Том 15. Статьи о литературе и искусстве

Th'eophile Gautier в своем предисловии к знаменитым «Fleurs du mal» [97] говорит, что Бодлер сколь возможно изгонял из поэзии красноречие, страсть и правду, слишком верно переданную — «l’'eloquence, la passion et la v'erit'e calqu'ee trop exactement».

И Бодлер не только высказывал это, но и доказывал это как своими стихами, так тем более прозой в своих «Petits po`emes en prose» [98] , смысл которых надо угадывать, как ребусы, и большинство которых остаются неразгаданными.

97

«Цветы зла» (фр.).

98

«Маленькие поэмы в прозе» (фр.).

Следующий за Бодлером поэт, тоже считающийся великим, Верлен, написал даже целый «Art po'etique», в котором советует писать вот как:

De la musique avant toute chose,Et pour cela pr'ef`ere l’ImpairPlus vague et plus soluble dans l’air,Sans rien en lui qui p`ese ou qui pose.Il faut aussi que tu n’aille pointChoisir tes mots sans quelque m'eprise:Rien de plus cher que la chanson griseO`u l’Ind'ecis au Pr'ecis se joint.

И дальше:

De la musique encore et toujours,Que ton vers soit la chose envol'ee,Qu’on sente qu’il fuit d’une ^ame en all'eeVers d’autres cieux `a d’autres amours.Que ton vers soit la bonne aventureEparse au vent crisp'e du matin.Qui va fleurant la menthe et le thum.Et tout le reste est litt'erature.

<Поэтическое искусство

Музыки, музыки прежде всего!Ритм полюби в ней — но свой, непослушный,Странно-живой и неясно-воздушный,Все отряхнувший, что грубо, мертво!В выборе слов будь разборчивым строго!Даже изысканным будь иногда:Лучшая песня — в оттенках всегда!В ней, сквозь туманность, и тонкости много.Музыки, музыки вечно и вновь!Пусть будет стих твой — мечтой окрыленной,Пусть он из сердца стремится, влюбленный,К новому небу, где снова любовь!Пусть, как удача, как смелая греза,Вьется он вольно, шаля с ветерком,С мятой душистой в венке полевом…Все остальное — чернила и проза!

(Поль Верлен, Избранные стихотворения в переводах русских поэтов, СПб., 1911. Перев. И. Тхоржевского)>

Следующий же за этими двумя, считающийся самым значительным из молодых, поэт Малларме прямо говорит, что прелесть стихотворения состоит в том, чтобы угадывать его смысл, что в поэзии должна быть всегда загадка:

«Je pense qu’il faut qu’il n’y ait qu’allusion. La contemplation des objets, l’image s’envolant des r^everies suscit'ees par eux, sont le chant: les Parnassiens, eux, prennent la chose enti`erement et la montrent; par l`a ils manquent de myst`ere; ils retirent aux esprits cette joie d'elicieuse de croire qu’ils cr'eent. Nommer un objet, c’est supprimer les trois quarts de la jouissance du po`ete qui est faite du bonheur de deviner peu `a peu; le sugg'erer — voil`a le r^eve. C’est le parfait usage de ce myst`ere qui constitue le symbole: 'evoquer petit `a petit un objet pour montrer un 'etat d’^ame, ou inversement, choisir un objet et en d'egager un 'etat d’^ame par une s'erie de d'echiffrements.

…Si un ^etre d’une intelligence moyenne et d’une pr'eparation litt'eraire insuffisante ouvre par hasard un livre ainsi fait et pr'etend en jouir, il y a malentendu, il faut remettre les choses `a leur place. Il doit y avoir toujours 'enigme en po'esie, et c’est le but de la litt'erature; il n’y en a pas d’autre, — d’'evoquer les objets» («Enqu^ete sur l’'evolution litt'eraire», Jules Huret, p. 60–61).

<Я думаю, что нужен только намек. Созерцание предметов, образы, зарождающиеся из грез, вызванных этими предметами, — в этом пение. Парнасцы берут вещь целиком и показывают ее; поэтому у них недостает тайны; они отнимают у духа пленительную радость веры в то, что он как бы сам творит. Назвать предмет — значит уничтожить на три четверти наслаждение поэта, которое состоит в счастии постепенного угадывания; внушить — в этом высшая цель. Совершенное использование этой тайны и есть символ; едва намекать на предмет для того, чтобы показать душевное состояние или, наоборот, выбрать предмет и, раскрывая его, создать душевное состояние.

…Если посредственный ум и вдобавок литературно малообразованный случайно открывает книгу такого рода и пытается извлечь из нее удовольствие, то она оказывается плохо понятой, и тогда надо вещи поставить на свое место. В поэзии должна, быть всегда загадка, в этом цель литературы; нет никакой другой, как намекать на предмет

(«Исследование литературной эволюции», Июль Гюре, стр. 60–61).>

Так что между новыми поэтами темнота возведена в догмат, как это совершенно верно говорит французский критик Думик, не признающий еще истинности этого догмата.

«ll serait temps aussi de finir, — говорит он, — avec cette fameuse th'eorie de l’obscurit'e que la nouvelle 'ecole a 'elev'ee en effet `a la hauteur d’un dogme» («Les jeunes», 'etudes et portraits par Ren'e Doumic).

<Уже настало время покончить с этой пресловутой теорией неясности, которую новая школа возвела на высоту («Молодые», этюды и портреты Рене Думика).>

Но не одни французские писатели думают так.

Так думают и действуют поэты и всех других национальностей: и немцы, и скандинавы, и итальянцы, и русские, и англичане; так думают все художники нового времени во всех родах искусства: и в живописи, и в скульптуре, и в музыке. Опираясь на Ницше и Вагнера, художники нового времени полагают, что им не нужно быть понятыми грубыми массами, им достаточно вызвать поэтические состояния наилучше воспитанных людей: «best nurtured men», как говорит английский эстетик.

Для того чтобы то, что я говорю, не представилось голословным, приведу здесь хоть некоторые образцы французских, шедших впереди этого движения, поэтов. Поэтам этим имя легион.

Я выбрал французских новых писателей потому, что они ярче других выражают новое направление искусства и большинство европейцев подражают им.

Кроме тех, которых имена считаются уже знаменитыми, как-то: Бодлер, Верлен, некоторые имена этих поэтов следующие: Jean Mor'eas, Charles Maurice, Henri de R'egnier, Charles Vignier, Adrien Romaille, Ren'e Ghil, Maurice Maeterlinck, С. Albert Aurier, Ren'e de Gourmont, St. Pol Roux le Magnifique, Georges Rodenbach, le comte Robert de Montesquiou F'ezansac. Это символисты и декаденты. Потом идут маги: Jos'ephin Peladan, Paul Adam, Jules Bois, M. Papus и др.

Кроме этих, есть еще 141 писатель, которых перечисляет Думик в своей книге.

Вот образцы тех из этих поэтов, которые считаются лучшими. Начинаю с самого знаменитого, признанного великим человеком, достойным памятника, — Бодлера. Вот, например, его стихотворение из его знаменитых «Fleurs du mal».

Je t’adore `a l’'egal de la vo^ute nocturneО vase de tristesse ^o grande taciturne,Et t’aime d’autant plus, belle, que tu me fuis,Et que tu me parais, ornement de mes nuits, Plus ironiquement accumuler les lieues,Qui s'eparent mes bras des immensit'es bleues.Je m’avance `a l’attaque, et je grimpe aux assauts,Comme apr`es un cadavre un choeur de vermisseaux.Et je ch'eris, ^o b^ete implacable et cruelle!Jusqu’`a cette froideur par ou tu m’es plus belle!<Я тебя обожаю равно под покровом ночной темноты,О сосуд моей скорби-тоски, о безмолвье великое. ТыМне милей и прекрасней все боле, чем мчишься скорейОт меня и меня избегаешь, краса моих грустных ночей… Из моих ускользает объятий последняя синяя даль, —Это ты иронично ее отодвигаешь все глубже, все вдаль…Но иду я в атаку и лезу на штурм все смелей и смелей,Словно к трупу гнилому громадная масса кишащих червей.И я страстно люблю, и мороз проникает до мозга костей…Ты среди ласк этих, тварь беспощадная, злая, прекрасней, милей!

(Шарль-Поль Бодлер, «Цветы зла», т. I, СПб., 1907, перев. Эллиса)>

Вот другое того же Бодлера: