Том 1. Произведения 1926-1937

— …Нас же было здесь двое, вчера в одно время, на этих двух близких тоннах, на точке А и на точке Б…и далее. — Апелляции к пространственно-временным координатам, как внешним по отношению к личности, Второйпротивопоставляет критерий абсолютной субъективности: Ты был тобою, а я был собою… О гнилых этих точках А и Б я даже говорить не хочу.Далее, когда Первыйперестает уже настаивать ни объективной реальности их якобы имевшей место встречи, перенося ее в область представлений (однако ссылаясь при этом все же на неизменных свидетелей этого «факта» их встречи — картины и статуи и… музыку!),то и это Второгоне убеждает, поскольку он вообще забывает о существовании Первого( я на время забыл что ты есть, и все молчат мои свидетели), т. е. реальность для него не установима никакими внешними, внеположными личности свидетельствами. Заметим, что в какой-то мере подобная проблематика была намечена в сравнительно раннем произведении Введенского, Факт, Теория и Бог(№ 14), где она, может быть, яснее выражена в названии, нежели в тексте, а также в № 19, где Фоминсначала спорит с Носовым,что никто не играл,потом вообще отрицает присутствие Носова.Ср. также примеч. к №№ 19 (с. 150) и 23.

— …по тому шкапу ходил, посвистывая, конюх…и т. д. — Одно из описаний, которое может читаться как транспозиция языка некоторые течении современной ему живописи с характерным для них перенесением в интерьер элементов пейзажа.

— Но всё было не так. — Текстуальное повторение формулы. из № 26. Ср. реплики именно такой, такой ли он именнов первом Разговоре.

— …но я на время забыл что ты есть… — Выправляем несомненную опечатку машинописи: …по не на время забыл…

— Истина, как нумерация, прогуливалась вместе с вами. — Ср. выше, и вступительные замечания ко всему произведению. — «Некоторую аналогию (не только аналогию) истины, прогуливающейся вместе с участниками диалога, можно найти у Кьеркегора: „Истина — абсолютная субъективность“. Но субъективность истины и у Кьеркегора, и у Введенского не субъективизм и не психологизм, но их отрицание И одновременно отрицание их контрарной противоположности — объективизма; абсолютная субъективность — вне и противоположения субъективизма — объективизма, и вне субъект-объектного отношения» ( Я. С. Друскин[114]).

29.4. Разговор о картах ^*

«…Игра в карты здесь только субтекстовое сообщение. Вместо игры в карты можно подставить любое другое дело, несколько раз повторяемую фразу Давайте сыграем в картыможно заменить любой другой аналогично построенной, например: „Давайте пилить дрова“. Текстовое значение здесь — начало события, точнее возможность начать событие. Тогда третий и четвертый Разговорыобъединяются, как Разговоры о воспоминании событийи о начале события; в первом случае оказывается, что невозможно вспомнить событие, во втором — что невозможно начать событие» ( Я. С. Друскин[114]).

Карточная тема имеет обширную традицию, в частности, в русской литературе и русском искусстве — от «Игрока ломбера» Василия Майкова до «Игроков» Федотова и «Игры в карты» Стравинского, — произведения, в структуре которого заложены некоторые правила карточной игры.

В интересе Введенского к «карточной теме» могли сказаться и широко известные собственные его пристрастия (ср. их шутливое обыгрывание Хармсом — Приложение IX, 6). Сошлемся, кроме того, на устное свидетельство покойного Вс. П. Петрова о том, что Хармс и Введенский предполагали написать трактат (в форме диалога?) «о нравственности или безнравственности выигрыша в карточной игре» в связи с «Игроками» Гоголя.

— …рыдая и прижимая к глазом. — Пример характерного для поэтики Введенского обессмысливающего эллипса.

— Они были люди. Они были смертны, — Парафраз известнейшего примера силлогизма классической логика.

— Сандонецкий, или Третий. — В этом Разговоре,единственном из всех, один из участников наделен именем собственным, прекрасно вписывающимся в традицию номинации в русской литературе картежников и шулеров с их именами на — ский, — ицкий, — ецкий(см. например, имена Чаплицкий и Томский в «Пиковой даме»; шулеров Желынского, Черномского н игрока Дмитрицкого в романе Вельтмана «Саломея»; ср. также имя Загорецкого в «Горе от ума», о котором устами старухи Хлестовой сказано; «Лгунишка он, картежник, вор.»). Один из вариантов коннотации этих имен может быть связан с их полонизирующим оформлением.

— А где же паши тот что был женщиной и тот что был девушкой? — См. ниже, примеч. к восьмому Разговору.

— Насколько я понимаю… Кажется и мне предлагают… — Отметим употребление грамматически отмеченных бессмысленных в контексте многократных приглашений играть в карты уточнительных вводных оборотов. В связи с их возможной функцией ср. след. примеч.

…Скажу не хвастаясь… Без карт я никуда… Где карты — там ия… Играть так играть… Вот и обвели ночь вокруг пальца. — Мотив отсутствия действия выявляется здесь, в частности, с помощью увеличения частотности провербиальных и идиоматических формул, как бы собою действие заменяющих. Та же функция у оборотов, отмеченных в предыдущем примеч.

— Наука это доказала…и т. д. — Скептическое отношение к рационалистическому научному мышлению и методам позитивной науки, прослеживаемое в корпусе произведений Введенского (ср. хотя бы № 19, с. 147–148 и мн. др.), находит красноречивые поэтические параллели в творчестве Хармса, где подобные мотивы представляются системными (см.; [225, кн. 3, примеч. к № 165 и след.]).

29.5. Разговор о бегстве в комнате ^*

— Вокруг статуй… никаких статуй нет… нет статуй;— в конце Разговора: Если статуями называть все предметы, то и то… Я назвал бы статуями звезды и неподвижные облака, — В латентном виде здесь, несомненно, присутствует этимологическое значение слова статья(лат. statua) — «поставленная», «установленная», отсюда — неподвижная. Чрезвычайно интересно, что глубинное этимологическое значение корня этого слова (и. е. sta-: sta-) связано с понятием устойчивости (ср. также внутреннюю форму этого русского слова), прочности, твёрдости (Pokorny, 1004), а среди значений основного латинского глагола stare, с которым, минуя три ступени, связано statua, прослеживаются не только значения «твёрдо держаться», «быть твёрдым, определённым», — но и «длиться», «продолжаться», «оставаться», «сохраняться». Вспомним в этой связи апелляцию в третьем Разговорек остающимся на месте бывшей или небывшей встречи (реальность которой оспаривает один из участников спора) свидетелям — картинами статуям,с их подразумеваемой (по крайней мере, тем спорящим, который доказывает, что встреча действительно была) и несдвигаемостью, неподвижностью, фиксированным существованием во времени и пространстве. Заметим, что категория неподвижности предметов эксплицирована в Последнем разговоре(см. примеч.), а их молчаливости (как свидетелей) — в № 19 (см. примеч. к с. 147). Таким образом, проявляется значение статуй как «неподвижных свидетелей» и в нашем Разговоре,отсюда — противопоставленное их неподвижности бегство, бег, убегание собеседников: Комната никуда не убегает, а ябегу… По-моему мы одни убегаем.Далее, статуям, как не только неподвижным, но и — предел неподвижности — безжизненным, неодушевленным, — противополагаются как одушевленные участники Разговора: Наше утешение, кто у нас есть души.То, что они наделены душами, и побуждает их, очевидно, убегать к Богу (конец Разговора) из единого в своей статуарности — от бытовых стула, стола, степыдо звезди неподвижных облаков— универсума, каким он представляется детерминированному сознанию участников Разговора,служащему предметом критики на протяжении всего произведения.

— У моря я стоял давно, — В этом Разговоренамечены темы и образность последнего произведения Введенского — «Где. Когда»(№ 32) сего мотивом прощания одного со всеми, в частности, с морем. В связи с «морской темой» см. №№. 16 и 17 и примеч. к ним.

— У моря… пучина… Звучит как музыкант Пуччини… музыкальными волнами… — Подобно тому, как во втором Разговоре музыка связывается схтоническими мотивами (см. примеч.), здесь она соположена с морем и мотивами подводности. Возможный смысл того и другого соположения — в трансцендентальном по отношению к обычной «неземной жизни» характере музыки. См. также примеч. к № 23.

— И понял: море это сад/ Он…/ Зовет меня и вас назад / Побегать в комнате… — В этих строках содержится поэтическая мотивировка перенесения участников Разговораиз комнаты в сад,на берег моряв обратно.

— Побегать в комнате со снами. — Возможно, одна из мотивировок подзаголовка Начисто переделанный темник.