Как сумасшедший, руки сжав крестом,Стоял его товарищ. — Он хотелСмеяться… и с открытым ртомОстался — взгляд его оцепенел.Пришли к ним люди: зацепив крючкомХолодный труп, к высокой груде телОни без сожаленья повлекли,И подложили бревен, и зажгли…
Нередко люди и бранили,И мучили меня за то,Что часто им прощал я то,Чего б они мне не простили.И начал рок меня томить.Карал безвинно и за дело —От сердца чувство отлетело:И я не мог ему простить.Я снова меж людей явилсяС холодным, сумрачным челом;Но
взгляд, куда б ни обратился,Встречался с радостным лицом!
Приметив юной девы грудь,Судьбой случайной, как-нибудь,Иль взор, исполненный огнем,Недвижно сердце было в нем,Как сокол, на скале морскойСидящий позднею порой,Хоть недалеко и блестят(Седой пустыни вод наряд)Ветрила бедных челноков,Движенье дальних облаковСледит его прилежный глаз.И так проходит скучный час!Он знает: эти челноки,Что гонят мимо ветерки,Не для него сюда плывут,Они блеснут, они пройдут!..
Берегись! берегись! над бургосским путем Сидит один черный монах;Он бормочет молитву во мраке ночном, Панихиду о прошлых годах.Когда Мавр пришел в наш родимый дол, Оскверняючи церкви порог,Он без дальних слов выгнал всех чернецов; Одного только выгнать не мог.Для добра или зла (я слыхал не один, И не мне бы о том говорить),Когда возвратился тех мест господин, Он никак не хотел уходить.Хоть никто не видал, как по замку блуждал Монах, но зачем возражать?Ибо слышал не раз я старинный рассказ, Который страшусь повторять.Рождался ли сын, он рыдал в тишине, Когда ж прекратился сей род,Он по звучным полам при бледной луне Бродил и взад и вперед.
Один я в тишине ночной;Свеча сгоревшая трещит,Перо в тетрадке записнойГоловку женскую чертит;Воспоминанье о былом,Как тень, в кровавой пелене,Спешит указывать перстомНа то, что было мило мне.Слова, которые моглиМеня тревожить в те года,Пылают предо мной вдали,Хоть мной забыты навсегда.И там скелеты прошлых летСтоят унылою толпой;Меж ними есть один скелет—Он обладал моей душой.Как мог я не любить тот взор?Презренья женского кинжалМеня пронзил… но нет — с тех порЯ всё любил — я всё страдал.Сей взор невыносимый, онБежит за мною, как призрак;И я до гроба осужденДругого не любить никак.О! я завидую другим!В кругу семейственном, в тиши,Смеяться просто можно имИ веселиться от души.Мой смех тяжел мне как свинец:Он плод сердечной пустоты.О боже! вот что, наконец,Я вижу, мне готовил ты.Возможно ль! первую любовьТакою горечью облить;Притворством взволновав мне кровь,Хотеть насмешкой остудить?Желал я на другой предметИзлить огонь страстей своих.Но память, слезы первых лет!Кто устоит противу них?
Когда к тебе молвы рассказМое названье принесетИ моего рожденья часПеред полмиром проклянет,Когда мне пищей станет кровь,И буду жить среди людей,Ничью не радуя любовьИ злобы не боясь ничьей:Тогда раскаянья кинжалПронзит тебя; и вспомнишь ты,Что при прощаньи я сказал.Увы! то были не мечты!И если только наконецМоя лишь грудь поражена,То
верно прежде знал творец,Что ты страдать не рождена.
Передо мной лежит листокСовсем ничтожный для других,Но в нем сковал случайно рок,Толпу надежд и дум моих.Исписан он твоей рукой,И я вчера его украл,И для добычи дорогойГотов страдать — как уж страдал!
Свершилось! полно ожидатьПоследней встречи и прощанья!Разлуки час и час страданьяПридут — зачем их отклонять!Ах, я не знал, когда гляделНа чудные глаза прекрасной,Что час прощанья, час ужасный,Ко мне внезапно подлетел.Свершилось! голосом бесценнымМне больше сердца не питать,Запрусь в углу уединенномИ буду плакать… вспоминать!
Итак, прощай! Впервые этот звукТревожит так жестоко грудь мою.Прощай! — шесть букв приносят столько мук!Уносят всё, что я теперь люблю!Я встречу взор ее прекрасных глаз,И может быть, как знать… в последний раз!
Сыны снегов, сыны славян,Зачем вы мужеством упали?Зачем?… Погибнет ваш тиран,Как все тираны погибали!..До наших дней при имени свободыТрепещет ваше сердце и кипит!..Есть бедный град, там видели народыВсё то, к чему теперь ваш дух летит.
Закат горит огнистой полосою,Любуюсь им безмолвно под окном,Быть может завтра он заблещет надо мною,Безжизненным, холодным мертвецом;Одна лишь дума в сердце опустелом,То мысль об ней. — О, далеко она;И над моим недвижным, бледным теломНе упадет слеза ее одна.Ни друг, ни брат прощальными устамиНе поцелуют здесь моих ланит;И сожаленью чуждыми рукамиВ сырую землю буду я зарыт.Мой дух утонет в бездне бесконечной!..Но ты! — О, пожалей о мне, краса моя!Никто не мог тебя любить, как я,Так пламенно и так чистосердечно.