Том 1. Дьяволиада (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Ну, мы посмотрим, — мрачно сказал второй серый.
– П-пожалуйста, товарищи!..
И тотчас перед ними предстал А. В. Луначарский. Трое, открыв рты, посмотрели на наркомпроса.
– Тут кто? — спросил первый серый, указывая на кровать.
– Товарищ Епишина Александра Ивановна.
– Она кто?
– Техническая работница, — сладко улыбаясь, ответил хозяин, — стиркой занимается.
– А не прислуга она у вас? — подозрительно спросил черный.
В ответ хозяин судорожно засмеялся.
– Да что вы, товарищ! Что я, буржуй какой-нибудь, чтобы прислугу держать! Тут на
– Тут? — лаконически спросил черный, указывая на дыру в кабинет.
– Добавочная, 13 1/2, под конторой моего учреждения, — скороговоркой ответил хозяин.
Черный немедленно шагнул в полутемный кабинет. Через секунду в кабинете с грохотом рухнул таз, и я слышал, как черный, падая, ударился головой об велосипедную цепь.
– Вот видите, товарищи, — зловеще сказал хозяин, — я предупреждал: чертова теснота.
Черный выбрался из волчьей ямы с искаженным лицом. Оба колена у него были разорваны.
– Не ушиблись ли вы? — испуганно спросил хозяин.
– А… бу… бу… ту… ту… ма… — невнятно пробурчал что-то черный.
– Тут товарищ Настурцына, — водил и показывал хозяин, — тут я, — и хозяин широко показал на Карла Маркса. Изумление нарастало на лицах трех. — А тут товарищ Щербовский, — и торжественно он махнул рукой на Л. Д. Троцкого.
Трое в ужасе глядели на портрет.
– Да он что, партийный, что ли? — спросил второй серый.
– Он не партийный, — сладко ухмыльнулся хозяин, — но он сочувствующий. Коммунист в душе. Как и я сам. Тут у нас все ответственные работники живут, товарищи.
– Ответственные, сочувствующие, — хмуро забубнил черный, потирая колено, — а шкафы зеркальные. Предметы роскоши.
– Рос-ко-ши?! — укоризненно ахнул хозяин, — что вы, товарищ?! Белье тут лежит последнее, рваное. Белье, товарищ, предмет необходимости. — Тут хозяин полез в карман за ключом и мгновенно остановился, побледнев, потому что вспомнил, что как раз вчера шесть серебряных подстаканников заложил между рваными наволочками.
– Белье, товарищи, — предмет чистоты. И наши дорогие вожди, — хозяин обеими руками указал на портреты, — все время указывают пролетариату на необходимость держать себя в чистоте. Эпидемические заболевания… тиф, чума и холера, все от того, что мы, товарищи, еще недостаточно осознали, что единственным спасением, товарищи, является содержание себя в чистоте. Наш вождь…
Тут мне совершенно явственно показалось, что судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились, как будто он что-то хотел сказать. То же самое, вероятно, почудилось и хозяину, потому что он смолк внезапно и быстро перевел речь:
– Тут, товарищи, уборная, тут ванна, но, конечно, испорченная, видите, в ней ящик с тряпками лежит, не до ванн теперь… вот кухня — холодная. Не до кухонь теперь. На примусе готовим. Александра Ивановна, вы чего здесь в кухне? Там вам письмо есть в вашей комнате. Вот, товарищи, и все! Я думаю просить себе еще дополнительную комнату, а то, знаете, каждый день себе коленки разбивать — эт-то, знаете ли, слишком накладно. Куда это нужно обратиться, чтобы мне еще одну комнату дали в этом доме? Под контору?
– Идем, Степан, — безнадежно махнув рукой, сказал первый серый, и все трое направились, стуча сапогами,
в переднюю.Когда шаги смолкли на лестнице, хозяин рухнул на стул.
– Вот, любуйтесь, — вскричал он, — и это каждый Божий день! Честное вам даю слово, что они меня доконают.
– Ну, знаете ли, — ответил я, — это неизвестно, кто кого доконает!
– Хи-хи! — хихикнул хозяин и весело грянул: — Саша! Давай самовар!..
Такова была история портретов, и в частности Маркса. Но возвращаюсь к рассказу.
…После супа мы съели беф-Строганов, выпили по стаканчику белого «Ай-Даниля» винделправления, и Саша внесла кофе. И тут в кабинете грянул рассыпчатый телефонный звонок.
– Маргарита Михална, наверно, — приятно улыбнулся хозяин и полетел в кабинет.
– Да… да… — послышалось из кабинета, но через три мгновения из кабинета донесся вопль:
– Как?!
Глухо заквакала трубка, и опять вопль:
– Владимир Иванович! Я же просил! Все служащие! Как же так?!
– А-а! — ахнула кузина, — уж не обложили ли его?!
Загремела с размаху трубка, и хозяин появился в дверях.
– Обложили? — крикнула кузина.
– Поздравляю, — бешено ответил хозяин, — обложили вас, дорогая!
– Как?! — кузина встала вся в пятнах, — они не имеют права! Я же говорила, что в то время я служила!
– Говорила, говорила! — передразнил хозяин, — не говорить нужно было, а самой посмотреть, что этот мерзавец-домовой в списке пишет! А все ты! — повернулся он к кузену, — просил ведь, сходи, сходи! А теперь, не угодно ли: он нас всех трех пометил!
– Ду-рак ты, — ответил кузен, наливаясь кровью, — при чем здесь я? Я два раза говорил этой каналье, чтоб отметил как служащих! Ты сам виноват! Он твой знакомый. Сам бы и просил!
– Сволочь он, а не знакомый! — загремел хозяин. — Называется приятель! Трус несчастный. Ему лишь бы с себя ответственность снять!
– На сколько? — крикнула кузина.
– На пять-с!
– А почему только меня? — спросила кузина.
– Не беспокойся! — саркастически ответил хозяин, — дойдет и до меня и до него. Буква, видно, не дошла. Но только если тебя на пять, то на сколько же они меня шарахнут?! Ну, вот что — рассиживаться тут нечего. Одевайтесь, поезжайте к районному инспектору — объясните, что ошибка. Я тоже поеду. Живо, живо!
Кузина полетела из комнаты.
– Что ж это такое? — горестно завопил хозяин, — ведь это ни отдыху, ни сроку не дают. Не в дверь, так по телефону! От реквизиций отбрились, теперь налог. Доколе это будет продолжаться? Что они еще придумают?!
Он взвел глаза на Карла Маркса, но тот сидел неподвижно и безмолвно. Выражение лица у него было такое, как будто он хотел сказать:
– Это меня не касается!
Край его бороды золотило апрельское солнце.
«Накануне» (литературное приложение), 6 мая 1923 г.
Переиздан в сборнике: М. Булгаков. Трактат о жилище.
М.-Л., Земля и Фабрика, 1926.
В хозяине квартиры легко угадывается, по воспоминаниям современников, Владимир Евгеньевич Коморский и его жена Зинаида Васильевна; здесь часто бывал МЛ., читал свои произведения.