Том 16. Фредди Виджен и другие
Шрифт:
— Если бы вы так говорили…
— Но еще не поздно? Терри, не поздно? Больше мне случая не представится.
— Почему?
— Мне надо ехать.
— Куда?
— Туда, в Голливуд.
— Ой! — тихо выдохнула Терри.
— Да, на той неделе. Меня ждала телеграмма. Старший партнер заболел. Так что это — мой последний шанс. Через шесть тысяч миль не объяснишься.
— Ой! — повторила Терри.
Советы опытного Ворра припомнились Майку. Как он сказал, «обнимете-поцелуете»? Конечно, напился дальше некуда, но эти слова достойны внимания. У некоторых cr’eme de menthe
Тем самым, Майк обнял Терри и поцеловал. Совет сработал на славу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава XVIII
Стэнвуд Кобболд присел в постели и зажег свет. Он посмотрел на часы. Было самое начало третьего.
Футбол приучил его к послушанию, и когда Майк велел ему лечь, он лег. Конечно, он жалел, что отстранен от дела, но понимал, что так лучше. Действительно, того и гляди, он бы испортил всю игру. Оглядываясь назад, он видел, что всю свою жизнь портил игру где только мог, значит — испортил бы и эту.
Однако сейчас, проснувшись, он подумал, что не будет особого вреда, если сходить в библиотеку и посмотреть, все ли в порядке. Операция должна бы уже закончиться; интересно, как там что. Кроме того, интересно посмотреть на Огастеса. Все-таки, исключительное зрелище.
Где библиотека, он знал. Этот очкастый тип водил его туда после обеда. Облачившись в халат, Стэнвуд спустился по лестничке и пошел по коридору. Из-под заветной двери сочился свет; значит, компания — на месте. Конечно, они могут рассердиться, что он нарушил приказ, но все-таки стоит войти. Он и вошел, словно мокрая собака, проникающая в гостиную, чтобы присоединиться к людям, и опасающаяся, что ее плохо примут.
Увидев, что там только Терри, он облегченно вздохнул. Она сидела в кресле и о чем-то думала.
— Эй! — произнес он, как ему казалось, шепотом. Терри очнулась и вскрикнула. Майк понес посуду на кухню, а она осталась, пообещав, что ляжет в постель; но не легла, поскольку хотела хоть как-то развеять чары. Голос Стэнвуда, похожий на вопль приемника, когда ты повернешь эту штуку больше чем надо, ее напугал.
— Стэнвуд! — сурово сказала она. — Почему вы кричите?
— Я шепчу, — возразил огорченный гость.
— Шепчите тише. Садитесь сюда, на тахту, и говорите мне на ухо.
Стэнвуд подошел поближе, свалив по дороге столик.
— Все в порядке? — хрипло выговорил он.
— О, да! — отвечала Терри, сияя.
Стэнвуд обрадовался. Его это дело не касалось, но за друзей — приятно.
— Очень хорошо. Значит, она у вас?
— Кто именно?
— Да эта марка.
— А, марка! Нет, не у нас. Видите это окно? Мистер Ворр бросил в него свои инструменты, и они упали в ров.
Стэнвуд заметил сразу, что откуда-то дует, но решил, что ему кажется.
— Зачем он их бросил?
— Обиделся. Майк с ним грубо говорил.
— Вон как! Напился, я думаю.
— Да, напился.
— Жаль, я его не видел.
— Жаль. Исключительное зрелище.
Стэнвуд испытал много чувств — сострадание к графу, не получившему марки; жалость к себе (см. выше); а главное — растерянность. Если все провалилось, почему Терри так рада?
— Помнится,
вы говорили, что все в порядке, — намекнул он.— Конечно. Вам казалось когда-нибудь, что вы плывете на розовом облаке?
— Еще бы! — воскликнул он, живо припомнив оба случая: когда Эйлин, стряхнув пепел, ответила ему: «Да», и несколько раньше, когда именно его удар в последние полминуты обеспечил команде счет 7:6.
— Вот и мне сейчас так кажется. Понимаете, я выхожу за Майка.
— Да? А я думал…
— И я думала. Но изменила мнение.
— Рад за вас.
— Рады?
— Конечно.
Они помолчали. Терри покачивалась на облаке, сияя глазами, а Стэнвуд с облегчением думал о том, что Майк любит не Эйлин.
— Это приятно, — объяснил он наконец. — Старый добрый Майк уходит с поля. Все же легче.
— Я не совсем поняла.
— Когда человек так красив, как-то страшновато.
— Почему?
— Кто его знает, что случится! Мне казалось, ему нравится Эйлин.
Облако выскользнуло из-под Терри, она упала в океан, причем не сверкающий, а холодный, и кишащий, вдобавок, колючими чудищами.
— Какая глупость! — сказала она чужим, незнакомым голосом.
Но Стэнвуд продолжал, как ни в чем не бывало:
— Началось все на этой вечеринке. Позвал я гостей в честь Эйлин, Майк пришел и как-то так на нее поглядывал. Вы не замечали, как он смотрит на женщин? Такой, знаете, взгляд… А, что?
— Ничего.
— Вы хотели что-то сказать?
— Нет-нет.
— Значит, он на нее глядел, и мне это не понравилось. Конечно, они знакомы по Голливуду…
— Близко?
— Ну да. И когда она мне сказала вот это…
— Что именно?
— Я вам не говорил? Да, конечно, случая не было. Она сказала, что не выйдет за меня, пока у меня нет денег. Понимаете, она выходила замуж за бедных, и ничего не получалось. А сейчас, когда я лег, мне подумалось, что она крутит.
— Крутит?
— Финтит, — пояснил Стэнвуд. — Понимаете, вспомнил я вечеринку и этот самый взгляд… В общем, а вдруг она просто хочет от меня отделаться? Но сейчас я успокоился. Если вы за него выходите, значит, мне просто показалось.
Терри не разделяла эту наивную веру. Простодушный Стэнвуд успокоился, а она — нет. Ей припомнился Джеффри Харвест, непостоянный красавец. Он глядел и на нее, и на всех других. С болью подумав об этом, она вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Эй! — заволновался Стэнвуд. — Что это вы?
Простодушные люди мыслят штампами. Когда добрая приятельница вскрикивает, словно умирающая утка, и закрывает руками лицо, они знают, что делать. Взволнованно спросив: «Эй, что это вы?», они по-братски ее обнимают. Когда Стэнвуд все это сделал, он услышал голос:
— Мистер Росситер!
В дверях стояла леди Алела, неприязненно глядя на происходящее.
Когда женщина строгих правил хочет в два часа ночи посмотреть, какие разрушения произвел ее пьяный отец, и видит младшую сестру в пижаме и халате с молодым человеком, тоже в халате и пижаме, она, то есть женщина с правилами, бывает очень суровой. Так оно и случилось, а потому Стэнвуд взвился ввысь, словно под него подложили тринитротолуол.