Том 10. Пьесы, написанные совместно
Шрифт:
Евлампий. О, еще бы! Придет время… я… я… все сделаю… (Обнимает Наташу.)
Наташа. А уж я-то! Я буду работать, учиться… старательно, постоянно… Посмотри, я скоро сделаюсь достойной тебя. Дорогой мой, вся душа моя будет принадлежать делу и тебе. Я забуду весь мир, чтоб жить для тебя, чтоб дышать одним тобой! Да я… не знаю… всего этого мало за то, что ты сделал для меня. Ты воскресаешь меня, ты даешь мне новую жизнь, о которой я без тебя и мечтать бы не смела.
Евлампий. О, да какая ты умная, какая ты умная!
Наташа (освобождаясь). Ах, пожалуйста!.. Нет, нет… нехорошо.
Евлампий. Наташа, Наташа, это скучно наконец. Когда ты бросишь эту глупую деревенскую застенчивость?
Наташа. Ты думаешь, что это застенчивость?
Евлампий. Да, застенчивость, которую уж надо оставить.
Наташа. Да, конечно…
Евлампий. Что «конечно»?
Наташа (стыдливо). Можно, пожалуй, и… оставить, когда знаешь… когда уверена…
Евлампий. Ну, и знай, и будь уверена!
Наташа. Помнишь ли, что ты сказал мне? А я все твои слова помню, ими только и живу. Ты сказал мне: мы будем трудиться, мы пойдем рука об руку. Это ты говорил.
Евлампий. Да, да, я… И мы сделаем это. Я скоро уезжаю. Вместе нам нельзя уехать отсюда, неловко; ты поедешь на другой день после меня.
Наташа. О да, я полечу на крыльях.
Евлампий. А я пока найму квартиру; ты приедешь, уж будет все готово. Жить на разных квартирах двойной расход, да и нет никакой надобности: Петербург ведь не уездный город, там всякий знает только сам себя, а до других дела нет; там это не в диковинку… Мы будем жить вместе.
Наташа. Как? Сейчас и вместе?
Евлампий. Что значит «сейчас»? А то когда же еще? И сейчас и не сейчас, всегда вместе.
Наташа (с испугом). Что… это? Что вы говорите?
Евлампий. Да что ж мне еще говорить, милая моя? Я говорю, что чувствую, что знаю, что я и сделаю.
Наташа (отшатнувшись). Да вы подумайте!
Евлампий. Да что тут думать и об чем? Кто любит, тот не думает, а кто думает, тот не любит, а лжет.
Наташа (горячо и со слезами). Да нет, нет! Я люблю вас… я клянусь всем, что есть для меня святого… только я люблю вас не так… я люблю вас, как брата.
Евлампий. Это что еще? Все это вздор, все это глупость. Кто любит, тот жертвует всем. И ты для меня пожертвуешь всем. Да, Наташа, да? (Хочет обнять ее.)
Наташа (вырывается). Ах, оставьте! (Слабым голосом.)Бабушка!
Евлампий. К чему тут бабушка и зачем слезы? Вот твоя любовь, о которой ты так громко говорила! Кто хочет начинать новую жизнь, тот должен бросить все предрассудки; да не только бросить,
а насмеяться над ними. Надо сжечь корабли, чтобы уж не было возврату к этой деревенской пошлости.Наташа. Боже мой, «предрассудки»! И вы называете это предрассудками?
Евлампий. Да, предрассудки, которые так же глупы, как серебряные кольца, которые вы считаете какой-то драгоценностью, чем-то священным. Нужно очень немного смелости, чтобы стряхнуть эти предрассудки и эти амулеты. И я знаю, что у тебя этой смелости достанет.
Наташа. Нет., нет…
Евлампий. Я помогу тебе, Наташа, милая Наташа. В моих объятиях ты забудешь все, кроме меня. (Обнимает ее.)Забудешь все, что надо забыть.
Наташа. Ах, бабушка!
Евлампий (отходя). Удивляюсь Я на тебя. Ах, женщины! Кто вас разберет! Вы любите — и не любите; вы верите — и не верите.
Входит Федосья Ивановна.
Наташа. Боже мой, что со мной делается?.. Мне стыдно! Стыдно! Мысли путаются… в глазах мутится… Ах! (Падает в обморок на руки бабушки.)
Евлампий уходит.
Действие четвертое
ЛИЦА:
Федосья Ивановна.
Пелагея Климовна.
Наташа.
Евлампий.
Медынов.
Щемнлов,
Семен.
Декорация первого действия.
Наташа (сидит у стола, опустивши голову на руки), Федосья Ивановна и Пелагея Климовна (входят).
Федосья Ивановна. Нездоровится тебе, Наташа?
Пелагея Климовна. Какое нездоровье, с чего? Привередничает сидит.
Федосья Ивановна (Наташе). Головушка болит?
Наташа. Нет, мне теперь легче. Бабушка, вы не беспокойтесь, это пройдет, я скоро оправлюсь совсем.
Пелагея Климовна. Маменька, вам опять неймется. Вы и теперь с вашим баловством. Она нас оконфузила перед господами, а вы к ней же с утешениями!
Федосья Ивановна. Оставь ты, прикуси свой язык!
Пелагея Климовна. Ну уж теперь пускай другой кто прикусит. Я терпеть этого не стану. Я ей покажу, кто я ей! Не хотела по чести сделать для матери, так я и власть имею. Ты думаешь, все стращать только буду? Нет, довольно!
Федосья Ивановна. Да, полоумная, что ты говоришь! Опомнись!
Пелагея Климовна. Вы-то придите в размышление, а я все помню. Добру выучили! Этакому-то рукомеслу, чтоб на шею вешаться, и без ученья можно ученой быть.
Федосья Ивановна. Что ты говоришь?
Наташа. Бабушка, не заступайтесь за меня.
Федосья Ивановна. Да ведь ты не чужая.
Пелагея Климовна. Она хуже чужой. Чужая-то больше пожалеет. Вот как по милости ее выгонят нас господа со двора — вот и надевай котомку.