Том 12. Из 'Автобиографии'. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма
Шрифт:
Я счастлив, что вам так понравился «Том Сойер». Я пригляжу, чтобы ваша статья намного опередила все прочие рецензии. Миссис Клеменс согласна с вами, что книга должна быть издана как книга для мальчиков — без всяких затей; и я тоже так думаю. Это в самом деле правильная мысль. Что до последней главы, то я просто ее выброшу и ничего не впишу вместо нее. Когда я дошел до нее, у меня было такое чувство, словно книга уже окончена, и мне удалось устоять перед сильным искушением подробно описать жизнь Гека у вдовы и ограничиться одним абзацем. Пошлите мне «Тома» экспрессом, прилагаю для этого деньги. Если они затеряются в дороге, не беда.
Вчера вечером помешали гости, поэтому «Домашние представления» перенесли на сегодня — будем читать вслух. Миссис Клеменс сердится, но чтение ее утихомирит. Так или иначе, нам предстоит
Работа над новым рассказом на точке замерзания, одна мысль, что надо переписывать его заново, приводит меня в отчаяние.
Мы все шлем самый сердечный привет всем вам.
Всегда ваш
Марк.
12
У. Д. ГОУЭЛСУ
Хартфорд, 18 января 1876 г.
Дорогой Гоуэлс,
очень вам благодарен за доброе слово о «Томе Сойере». Уильямс сделал к нему около трехсот превосходных рисунков, некоторые весьма тонки. Бедняга! Такой талант у человека, а он губит его ромом. Берет мою книгу и, читая, делает целую кучу рисунков — просто так, ни с кем не сговорившись.
Не было на свете человека благодарнее меня, когда позавчера, заставив себя сесть (при все еще скверном самочувствии) за отвратительную, ненавистную работу — наводить глянец на «Тома Сойера», я раскрыл пакет и обнаружил ваши карандашные пометки. Это было великолепно и избавило меня от всех трудов. Вместо того чтобы читать все насквозь, я просто отыскивал ваши пометки и делал требуемую поправку. Я свел драку мальчишек к одному абзацу; от всей речи в воскресной школе оставил лишь две первые фразы, чтобы не было и намека на сатиру, раз книга предназначается для детей; я смягчил все слишком резкие выражения, дабы ничто не оскорбляло слух. Итак, за один присест я сделал все от начала до конца, а думал, что это отнимет три-четыре дня, вымотает меня и духовно и физически. Я ведь отослал вам рукопись лишь после того, как тщательно, придирчиво просмотрел ее. Так что все оставшиеся в ней недоделки видны были только свежему глазу, не мне, — их-то вы заметили и подчеркнули.
Но одно выражение мы, пожалуй, проглядели. Когда Гек жалуется Тому на строгости в доме вдовы, он говорят, что слуги совершенно извели его, без конца цепляются и требуют, чтобы он вел себя как благовоспитанный мальчик, и кончает он свои жалобы так: «...и уж чешут меня и причесывают до чертиков» (без восклицательного знака). Когда-то давно я читал эту главу миссис Клеменс, и эти слова не смутили ее; в другой раз я воспользовался случаем прочесть это место ее тетушке и матери (обе — ревностные дочери церкви, так сказать), но и они ничего не заметили. Я очень обрадовался: ведь что может быть естественнее этих слов для такого мальчишки (а я допустил совсем немного вольностей в его речи); когда же и вы тоже ничего не возразили, я вовсе обрадовался, но и испугался, — а вдруг вы просто не обратили внимания. Вы заметили? По-вашему, эти слова уместны? Они меня ничуть не тревожили, пока я думал, что моя книга для взрослых. Но с тех пор как все безоговорочно решили, что она предназначается для мальчиков и девочек, это ругательство подчас не дает мне спать по ночам.
Не спешите отвечать (вам и так приходится слишком много писать), просто скажите при встрече! Каковая, надеемся, будет в субботу, воскресенье или понедельник. А может, вы приедете прямо теперь, обдумаете все исправления и внесете их в рукопись, когда вернетесь? Быть может, вам пойдет на пользу, если на денек-другой вы вырветесь из своей упряжки и встряхнетесь, как бывает во время отдыха, — начисто забудете обо всех делах? После того как я побываю у вас, мне всегда лучше работается, и если вы приедете к нам и услышите, как наш клуб на все лады заливается о метафизической проблеме, которую я собираюсь поставить перед ними под видом экстравагантной вещицы, это подбодрит вас не хуже каких-нибудь сердечных капель.
(Я чувствую себя последним человеком, что уговариваю вас отложить критическую статью в критическую минуту, но я и вправду думаю, что это не повредит вашей работе и вы не потеряете к ней интерес.) Миссис Клеменс говорит: «Может быть, Гоуэлсы приедут в понедельник, если не смогут в субботу. Пригласи их, попытка — не пытка». Ну, так как же? Сможете вы? Это было бы великолепно. Черкните мне открытку, меня бы замучила совесть, если бы я вынудил вас писать письмо (это не
шутка); если же вы не решитесь приехать, обещайте, что приедете в следующую субботу, если сможете, и останетесь до понедельника.Всегда ваш
Марк.
13
У. Д. ГОУЭЛСУ
Элмайра, 9 августа 1876 г.
Дорогой Гоуэлс,
я как раз собирался писать вам, когда пришло ваше письмо, и не какая-нибудь бесстыжая открытка, а почтительно — настоящее письмо в конверте.
Биографию я прочту, но, чтобы заручиться моим голосом, довольно было и того, что вы написали мне об этом человеке, мне не требовалось больше никаких сведений о нем. Кстати, на днях я получил письменное приглашение избирательного клуба в Джерси-Сити, они бы хотели, чтобы я приехал к подъему флага Тилдена и Хендрика и «напутствовал» их. Ну, поехать туда я не смог, но «напутствовал» их и дал им совет в ответном письме: в самых любезных выражениях посоветовал им вовсе не «поднимать флаг».
Пусть ваша книга выходит поскорей, сейчас самое время. Если изберут Тилдена, вся страна покатится прямехонько в то место, которое я не мог бы назвать вслух при миссис Гоуэлс.
Вчера вечером я нарушил вашу монополию — начал записывать, что говорят наши дети. Это мне напомнило, что на прошлой неделе я послал купить для Сюзи пару просторных преуродливых башмаков, ибо заметил, что она ходит в премиленьких, но тесных, и пальцы у нее на ногах скорчились и сжались. Она не жаловалась, но явно чувствовала себя униженной и оскорбленной Перед сном, когда она собралась помолиться, мать, как обычно, сказала ей:
– Ну, Сюзи, теперь подумай о боге.
– В этих башмаках я не могу, мама.
Ферма сейчас совершенно восхитительна. Здесь так тихо и мирно, как на острове в Южных морях. С высоты нашего холма мы наблюдали несколько великолепных закатов. Однажды вечером огромная радуга перекинулась через все окрестные холмы, и от черной втулки на вершине холма, расположенного в самом центре, на равном расстоянии друг от друга поднялись вверх к дуге черные лучи, и все это вместе образовало четко очерченное, наполовину ушедшее в землю гигантское колесо какой-то величественной, пышной колесницы. Потом с запада приплыла могучая беспорядочная груда облаков, вся налитая поразительно ярким, сверкающим зеленым светом, — так светится молодая листва по весне. Сквозь прорехи в облаках проглядывали ярко-голубые небеса, а в отдалении, в другой половине неба, проплывали нежно-розовые облачка. В одном месте с неба спускались плотные черные тучи, словно дымовая завеса. И громадное колесо по- прежнему стояло в небе во всем своем непередаваемом великолепии. Итак, в одно и то же время небо окрашено было в голубой, зеленый, розовый и черный цвета, да к тому же еще блеск разноцветной радуги. И все цвета густые, определенные. Трудно сказать, о чем больше думаешь, когда глядишь на это ошеломительное зрелище, — о небесах или о преисподней. Это чудо, постоянно, величаво и поразительно меняясь, длилось два часа, и все это время мы оставались на холме, где находится мой кабинет, пока не угасли последние краски замечательного дня, равного которому мы никогда не видели.
Наш фермер, человек серьезный, доглядел все до конца и заметил, что это «чертовски занятно».
Роман с двойным прицелом спит мертвым сном. Не идет он у меня. Главы, которые я написал прежде, еще слишком свежи в памяти, никак не могу от них отрешиться. Быть может, примусь за него зимой, но определенно пока сказать не могу; я все ждал и ждал, не почувствую ли снова к нему интерес, но месяц назад махнул на него рукой и взялся за новую книгу для мальчиков, лишь бы чем-то заняться. Написал уже четыреста страниц, почти половину. Это автобиография Гека Финна. Не сказал бы, чтоб мне нравилось, как она получается, и вполне возможно, что, окончив, я положу рукопись под сукно или сожгу.
Итак, комедия написана, и «довольно удовлетворительно». Это радует меня, по и бесит, — сам я не способен придумать комедию, чем это вы угодили господу, что он к вам так милостив? Я совершенно выбился из сил, пытаясь придумать комедию, в которую можно было бы запрячь очень подходящих для нее героев, но так ничего и не придумал. У меня полна конюшня самого чистокровного товара, который мог бы принести кучу денег, а он пропадает без толку. Хочу посмотреть вашу комедию на сцене и порадоваться успеху.