Толстый – повелитель огня
Шрифт:
Сашка понял, что он сморозил глупость, и поспешил исправиться:
– Не, его зовут Толстый, а Тонкий – так зовут меня…
Секунду врач смотрел на Сашку и крыса, видно, перерабатывая информацию, потом переспросил:
– Так Толстый или Тонкий?
– Толстый. А я – Тонкий… Вы сказали: «кличка – фамилия», я и растерялся.
– Понял! – хохотнул врач. – А имя у тебя есть?
– Саша.
– Вот тебе лекарство, Саша, мажь, как я написал. Через четыре дня заходи. Ошейник не снимать!
Сказал он это вовремя, потому что верный крыс уже порывался стянуть ошейник задними
– Опилки из клетки убрать, – сказал врач, заметив такое дело. – Следи, чтобы он ни обо что не вытирался. – И, как для маленького, добавил: – От этого зависят результаты лечения.
Саня кивнул, поблагодарил, расплатился с врачом и поскорее вышел в вестибюль, чтобы не задерживать остальных.
– Ну как? – спросила хозяйка кошки.
Тонкий достал верного крыса в новом ошейнике и предъявил.
– Чего только не придумают! – хохотнул хозяин пита и пошел в кабинет.
– Мы тоже пойдем, – сказал Сашка и еще раз повторил: – Спасибо.
Он сунул Толстого за пазуху и вышел на улицу.
Уже стемнело. Лабашов еще не подъехал, видимо, тетя Лена живет довольно далеко. А может, он в пробке застрял? Это не есть здорово! У Сашки к Лабашову дело, не терпящее пробок.
Мимо пролетали машины, мигая фарами, проходили люди, смеясь и болтая, уже вышел из клиники пит в сопровождении хозяина и, не заметив Сашку, поскакал в другую сторону. Наконец, рядом замигал поворотник «Москвича».
Лабашов отстегнул «собачку» передней двери, и Тонкий не заставил себя упрашивать. Плюхнулся на сиденье и выдал:
– Привет.
– Виделись, – буркнул Серега и тронулся с места. – В Горбунок?
– Сперва к тебе, – нагло заявил Тонкий и пощупал в кармане обрывки фотоснимка, стыренного у Васнецова. – Я должен тебе кое-что показать. Если получится.
– А сейчас показать нельзя? – не понял Лабашов.
Тонкий почувствовал себя немножко балбесом, но признался:
– Сначала склеить надо. – Для убедительности он достал из кармана пару обрывков и показал их Лабашову: – Тут парень один. Или не один.
– Я должен его узнать?
– Ага. Наводчика во дворе университета помнишь?
Лабашов кивнул и газанул так, что Сашку откинуло на сиденье.
Толстый недовольно высунул морду из-за пазухи. Из-за глухого ошейника виднелся лишь кончик его носа с шевелившимися угольками усов. Лабашов заметил и оценил:
– Ух ты, как его вырядили! Что врач сказал?
– Что он побывал в печке или костре.
– Да?! Во люди!
Не очень-то хотелось Сашке поддерживать беседу. Разочарований в людях на сегодняшний день ему хватило выше крыши. Хотя, справедливости ради, хорошие тоже встретились. Лабашов, ветеринар, зверохозяева из очереди…
– Хороших все равно больше, – ответил Тонкий, и Лабашов с ним согласился, хоть и не видел очереди в клинике.
Дорога из города была свободной, машина летела, останавливаясь только на светофорах. Пока они ехали, Сашка успел рассказать о пожаре, о Васнецове, о дерзком разграблении Толстым мусорной корзины на КПП, об отвлекающем объекте «Бабушка-1».
О контролерше только не рассказал – меньше всего хотелось ее вспоминать.Лабашов кивал и присвистывал, время от времени вставляя реплики вроде: «Везет тебе на приключения, парень!» и «Ну надо же!» Потом он поделился подробностями своего визита к Роману Петровичу: оказывается, Лабашову уже показывали фотки незнакомых людей, чтобы тот опознал наводчика.
– Не было его там, Сань! А может, я забыл, как он выглядит! Там снимки такие страшные, черно-белые…
– У меня цветной, – успокоил его Тонкий, но тут же добавил: – А еще – рваный и групповой.
Лабашов сделал паузу, внимательно рассмотрел светофор впереди, словно сомневался, не путает ли он цвета, и выдал:
– Я буду повнимательнее рассматривать, может, повезет.
На том они и порешили. Нехорошие мысли все равно терзали Тонкого: а вдруг обрывков не хватит или самое важное лицо на снимке окажется невосстановимо разорванным?
За окном пробегали деревья, их становилось все больше и больше, кирпичные дома постепенно сменились бревенчатыми и сборно-щитовыми. Машина резко свернула с дороги, и Тонкий понял, что уже совсем скоро они приедут.
Глава XXIV
Ваня снова удивляет
Лабашов вышел из машины, чтобы открыть ворота. Ворота услужливо скрипнули, Серега снова плюхнулся за руль, и машина нырнула во двор.
– Заходи, будь как дома! – Серега остановил машину, и Тонкий вышел на воздух.
Кусты негостеприимно щетинились в темноте. То ли шиповник, то ли розы, но – очень колючие. Тонкий, пока выходил из машины, успел подцепить на куртку пару солидных шипов.
– Осторожнее здесь, – запоздало предупредил его Лабашов.
Перед самой мордой машины белел щитовой домик.
– Проходи, я машину загоню. Выключатель справа, ключ – под половиком.
У самого дома свечкой торчал высокий куст жасмина, нелепый среди парников (парники тоже были). А чуть поодаль… Тонкий решил этого не замечать.
Он поднялся на крыльцо, пошарил под половиком, достал ключ… И в сотый раз подумал об этой опрометчивой деревенской привычке – запираться кое-как. Лабашов – студент, вроде не дурак, а все туда же: ушел и повесил на дверь амбарный замок: «Смотрите, соседи и домушники, меня нет дома!» Ключ под половичок спрятал: «Заходи кому не лень под этим половичком копаться!»
Ржавый замок легко поддался, Тонкий открыл дверь, шагнул в сени и нашарил на стене выключатель.
Дощатый пол и стены, выкрашенные коричневой краской, нитяной коврик с батареей ботинок и кучей тапочек. Дверь в комнату.
Сашка переобулся, прошел и стал снова обшаривать стену.
– Левее, – подсказал вошедший Лабашов. – Ага.
Зажглась лампочка, Тонкий оказался прямо в комнате. Диван, стол, искусственный камин, обогреватель, холодильник. Компьютера не наблюдалось, и это было, вообще-то, нездорово, но лишь бы нашелся клей.
– Садись, – суетился Лабашов. – Ужинать будешь? Я днем картошки наварил…
– Клей лучше дай, – перебил его Тонкий. – Я только тебе их покажу, и мне надо будет опять к Витьку…