Том 1. Здравствуй, путь!

Замолчали, задумались, закурили, повздыхали. Потом Елкин сказал:

— И все-таки надо искать.

Тансык спросил, что искать в первую очередь.

— Самое коротко и прямо, — ответил инженер.

Поехали дальше. По нетронутой земле, траве и кустарнику было очевидно, что прежде не следили здесь ни человек, ни конь, ни зверь. Порой встречались такие крутые подъемы и спуски, одолевать которые верхом было немыслимо, и приходилось спешиваться. Елкин скоро убедился, что Чокпар тут не легче отвергнутых перевалов, тоже неизбежны тоннели, большие выемки, двойная тяга. Даже инженер-мостовик Калинка был напуган количеством мостов, какое требовал этот вариант. Без всяких колебаний и обсуждений Елкин скомандовал:

— Тансык, остановись! Поворачивай назад! Надо искать сразу все.

— Откуда начинать? — спросил Тансык.

Решили вернуться на степную равнину и начинать оттуда, где она упиралась в горы, откуда уже начинали.

Обратный путь занял два дня, и так с неудачными поисками целая неделя ушла прахом.

Никогда Тансыку не приходилось так напрягать силы. Он поминутно твердил: коротко, прямо, гладко, легко, вовсю старался соединить их. А они разбегались и его тянули за собой: коротко и прямо — в горы, легко и гладко — в степь. Каждый шаг был задачей — куда ступить. Часто, пройдя какой-нибудь участок, Тансык поворачивал назад, затем проходил его снова по другому направлению.

К тому же Елкин, хотя и был сильно пожилой человек, почти аксакал, но в работе оказался неустанным, ненасытным. Ему мало было соединить «самое коротко, прямо, гладко и легко» в одну линию, он еще хотел знать, что находится под ней и рядом, — часто останавливался, отходил в стороны, брал в руки песок, камни, гальку, глину, потом записывал. Особенно долго задерживался у речек и оврагов, расспрашивал Тансыка, высоко ли поднимаются тут вешние и дождевые воды, велики ли ложатся снега. Разговоры о всякой всячине — и кто живет поблизости, и что делает, и когда наступают тепло, холод, и глубоко ли промерзает земля — он вел с каждым встречным и поперечным. Постоянно по его указке рабочие складывали на пройденном пути приметные каменные грудки и ставили деревянные вешки. Дело подвигалось трудно, медленно.

Тансык не видывал ничего подобного и однажды спросил инженера:

— Как зовут нашу работу?

— Рекогносцировочные изыскания, попросту — рекогносцировка, — ответил инженер. — Повтори-ка!

Тансык так и этак ломал свой язык, а слово не давалось. Из этого постепенно получилась веселая игра. Кто-нибудь спрашивал: «Тансык, как зовется наша работа?» У Тансыка вместо «рекогносцировка» долго получалась какая-нибудь смешная несуразица. Но в конце концов он одолел упрямое слово, правда, выговаривал правильно только по слогам, при каждом слоге загибая палец какой-нибудь руки.

Таким рекогносцировочным порядком прошли Чокпар дважды, туда и обратно, затем прямым маршем двинулись в Луговую.

Между Чокпаром и Луговой, на степном, равнинном участке будущей дороги, который выбрал и отметил Елкин, уже работало несколько партий. У каждой из них Елкин обязательно останавливался и вел долгие переговоры. Тансык в это время неотступно вертелся около изыскателей, выспрашивал, как называется их работа, инструменты, приставал: «Дай попробовать!» Он старался изо всех сил проникнуть в суть дела. Оно было новое, очень интересное. Одни партии узнавали, какая там, где поведут дорогу, земля: песок, глина, камень, на что она годится. Другие изучали реки, озера, колодцы: для дороги надо много хорошей воды. Третьи измеряли и обставляли приметными вешками ту неширокую полосу, на которую будут класть шпалы и рельсы.

А называлось все это, такое понятное и разумное, почему-то странными, непосильными словами.

Партии: геологические, гидрометрические, сейсмологические, геотехнические, трассировочные.

Работы: нивелировка, трассировка, проектировка, корректировка.

Машины: нивелир, теодолит, барометр, тахеометр.

Елкин основался в Луговой. Ненужные ему здесь помощники разошлись: инженер Калинка — в партию изыскателей мостовиков, рабочие — на трассировку подносить инструменты, крепить вешки. Тансыка Елкин оставил при себе сопровождать его при выездах на полевые работы, развозить всякие распоряжения, ухаживать за конем.

Тут в потоке новых людей, осаждавших Елкина, явился Козинов. Это был опытный бурильщик, проведший больше десятка лет на рудниках Урала, обходившийся на «ты» с любой скалой. На Турксибе его быстро захватил тот коловорот страстей, споров, разногласий, какой разыгрался вокруг вариантов.

Козинов понимал вредность существующих разногласий: и начал работать над слиянием всей строительной армии — от кашеваров и конюхов до начальника дороги — в единый дружный коллектив, над собиранием всех крупиц опыта и смекалки.

Обползав Курдай, он увидел его тяжелую скальность и сказал начальнику своей изыскательской партии:

— Надо сматываться, здесь валандаться нечего. Здесь вертись не вертись, а будет нам и шах и мат.

Начальник из числа не по опыту самоуверенных инженеров презрительно посмотрел на Козинова и проговорил, показывая рукой на выход из палатки:

— Можешь сматываться. Таких я не жалею.

Козинов вышел с сердитым урчаньем:

— На одиннадцатом году революции не желает разговаривать. И с кем? С рабочим, который мозолится рядом с ним. Инженеришка никудышный, выкидыш, а нос дерет…

Козинова возмутило не пристрастие инженера к безнадежному Курдаю, а грубая, барская повадка. Он собрал своих единомышленников и рассказал им, как встретил его «выкидыш». Инженер был из не окончивших вуза.

— Ну, ребята, заставим отказаться от Курдая?

— Надо заставить, нечего здесь попусту бить сапоги, — поддержали Козинова.

После горячих споров, как же поступить, заявились к начальнику изыскательской партии и попросили объявить все данные «за» и «против» Курдая.

Начальник отказался:

— Не ваше дело совать нос в мои дела, ваше дело исполнять мои приказания.

— Не заносись, не строй из себя хозяина, — осадил его Козинов. — Дело у нас общее, советское, мы тебе не слуги, а сотрудники. Имеем полное право знать, что делаем.

— Повторяю: ваше дело исполнять мои распоряжения, — отчеканил начальник, громко топая при каждом слове.

— А мы — люди советские и не желаем работать втемную, — ответно отчеканил Козинов.

— Можете увольняться.

— И уволимся.

В тот же день Козинов принес заявление об уходе. Начальник с удовольствием написал на нем: «Уволить». Но когда вслед за Козиновым пришли еще несколько человек с такими же заявлениями, он поднял хай:

— Козинов — смутьян, чуждый элемент, устраивает забастовку против рабоче-крестьянской власти.

— Не против власти, а против тебя, выкидыш, и твоего мертвого дела, — сказал на это Козинов и уехал к Елкину, который своим равнинным Чокпарским вариантом соперничал с горным Курдаем.

Елкин переживал злые времена, был почти заклеван сторонниками Курдая и хватался за всех, в ком предполагал найти помощников и своих однодумцев.