Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф

— Вот именно — приехали!

— Э, нет! Не выйдет.

— Ну ладно, — сказал Брэдли. — Тогда я предлагаю такую комбинацию. Молодцы французы и молодцы англичане разбивают русских где-нибудь на правом или на левом фланге, молодцы греки и молодцы турки разбива…

— Знаем, знаем!

— Господа, прошу не перебивать! Молодцы греки и молодцы ту…

— Слышали уже.

— Нет, вы не слышали.

— Вы лучше скажите, что в это время будут делать молодцы американцы.

— Молодцы американцы в это время высадятся на берегу Персидского залива и с громкими криками «ура» бросятся…

— Виноват, — холодно перебил его Монтгомери, — я не расслышал: с какими криками бросятся американские молодцы? С криками «уран»?

— Не «уран», а «ура».

— Ах, простите, мне послышалось «уран», тем более что ваши молодцы действительно-таки привыкли с громкими криками бросаться на уран. Как только заметят, что где-нибудь появился уран, так сейчас же…

— Это к делу не относится.

— Ну нет. Даже очень относится.

— Ну, знаете, если уж на то пошло, то и ваши молодцы англичане, как только заметят где-нибудь чужую нефть…

— Это что? Намек?

— Не намек, а факт.

— Господа! Мосье! Не будем ссориться, — сказал француз. — По-моему, мы отклонились от вопроса.

— Верно! — оживился Брэдли. — Отклонились. Давайте лучше говорить на языке цифр. Выясним, какими силами мы располагаем. Мосье де Латтр де Тассиньи, сколько вы можете выставить дивизий?

— Сколько угодно! — бесшабашно воскликнул француз.

— О! Это порядочно. Но все-таки тридцать дивизий можете выставить?

— Хоть сорок.

— Великолепно! Так и запишем. Сколько у вас солдат в дивизии?

— Солдат?

— Ну да.

— Каких солдат?

— Обыкновенных.

— О мосье! — печально поднял глаза к небу француз. — Все, что угодно, но только не солдат. Откровенно вам скажу, насчет солдат у нас туговато. Все какие-то ненадежные солдаты. Того и гляди, повернут ружья и пушки не в ту сторону. Так что своих солдат не рекомендую. Просто-таки, по-дружески, не советую.

— Позвольте! Для какого же черта мы вам дали доллары? Мы хотим за свои доллары иметь ваши дивизии.

— Да господи ж! Разве мы против? Дивизий — сколько угодно, а уж насчет солдат — не ручаюсь.

— Тьфу! А у вас, Монтгомери?

— Что у нас?

— Дивизий у вас сколько?

— А я давно уже сказал, что две.

— А солдат?

— Каких солдат? — удивился Монтгомери. — Какие могут быть солдаты! Что вы, ребенок, что ли? Разве вы не знаете, что мои молодцы англичане сами принципиально не воюют? Это у нас, так сказать, традиционно. А там, где традиция, там, сами понимаете…

— К черту традиции! Мы вам даем доллары и хотим иметь за свои денежки солдат.

— Я с радостью! Да где их взять? И, откровенно говоря, на что наши солдаты? Свяжетесь с ними — неприятностей не оберетесь.

— Господа! Умоляю вас! Давайте не будем ссориться. Сделаем лучше так. Американцы будут сидеть в Америке, французы — во Франции, англичане — в Англии.

— А кто же будет воевать?

— Гм…

— Да, господа, действительно, кто же будет воевать?

Помолчали.

— Может быть, молодцы греки и молодцы турки? — осторожно сказал француз и тут же сам сконфузился.

— Вы еще скажете — Бенилюкс! — буркнул Брэдли.

— Попросил бы не выражаться, — холодно сказал Монтгомери.

Воцарилось еще более тягостное молчание.

— Итак, — бодро потирая руки, сказал Брэдли, — резюмирую: с левого фланга ударяют молодцы англичане, в центре молодцы бенилюксы, с правого фланга молодцы гре…

И снова повисло тягостное молчание.

1949

Случай с малюткой *

…И когда на больших вашингтонских часах стрелки приблизились к двенадцати, в дверь деликатно постучали.

— Ну, кого еще черт несет? — недовольно прорычал ночной дежурный Федерального бюро расследований.

— Можно? — раздался нежный голосок, и на пороге появилась прелестная детская фигурка с пальмовой веткой в руке. — Это я.

— Кто я?

— Новый год. Можно?

— Документы!

— Какие документы?

— Такие самые. Обыкновенные. Справка о политической благонадежности и виза на въезд.

— Вы, наверное, не так поняли, — с мягкой улыбкой сказал малютка. — Я — Новый год. Сейчас буду наступать.

— Новый? — подозрительно прищурился дежурный. — Раз Новый, то тем более. Документы!

— Какой вы… странный… Пустите!

— Стой!

— Мне надо наступать, а вы меня… задерживаете…

— Ну, братец, значит, ты еще не знаешь, как у нас в Америке «задерживают». Ни с места!

— Честное слово… Даже удивительно… Я — Новый год. Мне срочно надо наступать. Меня ждут…

— Кто ждет?

— Все ждут.

— Имена, фамилии, адреса, политические убеждения!

— Кого?

— А этих самых. Которые ждут. Может быть, они неблагонадежные? Может быть, они еще не прошли через комиссию по расследованию антиамериканской деятельности? Может быть, они нелояльные? Ага! Побледнел? Подозрительно… А что это у тебя за веточка?

— Это пальмовая ветвь. Так сказать, символ мира.

— Чего символ?

— Мира…

— Тэк-с… Интересно… Может быть, у тебя еще и голубь есть?

— Н-нет. Голубя нет… не положено.

— А пальмовая ветвь, символ мира, положено? У нас это, братец, строго запрещается.

— А как же ангелы?

— Какие ангелы?

— Рождественские, которые поют: «Слава в вышних богу, и на земле мир…»

— Уже, слава богу, не поют.