Том 01: "Копи царя Соломона", "Священный цветок", "Дитя из слоновой кости"
Шрифт:
Амбопа поступает к нам в услужение
Чтобы добраться морем от Кейптауна до Дурбана, нужно затратить четыре-пять дней – это зависит от погоды и скорости судна. В Ист-Лондоне[16] строительство порта еще не завершено, хотя на него истрачено много денег. Вместо того чтобы причаливать к пристани в прекрасно оборудованном порту, о котором давно прожужжали все уши, пароходы и сейчас бросают якорь вдали от берега. Если на море волнение, то порой приходится ждать сутками, пока наконец буксиры с шлюпками за пассажирами и грузом смогут отойти от берега. Но нам, к счастью, ждать не довелось.
Когда мы подошли к Ист-Лондону, море благоприятствовало, и буксиры, тянущие за собой вереницу безобразных плоскодонных шлюпок, не заставили себя ждать. С нашего парохода в страшном
Я стоял на палубе и наблюдал, как вдребезги разбился ящик с четырьмя дюжинами бутылок шампанского и искристое вино брызнуло и запенилось по дну грязной грузовой шлюпки. Ужасно досадно было смотреть, как бессмысленно пропадает столько вина! Это быстро сообразили и находившиеся в лодке грузчики-кафры. Они нашли две случайно уцелевшие бутылки, отбили у них горлышки и выпили все до дна. Шампанское ударило им в голову, и они сразу же опьянели. Этого кафры никак не ожидали: в страшном испуге они начали кататься по дну лодки, крича, что добрый напиток «тагати», то есть заколдован. Я вступил с ними в разговор и подтвердил, что они выпили самую страшную отраву белого человека и должны умереть. В диком ужасе кафры налегли на весла, и лодка помчалась к берегу. Я уверен, что никогда в жизни они не дотронутся больше до шампанского.
Всю дорогу в Наталь я думал о предложении сэра Куртиса. Первые дня два мы не затрагивали этого вопроса, хотя и были все время вместе. Я рассказывал сэру Генри и капитану Гуду о своих охотничьих приключениях, причем ничего не выдумывал и не преувеличивал, как имеют обыкновение делать охотники. Считаю, что не имеет смысла нам, африканским охотникам, привирать и плести небылицы. У нас бывают такие необыкновенные приключения, что и без того есть чем поделиться. Впрочем, это к моему рассказу не относится.
Наконец в один прекрасный январский день – у нас ведь январь самый жаркий месяц – наш пароход приблизился к Наталю, и мы пошли вдоль его живописных берегов, рассчитывая к закату солнца обогнуть Дурбанский мыс. Их красные песчаные холмы и бесконечные просторы ярко-изумрудной зелени, где прячутся краали кафров, удивительно красивы. Набегающие волны, ударяясь о прибрежные скалы, поднимаются ввысь и, падая, образуют белоснежную полосу пены вдоль всего берега. Но особенно роскошна природа у самого Дурбана. В течение многих веков бурные потоки дождей промыли в холмах глубокие ущелья, по которым текут сверкающие на солнце реки; на фоне густых темно-зеленых зарослей кустарников, растущих так, как насадил их сам Господь, время от времени виднеются рощи хлебных деревьев и плантации сахарного тростника. Изредка среди этой пышной зелени вдруг выглядывает белый домик и словно улыбается безмятежно-спокойному морю, придавая особую законченность и домашний уют великолепной панораме.
Я думаю, как бы прекрасен ни был пейзаж, он непременно требует присутствия человека. Возможно, мне это кажется потому, что я слишком долго прожил в диких и безлюдных местах и знаю цену цивилизации, хотя она вытесняет и зверя, и птиц. Райский сад был, конечно, прекрасен и до появления человека, но убежден, что он стал еще прекраснее, когда в нем стала гулять Ева.
Но вернусь к рассказу. Мы немного ошиблись в расчете, и солнце давно уже село, когда мы бросили якорь неподалеку от Дурбанского мыса и услышали выстрел, извещающий добрых жителей Дурбана о прибытии почты из Англии. Ехать на берег было слишком поздно; мы посмотрели, как грузят в спасательную шлюпку почту, и пошли ужинать.
Когда мы снова вышли на палубу, луна уже взошла и ярко освещала море и берег. Быстро мелькающие огни маяка казались совсем бледными в ее ослепительном сиянии. С берега доносился пряный, сладкий аромат, который мне всегда напоминает церковные песнопения и миссионеров. Домики на Берейской набережной светились. С большого брига, стоявшего рядом с нами, доносились музыка и песни матросов, поднимавших якорь перед выходом в море. Стояла тихая, чудная ночь, одна из ночей, бывающих в Южной Африке. Как луна окутывала своим серебристым покровом всю природу, так и эта дивная ночь окутывала покровом мира все живущее на земле. Даже огромный бульдог, принадлежавший одному из наших пассажиров, под влиянием этой торжественной тишины и покоя забыл о своем желании вступить в бой с обезьяной, сидевшей в клетке на полубаке. Он лежал у входа в каюту и сладко храпел, – должно быть, ему снилось, что он прикончил обезьяну и поэтому был
наверху блаженства.Мы трое – то есть сэр Генри Куртис, капитан Гуд и я – пошли и сели у штурвала.
– Ну, мистер Квотермейн, – обратился ко мне сэр Генри после минутного молчания, – обдумали вы мое предложение?
– Да, да! – повторил за ним капитан Гуд. – Что же вы решили? Надеюсь, вы примете участие в нашей экспедиции? Мы были бы счастливы, если бы вы согласились сопровождать нас не только до копей царя Соломона, но и вообще всюду, где мог бы оказаться джентльмен, которого вы знали под фамилией Невилль.
Я молча встал, подошел к борту и стал вытряхивать трубку. Я не знал, что ответить, мне нужна была хотя бы еще минута, чтобы прийти к окончательному решению. И в то мгновение, когда горящий пепел блеснул в темноте, это решение было принято – я согласился. Так часто бывает в жизни: вы долго колеблетесь и не знаете, как быть, а в конце концов решаете вопрос в один миг.
– Хорошо, господа, – сказал я, садясь на свое место, – я согласен. С вашего разрешения, я расскажу вам, почему и на каких условиях я принимаю ваше предложение. Начну с условий.
Первое. Помимо того что вы оплачиваете все расходы, связанные с путешествием, вся слоновая кость и другие ценности, добытые нами в пути, должны быть поровну поделены между капитаном Гудом и мною.
Второе. Прежде чем мы тронемся в путь, вы уплачиваете мне за услуги пятьсот фунтов стерлингов. Я же обязуюсь честно служить вам до тех пор, пока вы сами не откажетесь от вашего предприятия или пока мы не достигнем нашей цели или не погибнем.
Третье. Перед походом в Сулеймановы горы вы должны оформить обязательство, по которому в случае моей гибели или тяжелого увечья обязуетесь выдавать моему сыну Гарри, изучающему медицину в Лондоне, ежегодно сумму в размере двухсот фунтов в течение пяти лет. К этому времени он уже станет на ноги и будет в состоянии зарабатывать на жизнь, если, конечно, вообще из него выйдет толк. Вот и все мои условия. Может быть, вы считаете, что я очень много прошу?
– Нет, нет! – с живостью возразил сэр Генри. – Я с удовольствием принимаю все ваши условия. Я решил во что бы то ни стало отправиться на поиски брата и от своего намерения не отступлюсь. Принимая во внимание ваш опыт и исключительную осведомленность в деле, которое меня интересует, я готов заплатить вам еще больше.
– Тогда жаль, что мне не пришло в голову попросить больше, – вздохнул я, – но своих слов я никогда не беру обратно. А теперь причины, почему я решил с вами идти в такую далекую и опасную дорогу… Но прежде хочу заметить: все эти дни я присматривался к вам, и не сочтите с моей стороны дерзостью, если скажу, что вы оба мне очень нравитесь. Уверен, мы великолепно пойдем в одной упряжке. А когда собираешься в такой длительный путь, это необычайно важно. Что касается самого путешествия – я имею в виду нашу попытку перейти Сулеймановы горы, – заявляю вам прямо: мы вряд ли вернемся живыми. Какова была судьба старого да Сильвестра триста лет назад? Какая судьба постигла его потомка двадцать лет назад? И какова судьба вашего брата? Господа, нас ждет та же участь.
Я остановился, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели мои слова. Мне показалось, что капитан Гуд был немного встревожен; лицо сэра Генри даже не дрогнуло.
– Мы должны рискнуть, – сказал он своим обычным, спокойным тоном.
– Вам может показаться странным, – продолжил я, – что, предвидя такой конец нашего путешествия, я все же не отказываюсь идти с вами, тем более что человек я робкий. Но на это есть две причины. Во-первых, я фаталист и убежден, что мой смертный час предопределен независимо от моих поступков и желаний. И если мне суждено идти в Сулеймановы горы и там погибнуть, это значит, что так предназначено мне судьбой. Конечно, всемогущий Господь знает, что собирается со мной делать, поэтому мне самому не надо об этом беспокоиться. Во-вторых, я человек бедный. Несмотря на то что я занимаюсь охотой почти сорок лет, я ничего не скопил, так как моих заработков хватает только на жизнь. Вы, конечно, знаете, господа, что охота на слонов – дело опасное и люди, занимающиеся этим ремеслом, живут в среднем четыре-пять лет. Я же эти установленные сроки превысил почти в семь раз и потому думаю, что час моей смерти не так уж далек. Если я погибну на охоте, то после уплаты моих долгов мой сын Гарри, которому еще надо учиться, чтобы стать на ноги, останется без всяких средств к существованию. Если же я отправлюсь с вами, он будет обеспечен на пять лет. Вот вам вкратце мои соображения.