Том 1. Авиация превращений

ВСЕ

1925

«Тише целуются…»

Тише целуются — комната пуста — ломкими изгибами — — полные уста: — ноги были белые: пу снегу устал. Разве сандалии ходят по песку? Разве православные церкви расплесну? Или только кошечки писают под стул? Тянутся маёвками красные гробб ситцевые девушки — пу небу губа; кружится и пляшется будто бы на бал. Груди как головы тело — молоко глазом мерцальная солнцем высоко… Бог святая Троица в небо уколол. Стуки и шорохи кровью запиши; там где просторнее кэкиши куши: вот по этой лесенке девушкой спешил. Ты ли целуешься? — комната пуста — так ли сломалися — полные уста? : Ноги были белые: пу снегу устал.

всё

<1925>

Сек

(gew. Esther)

И говорит Мишенька рот открыв даже — шишиля кишиля Я в штаны ряжен. — Н ты эт его — финьть фаньть фуньть б м пильнео — фуньть фаньть финьть

(Кочать укоризненно головой)

Иа Иа Ыа Н Н Н Я полы мыла Н Н Н дриб жриб бобу джинь джень баба хлесь хлясь — здорово — раздай мама! Вот тебе шишелю! финьть фаньть фуньть накося кишелю! фуньть фаньть финьть.

ВСЕ

<1925>

1926

Полька затылки (срыв)

писано 1 января 1926 года

метит балагур татарин в поддёвку короля лукошке а палец безымянный на стекле оттаял и торчит гербом в окошко ты торчи себе торчи выше царской колончи распахнулся орлик бубой сели мы на бочку рейн вина океан пошёл на убыль в небе кичку не видать в пристань бухту серую подушку тристо молодок и сорок семь поют китайца жёлтую душу в зеркало смотрят и плачат все. вышел витязь кашей гурьевой гужил зимку рыл долота накути Ерёма вздуй его вздулась шишка в лоб золотая блин колокольный в ноги бухал переколотил в четвёртый раз суку ловил мышиным ухом щурил в пень солодовый глаз. приду приду в Маргоритку хлопая заторами каянский пру палашами калику едрит твою около бамбука пальцем тпр скоро шаровары позавут татарина книксен кукла полька тур мне ли петухами кика пу подарена чирики боярики и пальцем тпр зырь манишка пуговицей плйсовой грудку корявую ах! обнимай а в шкапу то ни чорта лысого хоть бы полки и тех нема. шея заболела на корону убыла в жаркую печку затылок утёк не осуди шерстяная публика громкую кичку [2] Хармса — дитё.

2

«именно кичка а не кличка» (прим. автора)

ВСЕ

1 янв. 1926

Вьюшка смерть

Сергею Есенину.

ах вы сени мои сени я ли гусями вяжу приходил ко мне Есенин и четыре мужика и с чего бы это радоваться ложкой стучать пошивеливая пальцами грусть да печаль как ходили мы ходили от порога в Кишинёв проплевали три недели потеряли кошелёк ты Серёжа рукомойник сарынь и дуда разохотился по мойму совсем не туда для тебя ли из корежёны оружье штык не такой ты Серёжа не такой уж ты пой-май щёки дули скарлотину перламутр из за ворота подули Vater Unser — Lieber Gott я плясала соколами возле дерева кругом ноги топали плясали возле дерева кругом размогай меня затыка на калоше и ведре походи-ка на затылке мимо запертых дверей гули пели халваду чирикали до ночи на засеке долго думал кто поёт и брови чинит не пополу первая залудила перьями сперва чем то дудочным вроде как ухабица поливала сыпала не верила лебедями зашухала крыльями зубами затопала с такого по матери с этакого кубарем в обнимку целуется в очи валит блиньями а летами плюй его до белой доски и сядь добреду до Клюева обратно закинуся простынкой за родину за матушку левую у дерева тоненька за Дунькину пуговку пожурила девица невеста сикурая а Серёжа деревцем на груди не кланяется на груди не кланяется не букой не вечером посыпает около сперва чем то дудочным

14 января 1926

Ваньки встаньки <I>

волчица шла дорогаю дорогаю манашенькой и камушек не трогала серебрянной косой на шею деревянную садились человечики манистами накрашеннами где-то высоко. никто бы и не кланялся продуманно и холодно никто бы не закидывал на речку поплавок я первый у колодица нашел ее подохлую и вечером до кузова её не повалок стонала только бабушка да грядка перестонывала заново ерошила капустных легушат отцы мои запенелись и дети непристойные пускали на широкую дорогу камыши засни засни калачиком за синей гололедицей пруда хороший перепел чугунный домовой щека твоя плакучая румянится цыганами раскидывает порохом ленивую войну идут рубахи рыжики покрикивают улицу веревку колокольную ладошки синяки а кукла перед ужином сырому тесту молится и долго перекалывает зубы на косяк я жду тебя не падаю смотрю — не высыпаются из маминой коробочки на ломаный сарай обреж меня топориком клади меня в посудину но больше не получится дырявая роса —

всё

4 февр. 1926 г.

Ваньки встаньки <II>

Ты послушай ка карась имя палкой перебрось а потом руби направо и не спрашивай зараз то Володю то Серёжу то верёвку павар то ли куру молодую то ли повора вора Разбери который лучше может цапаться за тучи перемыгой серебром девятнадцатым ребром разворачивать корыто у собачий конуры где пупырыши нерыты и колеблется Нарым Там лежали Михаилы вонючими шкурами до полуночи хилые а под утро Шурами И в прошлую середу откидывая зановеси прохржему серому едва показалися сначало до плечика румяного шарика а после до клетчатых штанишек ошпаривали мне сказали на ушко что чудо явилося и царица Матушка сама удивилася: ах как же это милые? как же это можно? я шла себе мимо носила дрожжи вошёл барабанщик аршином в рост его раненная щека отвисала просто он не слышет музыки и нянин плач на нём штаны узкие и каленкоровый плащ простите пожалуйсто я покривил душой сердце сжалося я чужой

— входит барабанщик небольшого роста —

ах как же это можно? я знал заранее — взял две ложки — — вы ИЗРАНЕНЫ. —

— ЗАНОВЕСЬ —

собака ногу поднимает ради си ради си солдат Евангелие понимает только в Сирии только в Сирии но даже в Сирию солдат не хочет плюет пропоица куда то и в Сирию бросает кочень где так умны Солдаты ему бы пеночки не слизывать ему бы всё: «руби да бей» да чтобы сёстры ходили с клизмами да чтобы было сто рублей солдат а солдат сколькотебелет? где твоя полатка? и твой пистолет. — кнучу в прихвостень кобыле хоть бы куча хоть бы мох располуженной посуды не полю не лужу и в приподнятом бокале покажу тебе ужо! Едет мама серафимом на ослице прямо в тыл покупает сарафаны и персидскую тафту

— солдат отворачивается и больше не хочет разговаривать —

открылось дверце подкидное запрятало пятнашку сказало протопопу Ною: — позвольте пятку вашу — я не дам пятку шнельклопс дуй в ягоду шнельклопс разрешите вам не поверить я архимандрит а вы протопоп а то рассержусь и от самой Твери возьму да и проедусь по полу он рас-стегивает мундир забикренивает папаху и садится на ковёр и свистит в четыре пальца: пью фюфюлы на фуфу еду мальчиком в Уфу щекати меня судак и под мышку и сюда ихи блохи не хоши пуфы боже на матрасс. за бородатым бегут сутуленькие в клети пугается коза а с неба разные свистульки картошкой сыпятся в глаза туды сюды да плеть хвоста да ты да я да пой нога считает пальцами до ста и слышит голос: «помогай» обернулся парусом лезет выше клироса до месяца не долез до города не дошёл обнимались старушки плакали замочили туфли лаковые со свечой читали Лермонтова влюбились в кого го то кавалера там на груди у него солнышко а сестра его совушка волоса его рыжие королеву прижили может кушать рябчика да и то только в тряпочке у него две шашки длинные на стене висят… Господи Помилуй свят свят свят

— черти испугались молитвы и ушли из Гефсиманского сада, тогда самый святой человек сказал: —

здорово пить утрами молоко и выходить гулять часа так на четыре О человек! исполни сей закон и на тебя не вскочит чирий. ПОСЛУШАЙТЕ сегодня например какой то князь сказал своей любовнице: — иди и вырый мне могилу на Днепре и принеси листок смаковницы — Она пошла уже козалось в камыши Но видет (!) князь (!) за ней (!) бежит (!) кидает сумрачный ноган к её растерзанным ногам прости-прости я нехороший раз 2 3 4 5 6 7 … … … а сам тихонько зубы крошит как будто праведный совсем О человек! исполни сей закон и на тебя не вскочит чирий мотай рубашками в загон — как говориться в притче: — плен духу твоему язычник и разуму закопанная цепь —

— за кулисами говорят шёпотом, и публика с трепетом ловит бабочку. Несут изображение царя. Кто то фыркает в ладонь и говорит: блинчики. Его выводят —

Выйди глупый человек и глупая лошадь на Серёже полаче и на Володе тоже стыдно совестно и неприлично говорить блинчики а если комната вдобавок девичая то нужно говорить как-то иначе

— Все удовлетворены и идут к выходу —

ВСЕ

11 февр. 1926

Половинки

присудили у стогов месяцем и речкою и махнула голова месяца голова толстою ручкою позавидовала ей баба руку ей позавидовала баба корамыслами на дворе моём широком вышивают конаплей дедка валенками шлёпает и пьёт молоко позавидовала я вот такими дулями и родила меня мать чехардой придорожною а крестил меня поп не поп а малина — вся то распосадница батькина бухта лавку закапала вороньим яйцом больно родимая грудью заухала мыльными пузырьками батьке в лицо ахнули бусы бабы фыркали стукала лопата в брюхо ему избы попы и звёзды русые речка игрушка и солнце лимон разные церковки птички, палочки оконце ласковое расшитое всё побежало побежало и ахнуло сам я вдеваю кол в решето бъется в лесу фантан фантович грузди сбирает селеним паша перья точат мальчик Митя уснул в лесу холодно в рубашке кидаться шишками кожа пупырашками буд-то гусиная высохли мочалками волосы под мышками хлещет бог бог — осиновый ахнули бусы бабы ахнули радугами стонет баба Богородица лик её вышитый груди глажены веки мигнут и опять закроются сукровицей кажется потеют и дохнут навозные кучи скучно в лесу! в дремучем невесело! мне то старухи до печёнки скучно мальчика Митю в церковь НЕСТЬ ведьма ты ведьма кому ты позавидовала? месяц пупом сел на живот! мальчика Митю чтоб его(!) идола сам я вдеваю кол в решето сам я сижу матыгой ночью жду перелесья синего утра и кто то меня за плечо вороочает тянет на улицу мой рукав ЗНАЮ от сюдова мне не поверят мне не разбить ключевой тиши дедка мороз стучится в двери месяц раскинул в небе шалаши. стены мои звончее пахаря крепче жимолости в росту крепли и крепли и вдруг заахала бабы и бусы и шар на мосту — милый голубку милой посылает — шлет куличи и хлай на столо а губы плюются в дым кисилями а руки ласкаются ниже колен бабка пела небу новоселье небо полотенце! небо уж не то! бабка поля пшеном засеяла сам я вдеваю кол в решето пряжею бабкиной месяц утонет уши его разольются речкою — — там из окна соседнего домика бабка ему махнула ручкою —