Толмач
Шрифт:
– Зачем ты допускаешь это, великий Эрликхан? Зачем ты выпустил поверженного твоим отцом Дракона-Мармара из преисподней?
Властитель ада молчал.
– Я понимаю, – вздохнул Курбан, – ты хочешь отомстить орусам и эдженам за предательство, но ведь они – твои братья. Вас всех вскормила одна грудь!
Он знал, что если спросить божество от чистого сердца, оно обязательно ответит, как бы ни было оно далеко. Прислушался и ничего в ответ не услышал; властитель ада Эрлик-хан не считал нужным объясняться со смертным.
– А главное, – задумчиво закончил Курбан, – они все когда-нибудь будут в твоей власти. Разве нет? Так зачем торопить время?
Военный
Однако патрульным катастрофически не повезло. Их сразу же едва не снесла орда высыпавших из теплушек китайцев, а когда патрульные сумели вырваться за пределы этого бессмысленно гомонящего живого потока, экспедиции капитана Загорулько уже не было – ни людей, ни лошадей, ни груза.
Надеясь, что Загорулько придет отметиться в комендатуру, патрульные вернулись и узнали, что посыльный от капитана уже заезжал и, судя по его словам, отряд должен был выехать за город – ставить лагерь, но вот куда именно за город, никто не ведал.
В принципе, в комендатуре знали, что экспедиция Загорулько намерена войти в Китай в районе станции Пограничной, и начальник патруля принял единственно верное решение: идти вдоль строящихся путей.
Менее чем через час лагерь был найден. Однако оказалось, что поручик отпросился у начальника экспедиции до утра, а где он может находиться, не знает никто – разве что сопровождавший поручика все это время толмач-тунгус.
Совершенно взмыленный, злой от череды неудач начальник патруля кинулся искать тунгуса, нашел, но даже после целой серии как перекрестных, так и наводящих вопросов тот так и не сумел вспомнить, ни где конкретно они с поручиком расстались, ни куда тот отправился. А значит, придется ждать до утра, и еще неизвестно, каков будет результат. Если этот Семенов и впрямь такой уж матерый преступник, он может запросто отправиться не в Китай, вместе с экспедицией, а, скажем, во Владивосток, а затем и в Японию.
Пахло полным поражением. Хотя мизерный шанс арестовать поручика еще оставался.
Когда Курбан увидел, как начальник патруля делит подчиненных на группы, рассылая их по ближайшим ямкам и ложбинам, а затем и сам в паре с ближайшим помощником устраивается на ночь в засаде, он только улыбнулся. Кто-кто, а уж он-то знал: там, где подключены такие могущественные силы, как сам Бухэ-Нойон, все эти детские хитрости помогают не больше, чем оружие без пороха или молитвы без веры.
«Надо бы Семенова стороной провести…» – почему-то по-русски подумал Курбан.
Он быстро окинул чистый осенний небосвод взглядом, и в знак одобрения и поддержки небо мгновенно прочертила падающая звезда. И тогда дождавшись, когда казаки в лагере совсем успокоятся и затихнут, а засада, окончательно замерзнув, потеряет всякую бдительность, Курбан закинул за плечо дорожный мешок и тихонько тронулся мимо клюющих длинными носами постовых.
В заполненном военными новеньком строительном бараке было душно, крепко накурено, но весело. После шестой бутылки смертельно уставшего
от нескольких недель беспрерывной дороги, да еще и пришедшего с холода Семенова совсем развезло, и он смеялся почти каждой шутке и восторженно охал над каждой новостью.– Ты знаешь, что теперь титул корейского короля Коджона – Истинный Хан? – беспрерывно демонстрировал свою осведомленность Гришка.
– Не-а, – простонародно выдыхал Семенов. – А Корея теперь что – Казанское ханство?
– Не-е, не Казанское, – хихикал Гришка. – Корея теперь – Великое Ханство Тэ-Хан. Вообрази!
Поручик пытался вообразить, но быстро признавал свое полное поражение. Представить короля Кореи Великим Ханом не получалось. Ну никак!
«Господи! О чем я думаю?!»
Гришку снова понесло, но поручик Семенов уже сосредоточился и невероятным усилием воли собрал всю свою волю в кулак.
– Я попал в беду, Гриша, – членораздельно произнес он. – Ты понял?
– Помогу, – все еще витая в пьяной эйфории, пообещал Гришка. – А в чем проблема? Досрочный чин задерживают?
Семенов стиснул зубы.
– Меня выгнали из армии, Гриша. Совсем.
– А как же… – тряхнул головой Гришка и вдруг протрезвел. – Стоп! Ты хочешь сказать, что ты здесь – не от Главного штаба?! А что же ты делаешь в отряде Загорулько?!
– Я обычный охранник, Гриша, – досадливо цокнул языком Семенов. – Поручик в отставке. Мне, правда, Энгельгардт обещал помочь, но его убили. И теперь я даже не знаю, как быть.
Гришка посерьезнел.
– За что тебя выгнали?
– Я в адмирала Алексеева врезался на бегу.
Гришка распахнул глаза и вдруг булькнул.
– Нет… что… правда?! – и вдруг захохотал в голос. – Ну, ты даешь! Я думал, ты секретный протокол врагу продал! А ты! В Алексеева! Хо-хо-хо!..
– Ничего смешного! – обиделся Семенов.
– Из-ви-ни… – булькнув еще два-три раза, посерьезнел Гришка и вдруг досадливо поморщился. – Знаешь, если честно, Алексеев – это даже серьезнее, чем измена Родине. Нет, я, конечно, попробую помочь… Ты слишком хороший офицер, чтобы из-за такого г…
– Тс-с! – одернул его Семенов, и Гришка воровски огляделся по сторонам и перешел на шепот.
– Я пока ничего не обещаю, но… В общем, подожди меня здесь. Я скоро приду.
Курбан прекрасно запомнил разговор Семенова со своим другом и сообразил, где расположен упомянутый в разговоре барак, довольно быстро. Собственно, уже по яркому электрическому свету, пьяным голосам и оберткам от шоколада было ясно, что здесь не китайские кули [9] живут. Он встал неподалеку от двери, обдумывая, что лучше сказать поручику, чтобы тот сам, по своей воле вернулся в лагерь другой дорогой. Но пока духи-подсказчики молчали и по-настоящему хороших мыслей не было.
9
Кули – грузчики, носильщики
Дверь барака широко распахнулась, и из нее вдруг вывалился офицер – тот самый, что говорил с Семеновым. Это был знак – определенно.
Офицера вырвало, и он, явно чем-то недовольный, причем чем-то только что происшедшим, двинулся прочь от барака и почти сразу же увидел Курбана.
– А ну, иди сюда, узкоглазый! – властно подозвал он его к себе.
Курбан вежливо поклонился и подошел.
– Что, сука, шпионишь?!
Курбан растерялся. В доме православного попа он узнал огромное количество слов, но это было совершенно новым и на слух каким-то нерусским.