Том 2. Повести

Председатель позвал его к себе в кабинет.

— Узнали что-нибудь?

— Все.

— Ну же! — нетерпеливо притопнул ногой председатель.

— Все это проделки разбойника Апро, сапожника.

Колоши выругался:

— Черт побери! Я сразу должен был бы догадаться! Ведь он угрожал мне… Что же он сделал?

— Он выставил сегодня утром в витрине своей лавки вкладную книжку нашего банка на две тысячи форинтов и объявление, что книжка срочно продается за полторы тысячи.

Председатель нервно покусывал усы.

— Вот как?.. Гм… Какая невероятная изобретательность заключена в этой косматой голове! Да он просто поджег нас! И надо же еще, что книжка эта — мой подарок. Я готов сам себе надавать пощечин. Ну и хитрая же бестия!

На память ему пришли слова сапожника: «Теперь очередь вашего благородия спуститься на ступеньку ниже. И тогда мы все же где-нибудь встретимся».

— Так нет же, не встретимся! — проворчал он про себя. — И я не спущусь на ступеньку ниже.

— Не прикажете ли чего-либо, господин председатель.

— Ну, и что стало дальше с этой книжкой? — спросил Колоши.

— У витрины собралась толпа, родилось подозрение, по городу разнеслась зловещая весть, и вот здесь, в соседней комнате, как вы изволили видеть, — продолжение этой истории. По дороге мне повстречался начальник телеграфного отделения: он сказал мне, что они не справляются с отправкой телеграмм, в которых все извещают своих знакомых, живущих окрест, что их деньги в опасности.

— Дьявольщина! Это нехорошо, — проговорил председатель, мрачно глядя перед собой. — Такое потрясение может просто-напросто разорить нас, если мы смело не выступим против него. А где сейчас эта книжка?

— Все там же, в витрине, и сейчас на нее глазеют.

— Сходите быстренько туда с каким-нибудь практикантом и выкупите ее. Первое дело в хирургии — это извлечь из тела пулю, причинившую рану. Но захватите с собою также двух солидных свидетелей, из заинтересованных лиц, чтобы они сами увидели, как бессовестно мистифицировал их сапожник. Постойте, постойте, Ракоци! Погодите, я напишу телеграмму в Будапешт, в Кредитный банк. Ночью я выеду в столицу, ибо заранее можно предвидеть, что нам понадобится поддержка. По дороге отправьте и телеграмму.

Колоши испортил четыре или пять бланков, прежде чем сформулировал текст. А какие дрожащие, косые вышли буквы, словно писала их сама его мятущаяся душа!

Умная мысль была взять с собою двух свидетелей; оба сразу же нашлись: честный Унош Херенци, известный тем, что любил во всем доискиваться правды, но никогда не находил ее, и Болдижар Хортян, уникум в своем роде: он был с теми, кто поносил банк, и с теми, кто верил в него.

А все-таки ловко замыслил это Ференц Колоши. Видно, от шампанского ум у человека варит иначе, чем от грошового вина. Вот и сейчас — перед какой дилеммой поставит он сапожника! Если тот отдаст книжку за тысячу пятьсот форинтов, тогда он форменный осел, ибо его шутка обойдется ему в пятьсот форинтов. Если же не отдаст за полторы тысячи — значит, сам распишется в том, что он отъявленный негодяй, одурачивший весь город. Более того, его, пожалуй, удастся привлечь еще к суду за понесенный банком ущерб.

Эх, Ракоци! Эх, Херенци и Хортян! Трудным орешком будет для вас Иштван Апро!

Пришли они к нему, но хозяина не оказалось дома. Коловотки сказал, что он ушел добрый час назад к следователю, куда его вызвали в качестве свидетеля.

— Мы подождем его, — заявил Ракоци.

Было уже далеко за полдень, когда Апро вернулся с весьма самодовольным видом. Для этого у него были все основания, так как сегодня он одержал одну из самых крупных побед в своей жизни.

Обстоятельства дела, разбиравшегося в суде как уголовное, вкратце сводились к следующему: инценский помещик Гаспаар Маньяи в прошлом году в день святого Михаила продал на городской ярмарке на несколько тысяч форинтов своих волов; когда он возвращался домой, на него напали неизвестные злоумышленники, ограбили и убили; был убит также и его кучер.

Маньяи закупил у почтеннейшего Апро несколько пар сапог; они тоже пропали из брички. Эти сапоги навели на след полицию, посчитавшую, что она опознала их на молодом мяснике из Брашова по имени Янош Драгер, который богател на глазах: опознала вследствие того, что ушки сапог были сделаны из холщовой ленты особого цвета и качества, которую употреблял Апро, купивший ее прямо в английской лавке в Карлсбаде.

Мясника начали допрашивать; вначале он смутился перед лицом следователя, но затем привел местного сапожника Яноша Блока, который показал, что сапоги эти шил он. И действительно, у него оказалась такая же холщовая лента, как у Апро, вернее, та же самая, ибо выяснилось, что ровно полтора года назад он получил ее взаймы от Апро.

Но поскольку почтеннейший Апро тоже опознал сапоги и утверждал, что это его работа, у следователя, который приехал из Брашова, чтобы свести их на очной ставке, разыгрался сегодня подлинный соломонов суд.

Следователь предъявил вышеупомянутый corpus delicti.

— Кто опознает эти сапоги?

— Я! Я! — в один голос ответили оба сапожника.

— Вы могли бы поклясться в том? — спросил следователь Блока.

— Тысячу раз.

— Вот видите, Апро, — произнес следователь. — А что, если вы ошибаетесь…

— Нет у меня такой привычки — ошибаться.

— Значит, и вы готовы поклясться в том же?

— Разумеется.

Следователь растерянно почесал затылок.

— Я не могу привести вас к присяге, ибо один из вас присягнул бы ложно.

Почтеннейший Апро передернул плечами.

— Вы помните, Блок, кому вы продали сапоги?

— Нет, не помню.

— А вы, Апро?

— Я продал их господину Маньяи, я помню это и утверждаю.

— Подумайте, Апро, взвесьте свои слова, ибо это ваше показание может стоить кое-кому жизни.

— Я привык продумывать и взвешивать все, что говорю. Следователь не знал, что и делать с этими свидетелями, он качал головой, играл своим аметистовым кольцом, а потом вдруг сердито воскликнул:

— Черт бы побрал двух завравшихся плутов! С ними невозможно докопаться до истины.

Эти слова больно задели почтеннейшего Апро; обиженный, он твердым голосом обратился к следователю:

— Если бы досточтимый господин следователь говорил здесь с нами не именем короля, я бы не потерпел такого оскорбления. Сейчас же я могу только сказать: если вы не в состоянии добиться результата, позвольте мне задать несколько вопросов.

— Что ж, спрашивайте, — хмуро бросил следователь. Почтеннейший Апро подбоченился (любимая поза сапожников) и заговорил, покачивая верхней частью корпуса:

— Так скажите мне, Янош Блок, что-нибудь о внутренних особенностях той пары сапог.

Янош Блок с издевкой заметил:

— Сапог — не человек, почтеннейший Апро, чтобы иметь внутренние качества.

— Вот как? Ну, так я вам скажу. Прошу вас смотреть внимательно, господин следователь, а специалисты пусть распорют эти сапоги. Прошу занести в протокол, что на левом сапоге справа, начиная от носка, между седьмым и восьмым стежком есть один «слепой стежок». Поэтому-то я и продал их на один форинт дешевле господину Маньяи. Dixi. [88]

88

Я сказал (лат.).