Том 2. Повести

Святой отец пришел в сильное замешательство. Тема была действительно трудная.

— Правильно, такой случай возможен, ваше величество, когда король забывает бога…

— Все это верно, но почему же священники-то, слуги господни, и тут слушаются короля?

Винце Макучек засопел, словно хворый медведь, и отвечал так:

— А потому, государь, что бог-то ведь далеко и он не злопамятен, а король — сидит близко, судит быстро и сердит к тому же!

Король одобрительно кивнул головой и похвалил вслух:

— Хорошо ответил, господин каноник.

В кабинет снова, как всегда после ухода очередного посетителя, вошел дежурный камергер.

— Позовите немку-селищанку, — приказал Матяш.

Для Марии Шрамм тяжелой оказалась минувшая ночь. Она, видно, и глаз не сомкнула. Лицо ее было теперь печальным и усталым, и вся она, бедняжка, трепетала, как осиновый листок.

— Подойди поближе, — пригласил ее король ласковым, ему одному свойственным голосом, — не вставай на колени. Я не люблю, когда женщина стоит на коленях. А позвал я тебя потому, что и для тебя хотел бы кое-что сделать. Вчера ты пожелала очень много. А тот, кто хочет слишком многого, мало получает.

— Пощадите, ваше величество, смилуйтесь!

— Память о маленькой шутке, которую я проделал с вами, мне хотелось бы смягчить особенной милостью и добротой. Так что говори, если чего-нибудь хочешь. Только не проси с моей головы того, что я на ней ношу, так как достанется тебе, ей-богу, простая шапка. А вот если мужа желаешь себе выбрать, в этом я могу тебе помочь. Ну, посмотри мне прямо в глаза и говори.

— Не смею, — пролепетала вдовушка.

— Хочешь замуж?

— Как будет угодно вашему величеству.

— За кого хочешь?

— За кого прикажете. Король задумался.

— Гм! А скажи-ка, нравится тебе вчерашний король? Мария промолчала.

— Ну, признайся, что он был куда лучшим королем, чем я? А?

Вдовушка еще ниже опустила свою красивую головку.

— Я так думаю; уж коли его дурацкий колпак с бубенцами будет отныне украшать твою голову, так пусть за это сам он сидит у тебя под башмаком. И назначу я его моим старшим виночерпием. Ну, что скажешь ты на это, Мария Шрамм?

— Коли будет на то ваша воля, — дрожащим голосом отвечала немка.

Тут король подал знак пажам. Один из них преподнес красавице шутовской колпак Муйко на подушечке, а другой — доверху наполнил его золотыми монетами.

— Чтобы еще лучше звенел, — милостиво заметил король. Теперь осталось только поговорить с Муйко: согласен ли он. Ну конечно, королевский шут обеими руками ухватился за такое предложение, а когда король сообщил ему о новом назначении, то он от радости готов был из кожи вылезти и лишь об одном просил короля: поскольку он, Муйко, окончательно хочет порвать со своим прошлым, то пусть его величество переменит ему также и имя, чтобы даже оно не напоминало о его былой дурацкой карьере.

— Что же ты стыдишься своего ремесла? — пожурил его государь. — Ведь это я произвел тебя в дураки, значит, я и совершил глупость. Разве можно кого-то произвести в мудрецы и станет ли он от того мудрецом? Как ты думаешь? Эх, будь моя воля, я бы всю страну объявил мудрецами! А то ведь я даже и в дураки-то могу произвести только таких людей, которые на самом деле — далеко не дураки. Так что запомни: родиться дураком — печально, а служить дураком — весело. Зато вот с именами дело обстоит как раз наоборот. Среди имен наиболее ценным является то, с которым человек на свет родился.

Тем не менее Муйко остался при своем мнении и, поцеловав полу королевского платья, принялся умолять государя дать ему другое имя.

— Не себя ради, ради жены, — добавил он в качестве аргумента.

— Ну, ладно, Муйко, будь по-твоему. А теперь спеши в часовню.

Когда Муйко удалился, у короля заиграла на губах улыбка; он подумал про себя: «Много раз потешал ты меня, пройдоха! но напоследок я подшучу над тобой», — и, тут же вызвав прославившегося своим стилем писца Пала Мадяра, приказал составить жалованную дворянскую грамоту для Муйко, дав ему имя Болондоци [55] . (Пусть и граф Доци позлится, приняв это за намек в свой адрес.)

55

Воlоnd — дурак (венгерск.).

Пока в маленькой дворцовой часовенке, до отказа заполненной придворной челядью и скучающими молодыми господами, новоиспеченный каноник венчал Коряка с Вуцей, — Муйко и Мария Шрамм стояли, дожидаясь своей очереди.

Молодые вельможи все время многозначительно переглядывались и то и дело шептали друг другу:

— А ведь птички-то могли бы быть нашими.

— Конечно, если бы король не умничал.

— И не завидовал бы…

— Просто смешно: созвал нас сюда и то и другое наобещал, а потом растранжирил таких красоток по каким-то безродным людишкам.

— Грешит противу бога. Это все равно, что бисер свиньям метать.

— Эгоист! Он так думает: у меня самого есть — и ладно. Моя рука длиннее! А вы, коротышки, сами добывайте, коли можете.

— Ничего, посмотрим: придет ли третья!

Закончилась и вторая свадьба, снова заиграл орган, но священник все еще не уходил от алтаря, и глаза всех собравшихся устремились на него. Придет Анна Гергей или нет? И с кем? Но Анна Гергей не пришла. Прошло десять минут, двадцать, а она так и не появлялась. Все начали переглядываться, плутовато подмигивать друг другу. Чего ж тут, мол, еще ждать?! И так все ясно!

ГЛАВА XI Косы красавицы венгерки

А в это время (как стало нам известно из достоверного источника) смущенная Анна Гергей переступила порог приемной короля. Его величество и сам был охвачен волнением. А впрочем, что я говорю о «его величестве»! В эту минуту какой он был король, просто — мальчишка. И поэтому, когда дверь отворилась и по комнате словно легкий ветерок пронесся — прошелестела легкая шерстяная юбка, — Матяш нетерпеливо вскочил и поспешил навстречу гостье. Анна Гергей готова была уже пасть на колени, но король удержал ее, схватив за руки.

— Садись-ка вот сюда, красавица. Ну садись, коли я говорю, и не сердись на меня за то, что я государь. Поближе, поближе, не бойся меня! Ведь короли не кусаются. А была бы ты умницей, то и совсем позабыла бы о том, что я король, — проговорил он и обнял ее за талию.

— Ах, боже мой! — отодвигалась от него Анна. — Ведь что скажут люди, коли узнают, что ваше величество…

И, метнув украдкой грустный взор на Матяша, вдовушка вскочила, а затем с гибкостью змеи выскользнула из его объятий.