Том 2. Повести

Лицо юноши зарделось, в серых глазах вспыхнул лихорадочный огонь, а с безусых губ, словно цветистая нитка с клубка пряжи, полились страстные, обжигающие слова.

— Вот ты какая! — упрекал он. — Как простой слуга я хорош был тебе, а как короля ты меня отвергаешь? Но разве я виноват, что на моей голове корона? И снять ее я не вправе. Вот и стою, дивлюсь розе, ее красоте и нежному аромату, а наклониться к ней, сорвать ее — не могу: упадет с головы корона. Ты понимаешь меня?

— Отпустите меня, ваше величество, молю вас…

Но глаза Матяша были устремлены на Анну. Он так и пожирал ее своим страстным взором.

— Значит, ты не можешь любить меня? Отвечай! Откровенно, безбоязненно — как если бы я был простой крестьянский парень и повстречал тебя где-нибудь у колодца.

Женщина, вскинув голову, возразила:

— Вот в том-то и дело, что не могу я так говорить с вашим величеством! — Сказала, и лихорадочный румянец залил ее лицо. — Не могу я любить того, кого боюсь, а кого люблю — не хочу бояться…

— Значит, ты боишься короля? — вздохнул Матяш.

— Таким величественным, таким недоступным он мне кажется, что кровь в жилах стынет от одной мысли, что я с ним говорю!

Матяш почувствовал, что тут надо менять тактику.

— Ну хорошо, — с напускным безразличием сказал он. — Коли так, король готов смириться с неизбежным. Даже в детские годы не любил я держать в руке пойманную птичку. Стук ее испуганного сердечка причинял мне боль. Тебя я тоже не собираюсь держать в неволе или принуждать к чему-то. Но поскольку о других твоих подружках я позаботился, почему бы мне не сделать и для тебя чего-нибудь! Иди сюда, посидим рядышком, поговорим. Спокойно, по-приятельски обсудим, что я могу для тебя сделать!

Добрым словом королю удалось все же уговорить красавицу селищанку снова сесть с ним рядом, на мраморную лавку.

— Скажи мне, хочешь ты замуж?

— Такова уж доля женская, — смущаясь, отвечала вдовушка.

— Выбрала ты себе кого-нибудь из моих придворных?

— Вы же знаете, ваше величество, кого я выбрала, — возразила Анна, и ее мечтательно-печальный взор скользнул по лицу короля.

— Ну, а кроме меня?

— Никого, никого.

— Ох, и нехорошая же ты бабонька! Разве можно быть такой разборчивой? — воскликнул Матяш. — А ну-ка, сделай мне одолжение, сними с головы ортон, дай еще разок полюбоваться твоими дивными волосами.

— Ах, перестаньте вы! — с улыбкой остановила его вдовушка, на миг забыв, что она говорит с королем. Это было верным признаком правильности избранного Матяшем тона. Одним движением руки Анна сорвала с головы ортон. С этой минуты Матяш больше не мог оторвать глаз от венка ее темно-каштановых кос и дальнейшие вопросы задавал словно механически, рассеянно:

— У тебя, наверное, есть друг сердечный дома?

— И есть и нету, — отвечала Анна горделиво и кокетливо, как говорят с парнями самые красивые и самые неприступные молодушки где-нибудь в деревне, на посиделках, луща кукурузу. Заплетенные в венец косы как бы придали Анне Гергей смелости: что ж, одна корона стоит другой! Пространство, разделявшее их, вдруг сильно сократилось.

— И есть и нет? Это как же понимать? Будь же откровенна перед твоим королем!

И тут-то вдовушка рассказала Матяшу, что есть у нее милый в селе Берецк, подручным служит у мясника. Он взял бы ее за себя, да вот беда — нет у нее приданого. А он согласен жениться лишь на той, у которой в сундуке найдется достаточно денег на собственную мясную лавку.

Вдовушка углубилась в подробности своей истории — о том, что передал ей через тетушку Малнаши мясник Палко Габор в прошлом году на пасху и что она ему на это ответила, — а юный государь тем временем за спиной красавицы протянул руку к ее косам, рассыпал их и принялся играть шелковистыми, щекочущими пальцы прядями, при этом внимательно, хоть и с улыбкой, слушая о невзгодах подручного мясника и его планах на будущее.

Молодушка с таким усердием работала языком (еще бы, тема-то какая!), что и не заметила бы озорства его величества, если бы глупое венецианское зеркало напротив не выдало его.

— Ой, ей-богу, закричу, ваше величество! — испуганно шепнула Анна Гергей.

— Не дурачься! Мы же, видишь, о твоем будущем разговор ведем! Да, так как ты говоришь? Нет, значит, приданого. За этим дело стало?

— То-то и оно, ваше величество.

— Ну, ничего, — подбодрил ее король. — Получишь от меня в подарок столько тучной земли на Шепешском нагорье, — знаешь, которое «Красивым полем» зовется? — сколько своими чудесными волосами оцепить сумеешь, если все волосы цепочкой один к другому свяжешь.

При этих словах короля глаза у Анны заблестели, голова словно хмельная стала, а кровь ключом забурлила. (Недаром же говорят, что трансильванским венграм природа в кровь земли примешала!)

— И это все мое будет? — переспросила она.

— Конечно, раз король дает тебе.

Вдовушка задумалась. Видно было, что мысли унесли ее далеко-далеко, на Шепешское нагорье, которое само себя, по-видимому, считает степной равниной, потому что над ним иногда даже миражи играют, а суровый северный ветер «нэмере» принимает нагорье за море и тоже прилетает сюда поиграть на своей свирели. Видите, даже такие загадочные и величественные стихии способны заблуждаться!

— Но это же очень много земли! — радостно воскликнула Анна Гергей.

— Ну и что ж? Пусть хоть сорок деревень! — подтвердил король.

— Благослови вас господь, ваше величество. Только тогда как же, — побледнела вдруг красавица, и грудь ее заволновалась, — ведь для этого мне пришлось бы все мои волосы у самого корня обрезать?

Король пожал плечами.

— Конечно. Иначе как же мы узнаем, сколько земли тебе полагается?

— Ах, боже мой, какой ужас! Чтобы я своих волос лишилась? Да как вы можете, ваше величество, быть таким безжалостным? Пощадите мои косы!

Король засмеялся и прядью ее волос обвил свою шею.

— Ну хорошо, красавица! — продолжал ласково король. — Тогда остается один-единственный способ, если только ты согласишься… Я вырву у тебя из косы самый длинный волос, а затем мы сосчитаем, сколько у тебя волос, и помножим их на длину первого вырванного. Хорошо?

— Ох, государь, — хитро улыбнулась вдовушка. — Какой же несчастный возьмется сосчитать, сколько у меня волос?

— Такую важную задачу король никому не может препоручить. Придется мне самому этим заниматься.

Тут вдовушка сумела придать своему лицу удивленно-глупенькое выражение. Она знала, конечно, что эта гримаска необычайно идет ей.

— Как, вы сами, ваше величество? Ах, какой же вы добрый человек!

При этом в ее голосе все же прозвучали вызывающие и даже слегка иронические нотки.

— Я-то уж, по крайней мере, не обсчитаю тебя. А иной раз даже один волос за два зачту.

— Да как же, ваше величество! Какой вы, право, выдумщик. И ведь это надолго, должно быть?

— При таких волосах, как у тебя, конечно, надолго. На год, а то и больше. Как тебе будет угодно. Ну, согласна?