Том 1. Авиация превращений

Папа:

Верю верю точно флюгер я купался пеликан вы смотрели. Точно Крюгер поднимался великан. Кто видал как я летаю?

Гувернёры:

Мы смотрели через дом но лишь звездочка золотая небеса вела кругом.

всё

6 июня 1929

«Ехал доктор из далёка…»

Ехал доктор из далёка вёз корзину колпаков отдыхал на поворотах прибыл к нам и был таков. Звали доктора Матрёна был Матрёна землекоп но торчал у землекопа из кармана телескоп Заболела тётя Катя не лежит и не сидит и за мухами глазами неподвижными следит. Тётя Катя не хохочет только плачет как река мы за доктором послали он пришёл издалека.

Доктор Матрёна:

Ведь несчастие бывает в виде рака в животе но страдалец забывает и купается в воде а потом ведь неизбежно зубы храбрые гниют ведь для зуба неизбежно нужен воздух и приют ведь тотчас же по отрыжке узнается ремесло и несчастному под мышки доктор вкладывает весло.

Тётя Катя:

Доктор, вы в меня воткнули вместо градусника ось. Вы нас доктор обманули.

Доктор Матрёна:

Я вас вылечу авось.

Тётя Катя:

Вы мне доктор надоели уходите в тёмный бор.

Доктор Матрёна:

Вы сегодня каку ели?

Тётя Катя:

И не буду с этих пор.

Доктор Матрёна:

Я ударю вас лопатой.

Тётя Катя:

Уходите поскорей.

Доктор Матрёна:

Я ударю вас лопатой.

Тётя Катя:

Уходите поскорей. Доктор славная Матрёна вышел в двери шестипал бросил скучные знамена руки в землю закопал. Проходил крестьянин Фома влез потом на длинный храм посмотрел в саду солома бедный доктор пополам

6 июня <1929>

«Стул в кандалах…»

Стул в кандалах. Его поймали. Тут муравьед идёт размеренной стропой Из двери острой мордой смотрит удивившись как же так. Почему собственно говоря стул пойман в цепи кандавые всюду степи кольцевые не удрать и человеку там гони иль не гони руки в пламень окунай закрепи кольцо стальное к ножке приделай цепь. Дай молотом по спинке развалится стул на части

<до октября 1929>

Столкновение дуба с мудрецом

Ну-ка, вот что я вам расскажу: один человек хотел стать дубом, ногами в землю погрузиться, руками по воздуху размахивать и в общем быть растением. Вот он для этого собрал различные чемоданы и так раздумывал кедровой головой: «Уложу пожитки в баню, сниму штаны, сорву жилет и буду радости дитя, небесных маковок жилец, — чемоданом вверх летя, буду красный жеребец, буду бегать в дверь, хотя вместо дырок ныне жесть. Так что в дверь нельзя проехать, прыгнуть, хлопнуть, плавать, сесть. Легче в стул войти ребенку, легче в косы ткнуть гребенку, вынуть руку из пищевода, легче сделать вообще чего-то. Но над нашим взлететь миром с чемоданом, как поноской, прыгать в небо слабым тигром, — тут, наверно, ты будешь соской». Окончив речь и взяв пожитки, он метнулся в потолок, перетерпев тяготенья пытки, он реял над крышей, как молоток. «Только б корни книзу бросить, да с камнями перевить, вот и стал бы я, как дуб. Ах! пастись один среди осин, среди древесин, стоял бы, как клавесин. Я бы начал дубом жить». Хором люди отвечали: «Мы доселева молчали, нам казалося вначале, ты задумал о причале. Но теперь мы увидали: ты умом летишь подале, над землей летаешь, сокол, хочешь дубом в землю сесть. Мы категорически возражаем. Если сядешь, то узнаешь, то поймешь, то почуешь, какая такая наша месть.»

Наша месть:

Наша месть: гибель уха — глухота, гибель носа — носота, гибель нёба — немота, гибель слёпа — слепота. Все это человек выслушал и все же при своем остался. Поплакал чуть. Слезинку высушил и молотком вверху болтался. В него кинули яму помойную, а он сказал: «Все будет по-моему». В него кинули усадьбу и имение, а он сказал: «Я остаюсь при своем мнении». Тут вышел мудрец с четырьмя носами, влез на печь, как на ложе трона, и начал речь: «Во время оно жил некий, именем не славен, короче попросту Иван Буславин. Так вот обладатель сего поразительного имени приехал в город Ленинград, остановился на Васильевском острове, четвертой линии, и был он этому чрезвычайно рад. Он пытался многократно записаться на биржу труда, но, к несчастью, аккуратно путь закрыт был ему туда. Он ходил тогда печальный и стучался в Исполком, но оттуда по голове его печальной ударяли молотком. Он бежал тогда в трактиры, там он клянчил хлебный мякиш, но трактирные сатиры подносили к носу кукиш. Он скакал тогда домой, развеваясь бородой, и, на жизнь хмур и зол, залезал к себе под стол.» Хором люди отвечали: «Мы доселева молчали, нам казалося вначале, ты задумал о причале. Но теперь мы видим, старче, ты — мудрец. Ты дубов зеленых крепче, ты крепец. То есть не крепец, а кирпич. А за это слушай спич».

Спич:

Спич мудрецу. Два килограмма сахара, кило сливочного масла, добавочную заборную книжку на имя неизвестного гражданина Ивана Буславина. И триста знойных поцелуев от в красных шапочках девиц.

Туш:

До, ми, соль, до — бе — ла, добела выстирать, выстирать в бане му — дре — ца.

все

28 сентября 1929

«Тут нарисована жена…»

Тут нарисована жена её глядеть моё призванье как северный холм она сложена в зелёной кофточке стоит подобно мудрой жене. держит стальное перо заложив пальцем книгу

<28 сентября — 1 октября 1929>

Диалог двух сапожников

I сапожник:

В наше время нет вопросов каждый сам себе ярмо вопрошает неумелый глядя в чудное трюмо там стоит как в отраженьи шкап стеклянный точно сон прислонился без движенья к золотому стулу он и вопрос в тебе рождённый вопрошает: кто творец ты-ли вихрем побеждённый или в раме твой дворец.

II сапожник:

Мы несём трюмо большое смотрим шкапа изменение

<28 сентября — 1 октября 1929>

Ванна Архимеда

Эй Махмет, гони мочало, мыло дай сюда Махмет, — крикнул тря свои чресала в ванне сидя Архимед. Вот извольте Архимед вам суворовскую мазь. Ладно, молвил Архимед, сам ко мне ты в ванну влазь. Влез Махмет на подоконник, расчесал волос пучки, Архимед же греховодник осторожно снял очки. Тут Махмет подпрыгнул. Мама! — крикнул мокрый Архимед. С высоты огромной прямо в ванну шлепнулся Махмет. В наше время нет вопросов, каждый сам себе вопрос, говорил мудрец курносый, в ванне сидя как барбос. Я к примеру наблюдаю все научные статьи, в размышлениях витаю по три дня и по пяти, целый год не слышу крика, — веско молвил Архимед, но, прибавил он, потри-ка мой затылок и хребет. Впрочем да, сказал потом он, и в искусстве впрочем да, я туда в искусстве оном погружаюсь иногда. Как-то я среди обеда прочитал в календаре — выйдет «Ванна Архимеда» в декабре иль в январе, — Архимед сказал угрюмо и бородку в косу вил, Да Махмет, не фунт изюму, вдруг он присовокупил. Да Махмет, не фунт гороху в посрамленьи умереть, я в науке сделал кроху а теперь загажен ведь. Я загажен именами знаменитейших особ, и скажу тебе меж нами формалистами в особь. Но и проза подкачала, да Махмет, Махмет, Махмет. Эй Махмет, гони мочало! басом крикнул Архимед. Вот оно, сказал Махмет. Вымыть вас? — промолвил он. Нет, ответил Архимед и прибавил: вылазь вон.

всё

1 октября 1929

Тюльпанов среди хореев

Так сказал Тюльпанов камню камень дуло курам кум имя камня я не помню дутый камень девы дум в клетку плещет воздух лютень глупо длится долгий плен выход в поле виден мутен розы вьются в дурь колен лампа громко свет бросала в пол опутан свет летел там доска с гвоздем плясала доску вальсом гвоздь вертел доску вальсом гвоздь вертел а в стену бил рукой Тюльпанов звал напрасно центр сил рос над камнем сад тюльпанов дождик светлый моросил. Дождик: Сухо в пепле в ухе сера дуло в землю пробралось там в горе проскачет серна там на валу проходит лось дубравы трав корчует рогом рек сдвигает брег зелён орлиный бег на лбу упругом несет обратно грозный клён но я дождем сверкаю шашка близко кокнет бричка вешка птичка хлопнет в лодку камнем: вспомним птичке о недавнем! Помним сад в саду скамейка на скамейке с пирогом в том саду сидел Тюльпанов птички плавали кругом птички плавали кругом. Помним дом на крыше пламя в окнах красная заря из дверей выходит няня сказка длинная моя сказка длинная моя. Няня в сад идет и плачет и Тюльпанова манит а Тюльпанов как цветочек незабудкою звенит а Тюльпанов как цветочек незабудкою звенит. Подними глаза Тюльпанов няню глазками окинь но Тюльпанов сдвинул брови и задумался. Аминь. Но Тюльпанов сдвинул брови и задумался. Аминь. Тут поднялся камень в битву двинул войско в дуб сырой в грудь врагам врезал он бритву гнулся жаром стыл порой снова кругла сила чрева к небу прет земля пружин в белый воздух мчится дева лишь Тюльпанов недвижим сад к нему склонил вершины няню тихую привел сверху дождь летел в кувшины снизу вверх цветочек цвел. Так сказал Тюльпанов няне: видишь няня я силён дождь пройдет цветок завянет только я пройду как сон. Только я пройду как сон. Только ты пройдешь как лодка возле сада вдоль пруда убежишь моя красотка няня глупая вода няня глупая вода. И лишь птички ветров дети не кружатся вкруг небес не стрекочат в небе дудкой не летят в дремучий лес не стрекочат в небе дудкой не летят в дремучий лес. Только я сижу Тюльпанов только я сижу да ты как дитя среди тюльпанов между птичек ходишь ты как дитя среди тюльпанов между птичек ходишь ты. Няня: Успокойся мой цветочек на скамейке пирожок по воде плывет кружочек за холмом дудит рожок успокойся мой цветочек успокойся пирожок хочешь я побегу за тобою по траве по мху по кочкам буду страшною трубою бегать следом за цветочком содрогая бабу медь или хочешь буду петь на траве плясать и хлопать я в тарелочки ладош или в малину спрятав локоть буду в землю тыкать нож или прыгать над огнем или прятаться вдвоем или пальчиками щелкать буду в домике твоем. Цветочек: Одинокою тычинкой в поле воин я стою временами непогоды дуют в голову мою. Птички там под облаками ищут маленьких подруг звери длинными шагами ходят по полю вокруг. Я стою на пьедестале в поле воин одинок ветры хлопают листами травы стелятся у ног. Скучно мне. Глаза открою все несутся кто куда. Только няня ты со мною! няня глупая вода. Няня глупая вода.