Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
С этими словами Черчилль удалился предаваться своим печальным мыслям, а Макдональд и Гендерсон надели ливреи и с аппетитом принялись за королевские котлетки.
1926
Парад победителей *
На арену европейского цирка вышел распорядитель и провозгласил:
— Леди и джентльмены! Сейчас состоится торжественное закрытие нашего грандиозного чемпионата международной классовой борьбы и раздача
Под звуки гимна и при кликах «гип, ура!» изысканной буржуазной публики на арену, прихрамывая, вышел король в потертом сюртуке, приподнял над головой корону и сел за судейский столик.
— Итак, представление начинается. Первый номер — парад победителей. Музыка — гимн… то есть, тьфу, музыка, марш! Пар-рад, алле!!
На арену гуськом вышли чемпионы-победители, надув жиденькие мускулы и выпятив впалые груди.
— Господа! Сейчас непобедимый чемпион английской рабочей партии тяжеловес Гендерсон и борец среднего веса Болдуин продемонстрируют запрещенные приемы классовой борьбы. Гендерсон, Болдуин, на ковер!
Публика затаила дыхание.
— Внимание! Двойное бра руле в партере. Видите, господа: одна рука Гендерсона якобы берет за горло Болдуина и объявляет всеобщую забастовку, а другая тем временем совершенно незаметно берет автоматическую ручку и подписывает соглашение с предпринимателями. Высший класс соглашательской техники.
— Не-пра-виль-но!
— Правильно, господа. Сам король одобрил.
— Браво, браво, браво!
— Дальше, дальше, господа! Мельница в стойке. Гендерсон, покажи. Пока эта самая меньшевистская мельница мелет, капиталисты расправляются с бастующими. Чистенький приемчик.
— Не-пра-вильно!
— Кто это там все время кричит «неправильно»? Совершенно правильно! Томас применял этот прием с большим успехом во время последней схватки между капиталистами и рабочими.
— Браво, браво, браво!
— Дальше. Так называемый мост. Прошу убедиться. Гендерсон, покажи. Видите — он делает мост, по которому без всякого труда Болдуин проводит на бастующий завод любое количество штрейкбрехеров.
— Браво! Бр-раво-оо! Би-с!
— За поздним временем переходим к раздаче призов. Король, раздавайте.
— Первый приз — орден Подвязки — присуждается борцу, скрывающемуся под желтой маской.
— Интересно, кто бы это мог быть? Снимите маску!
— Попрошу вас снять маску, таинственный незнакомец!
Таинственный незнакомец застенчиво снял маску.
— Ба! Плутишка Макдональд! Ха-ха! Мы так и знали, что это ты, старый мошенник!
— Получай подвязку, Мак. Пускай она гордо поддерживает ваши носки и вашу незапятнанную репутацию моего старого лакея.
Макдональд почтительно приложился к королевской ручке.
— Второй приз присуждается Гендерсону и Томасу. Получите, милые, на чай десять тысяч фунтов и поделите по совести, только чур не драться. Да скажите там, на кухне, чтоб вас накормили.
— Господа, чемпионат международной классовой борьбы считается оконченным. Музыка — ту…
— Стойте! — раздался грозный голос, и на сцену медленно
вышел новый борец, в красной маске. — Стойте!— Кто вы такой? — испуганно пискнул король.
— Я — чемпион рабочих всего мира. За мной миллионы угнетенных. Стойте! Борьба не кончается. Она только еще начинается. Ни с места! Музыка, «Интернационал»!
…И в европейском цирке повисла тягостная тишина…
1926
Евангельская история *
Орган независимой Крестьянской партии, три номера которого были конфискованы день за днем, вышел с главой Евангелия вместо передовой и с примечанием от редакции, что «эта передовая, вероятно, не будет конфискована комиссаром правительства».
Комиссар польского правительства вызвал к себе редактора газеты и сказал ему:
— Садитесь.
— На сколько? — бледно заинтересовался редактор.
— На этот раз на две минуты, не больше, — вежливо улыбнулся комиссар правительства.
— С заменой штрафом или же без замены?
— Без всякого штрафа и без всякой замены, пан редактор. Даже наоборот. Разрешите от имени польского правительства выразить вам горячую признательность за то, что вы в вашей уважаемой газете отказались от всякого рода политических выпадов против государственной власти и решили заменить крамольные передовицы цитатами из Священного писания. Надеюсь, что и впредь вы будете держаться такой же благонамеренной линии. Не так ли?
— Пан может быть в этом уверен, — элегантно поклонился редактор.
— Приятно слышать. Старайтесь, молодой человек.
— Постараюсь…
— То-то! И чтобы никаких выпадов. А то у меня в двадцать четыре часа… Понятно?
— Понятно.
— Ступайте же, молодой человек, и продолжайте в том же евангельском духе.
— Мерси. Буду продолжать. До свидания.
Придя в редакцию, редактор стиснул острыми кулаками виски и нежно скрипнул зубами.
— Секретарь!
— Что прикажете?
— Основное содержание завтрашнего номера?
— Передовая на тему о растущей безработице, телеграммы, фотография Пилсудского, беседующего с английским представителем, фотография, изображающая сенаторов, расходящихся после заседания сената, стихотворение «На бой с тьмой!», зарисовка нашего художника демонстрации безработных в Лодзи и объявления.
— Хорошо. Тащите сюда Евангелие. Будем сочинять в строго евангельском духе. Хор-ро-шо!..
Комиссар развернул утром очередной номер газеты, ярко улыбнулся и воскликнул:
— Ха-ха! Вот это я понимаю! Газетка что надо. Вполне благонамеренная. Сплошное Евангелие, можно сказать, а не оппозиционная пресса! Приятно, приятно. Почитаем!
Комиссар удобно откинулся на спинку кресла и погрузился в чтение, бормоча:
— Тэк-с? Передовая статья — «Нагорная проповедь». Очень замечательно. Дальше: стихотворение в прозе «Заповеди блаженства». Красота-с! Затем телеграмма от Иоанна, Луки, Матфея и Марка… Н-недурственно! А эт-то что такое?