрашеные, теперь сияли свежей желтой краской. Наконец он изрек:

— Жизнь жестоко обошлась с Бури-Ма. Но это давно известно. Зато наш дом преобразился. И такому зданию требуется настоящий дурван.

И тогда жильцы сбросили ведро и тряпье, корзины и тростниковую метлу с лестницы к почтовым ящикам и вышвырнули все это через ворота с раздвижными решетками в переулок. Вслед за вещами выкинули и саму Бури-Ма. Все горели желанием начать поиски настоящего дурвана.

Из кучи скарба Бури-Ма взяла только свою метлу.

— Поверьте, поверьте!.. — повторяла она, удаляясь.

Бури-Ма потрясла свободным концом сари, но он был пуст.

СЕКСИ

Это был худший кошмар любой замужней женщины. Лакшми рассказала Миранде, что после девяти лет брака муж ее двоюродной сестры встретил другую. Он сидел рядом с ней в самолете из Дели в Монреаль и, вместо того чтобы лететь домой к жене и сыну, вышел с новой знакомой в Хитроу. Оттуда он позвонил супруге и сообщил, что у него состоялся разговор, изменивший его жизнь, и что ему требуется время, чтобы разобраться в себе. Сестра Лакшми слегла.

— И немудрено, — сказала Лакшми. Она взяла горсть острой смеси, которую постоянно жевала; Миранде эта закуска из нутовой лапши, орехов и изюма напоминала пыльные оранжевые хлопья для завтрака. — Представь себе: англичанка, вдвое моложе его.

Лакшми, ненамного старше Миранды, уже вышла замуж. К перегородке ее рабочего места, располагавшегося рядом с ячейкой Миранды, была прикреплена фотография, изображающая их с мужем на белой каменной скамье на фоне Тадж-Махала. Лакшми не меньше часа висела на телефоне, пытаясь успокоить сестру. Никто этого не заметил; они работали на общественной радиостанции в отделе привлечения финансирования, и все вокруг проводили день в телефонных разговорах с потенциальными спонсорами.

— Ребенка жалко, — добавила Лакшми. — Он уже много дней из дома не выходит. Сестра говорит, что не может даже отвезти сына в школу.

— Ужас, — согласилась Миранда.

Обычно болтовня Лакшми по телефону — в основном с мужем: что приготовить на ужин? — отвлекала Миранду от составления писем или обращений к подписчикам с просьбой увеличить годовой взнос в обмен на холщовую сумку или зонтик с логотипом радиостанции. Через тонкую стенку, разделявшую их столы, она отлично слышала Лакшми, которая то и дело сдабривала речь индийскими словами. Но в тот раз Миранда не слушала. Она сама беседовала по телефону с Девом, договариваясь о вечерней встрече.

— С другой стороны, несколько дней дома ему не навредят. — Лакшми взяла еще горсть закуски и убрала пакет в ящик стола. — Он вроде вундеркинд. Мать у него пенджабка, отец бенгалец, а в школе мальчик учит английский и французский, так что уже сейчас говорит на четырех языках. Кажется, он перескочил через два класса.

Дев тоже был бенгальцем. Поначалу Миранда думала, что это вероисповедание. Но затем он показал ей на карте, опубликованной в журнале «Экономист», область Индии под названием Бенгалия. Дев специально принес журнал к ней домой, поскольку у Миранды не было ни атласа, ни других книг с картами. Показал город, в котором родился, и другой, где родился его отец. Один из городов был обведен рамкой, призванной привлечь внимание читателей. Когда Миранда спросила, что значит эта рамка, Дев, свернув журнал в трубочку, произнес: «Тебе не стоит этим заморачиваться», — и в шутку шлепнул ее по голове.

Перед уходом он выбросил журнал в мусорное ведро вместе с тремя окурками — во время своих визитов он всегда выкуривал три сигареты. Но после того как его машина скрылась в дали авеню Содружества, направляясь к дому в пригороде, где он жил с женой, Миранда извлекла журнал, стряхнула с обложки пепел и завернула в обратном направлении, чтобы разгладить. Она легла в постель, все еще измятую после страстного свидания, и принялась изучать границы Бенгалии. Южнее располагался залив, а севернее — горы. Карта прилагалась к статье о каком-то Грэмин-банке. Миранда перевернула страницу, надеясь увидеть фотографию города, где родился Дев, но обнаружила только графики и таблицы. И все же она стала всматриваться в них, думая тем временем о Деве, о том, как всего пятьдесят минут назад он клал ее ноги себе на плечи, прижимал ее колени к груди и говорил, что никогда не сможет насытиться ею.

Они познакомились неделю назад в универмаге «Файлинс». Во время обеда Миранда заглянула в цокольный этаж купить колготки со скидкой, после чего поднялась на эскалаторе в отдел косметики, где мыла и кремы сияли на витрине, как драгоценные камни, а тени для век и пудра переливались, подобно засушенным бабочкам за стеклом. Хотя Миранда никогда не покупала ничего, кроме губной помады, девушке доставляло удовольствие гулять по узкому тесному лабиринту, который был знаком ей лучше, чем весь остальной Бостон. Ей нравилось проталкиваться мимо топчущихся на каждом шагу женщин, которые брызгали духи на полоски картона и водили ими в воздухе; иногда она находила сложенные полоски в кармане пальто через несколько дней, и подвыветрившийся сочный аромат согревал ее, когда холодным утром она ждала автобуса.