Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

XXVIII

Превозносимый всем уездом Дом обольстительной вдовы Бывал обрадован приездом Гостей нежданных из Москвы. Чиновник, на пути в отцовский Далекий, незабвенный кров (Спасаясь зайцем от долгов), Заедет… умница московский, Мясистый, пухлый, с кадыком, Длинноволосый, в кучерском Кафтане, бредит о чертогах Князей старинных, о. От шапки-мурмолки своей Ждет избавленья, возрожденья; Ест редьку, — западных людей Бранит — и пишет… донесенья.

XXIX

Бывало, в хлебосольный дом Из дальней северной столицы Примчится борзый лев; и львом ^* Весьма любуются девицы. В деревне лев, глядишь, ручной Зверек — предобрый; жмурит глазки; И терпеливо сносит ласки Гостеприимности степной. В деревне — водятся должишки За ним… играет он в картишки… Не платит… но как разговор Его любезен, жив, остер! Как он волочится небрежно! Как он насмешливо влюблен! И как забудет безмятежно Всё, чем на миг был увлечен!

XXX

Но мой помещик? Не пора ли К нему вернуться, наконец? Пока мы с вами поболтали, Читатель, — староста, кузнец, Садовники, покинув тачки, Кондитор, ключник, повара, Мальчишки, девки, кучера, Столяр, кухарки, даже прачки — Вся дворня, словом, целый час Справляла «ветхий тарантас». И вот, надев армяк верблюжий, На козла лезет кучер дюжий; Фалетор сел; раздался крик ^* Ребят; победоносно взвился Проворный кнут — и шестерик Перед крыльцом остановился.

XXXI

Выходит барин… целый дом За ним идет благоговея. Безмолвно — в шляпах с галуном, Надетых криво, два лакея Ведут его… Приятель наш Детей целует, на подножку Заносит ногу, понемножку, Кряхтя, садится в экипаж, И под его дворянским телом, Довольно плотным и дебелым, Скрипят рессоры. «Взят тюфяк На всякий случай! Ты, дурак, Смотри, под горку тише… Что вы Мне в ноги положили? стой! Где ларчик?» — «Здесь». — «А! Ну, готовы? Пошел!.. Я к вечеру домой».

XXXII

Уехал барин. Слава богу! Какой веселый, дружный гам, Какую шумную тревогу Все подняли! Спешит Адам Адамыч в комнатку… гитару (Подарок будущей жены) Снимает тихо со стены, Садится, скверную сигару С улыбкой курит… и не раз Из голубых немецких глаз Слеза бежит… и край любимый Он видит снова — край родимый, Далекий, милый… и, пока Еще не высохли те слезы, В убитом сердце старика Взыграли радостные грезы.

XXXIII

Помещик едет. Легкий сон, Надежный друг людей дородных, Ям овладел… не видит он Равнин окрестных плодородных. О Русь! Люблю твои поля. Когда под ярким солнцем лета Светла, роскошна, вся согрета, Блестит и нежится земля… Люблю бродить в лугу росистом Весной, когда веселым свистом И влажным запахом полна Степей живая тишина… Но дворянин мой хладнокровно Поля родные проезжал; Он межевал их полюбовно, Но без любви воспоминал

XXXIV

О них… Привычка! То ли дело, Когда в деревню как-нибудь Мы попадем, бывало… Смело, Легко, беспечно дышит грудь… И дорога нам воля наша, Природа — дивно хороша, И в каждом юноше душа Кипит, как праздничная чаша! Так что ж? Ужели ж те года Прошли навек и без следа? Нет! Нет! Мы сбросим наши цепи, Вернемся снова к вам, о степи! И вот — за бешеных коней ^* Отдав полцарства, даже царство — Летим за тридевять полей В сороковое государство!..

XXXV

Раскинувшись на пуховых Подушках, спит самодовольно Помещик. Кучер пристяжных Стегает беспощадно. Больно Смотреть на тощих лошадей. Фалетор на кобыле тряской Весь бледный прыгает. Со связкой В руках храпит себе лакей. Бойка дорога. Все ракиты, Как зимним инеем, покрыты Тончайшей пылью. Жарко. Вдруг (Могу ль изобразить испуг Помещика?) на повороте Ось пополам — и тарантас (Прошу довериться работе Домашней…) набок…Вот те раз!

XXXVI

Поднявшись медленно с дороги, Без шапки, трепетной рукой Ощупал спину, нос и ноги Мой перепуганный герой. Все цело… Кучер боязливо Привстал… и никаких речей Не произнес… Один лакей Засуетился торопливо — То вскочит сам на облучок, То вдруг возьмется за задок, То шляпу двинет на затылок… Но как ни ловок он и пылок — Напрасно всё… Что делать! Сам Помещик вовсе растерялся, Не верил собственным глазам И, как ребенок, улыбался.

XXXVII

«Ах, чёрт возьми! Ну, что там?» — «Ось Сломалась». Барин для порядка Ее потрогал. «Да; хоть брось. Ох, эта бестия Филатка! (Филаткой звался старый плут Каретник.) До деревни сколько?» «Да будет верст пяточек». — «Только? Скачи за кузнецом… да кнут Возьми…» Но взоры в отдаленье Вперило хитрое творенье, Лакей… и вдруг он крикнул: «Э! К нам едет барыня…» — «Где? где? Какая барыня?» — «Полями. Знать, оне взяли… Точно так» «Не может быть!» — «Смотрите сами: Оне-с…» — «Ну, ну, молчи, дурак!»

XXXVIII

Действительно: в кибитке длинной, Подушками, пуховиком Набитой доверху, в старинной Измятой шляпке, с казачком, С собачкой, с девкой в казакине Суконном, едет на семи Крестьянских клячах «ch`ere amie» [10] . Своей любезной половине Приятель наш едва ли рад… Он бросился вперед, назад… Им овладело беспокойство [11] , Весьма естественное свойство Иных мужей при виде жен… Кибитка стала… дыбом волос На нем поднялся… слышит он Супруги дребезжащий голос:

10

«дорогая подруга» (франц.).

11

Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест, Весьма мучительное свойство…

(«Евгений Онегин» <гл. 8, строфа XIII>). (Примечание Тургенева.)