Том 2. Советская литература

Позиция Луначарского в основном была здоровой и плодотворной, соответствовала линии партии в сложной литературно-политической обстановке 20-х — начала 30-х годов, — линии, намечавшейся и осуществлявшейся при его непосредственном участии. Признавая большую роль Ассоциации пролетарских писателей как массовой литературной организации, разрабатывавшей важнейшие проблемы нашей литературной жизни, он вместе с тем справедливо критиковал напостовцев и рапповцев за сектантство и комчванство, за грубые наскоки на писателей других групп, за нетерпимость и придирчивость в отношении попутчиков. Луначарский не умалял заслуг А. Воронского в деле привлечения писателей из рядов старой интеллигенции на сторону Советской власти, однако решительно отвергал капитулянтские тенденции в его «линии», осуждал его за пренебрежение к молодой поросли пролетарских писателей, за неверие в силы пролетарской литературы, за преувеличение роли попутчиков и некритическое отношение к фальшивым нотам, звучавшим в произведениях некоторых из них (см., например, работы «О современных направлениях русской литературы», «Этапы роста советской литературы» и др.). Позиция Луначарского в данном случае, как и во многих других, была позицией марксиста, правильно понимавшего насущные нужды советской литературы, и весь ход ее дальнейшего развития показал, что самое существенное в установках и рекомендациях Луначарского выдержало испытание временем.

Луначарский выступал как пламенный пропагандист решений партии по вопросам литературы и искусства, в частности важнейшей резолюции ЦК РКП (б) 1925 года, в выработке которой он сам принимал активное участие. Он отмечал, что такие документы партии надолго сохраняют свою актуальность и свое значение, в них устаревают лишь отдельные детали, но даже бурно развивающееся время не заставляет отказываться от лежащих в их основе принципиальных положений. Луначарский подчеркивал мудрость и непоколебимый авторитет партии в руководстве идеологической сферой. «Партия знает, — говорил он, — где ей нужно дать твердые указания, где оставить более широкие рамки и какой вопрос объявить дискуссионным» (стр. 373).

Борясь за творческое многообразие нашей литературы, против мелочной регламентации, Луначарский в пылу полемики допускал порой и односторонние высказывания, например в статьях «Вопросы литературы и драматургии» и «Александр Яковлев». Но полемические крайности не должны заслонять существавзглядов Луначарского, выраженного им не однажды, в частности, в следующих превосходных словах: «Было бы преступлением с нашей стороны, если бы ЗИФ (издательство „Земля и фабрика“. — Ред.)оказался рупором, через который реакционеры могли бы пропагандировать свои вредные идеи. Художественность произведения не должна скрывать от нас его политических тенденций. Должно остерегаться таких положений, когда, подкупленные блестящими литературными достоинствами, мы сыграли бы роль проводника вредных идей» (стр. 433).

Луначарский считал обязательным для новой, революционной литературы большое, важное, серьезное содержание, подсказанное жизнью.

В отличие от пролеткультовских теоретиков, ограничивавших область пролетарского искусства изображением рабочего, фабрично-заводской тематикой, Луначарский утверждал, что «пролетарий и тот новый человек вообще, который вырабатывается в процессе социалистического строительства, не чужд ничему, что существует в природе и в жизни. Пролетариат вовсе не отрекается от красоты природы, а стало быть, от пейзажа, от цветов, животных, от красоты человека — мужчины, женщины, ребенка…» [46] . Луначарский говорил о важности художественного изображения прошлого и сам как драматург избирал это прошлое объектом изображения.

46

«Красная панорама», 1929, № 23.

Но для Луначарского не было никакого сомнения в том, что в центре внимания советского искусства «на самом первом месте» должна быть современность, революция, социалистическое строительство. Основную задачу современной литературы он видел в том, чтобы дать «портрет нашего времени», которое он определял как «несравненный, небывалый момент в мировой истории» (стр. 267). Луначарский высмеивал утверждения об узости революционной тематики. По его словам, «эта тематика, то есть огромный пафос революционного строительства, все радости и горести, с ним связанные», дают «неисчерпаемое количество художественных импульсов» [47] .

47

Там же.

В своих выступлениях Луначарский не раз подсказывал писателям темы, порождаемые современностью. Например, отмечая сложные процессы, которые происходили в середине 20-х годов в жизни нашего общества, в частности среди молодежи, Луначарский обращал внимание писателей на необходимость постановки этических, морально-бытовых проблем, воспитания социалистического сознания средствами искусства. И сам Луначарский в своих публицистических и литературно-критических статьях второй половины 20-х годов постоянно возвращается к вопросам быта, морали, любви, семьи, выступая и против моральной распущенности, прикрываемой «революционной» фразой, и против опасности омещанивания, и против аскетического пренебрежения к эмоционально-бытовой сфере (см., напр., в наст, томе статьи «Упадочное настроение среди молодежи», «Наши поэты», «Иосиф Уткин» и др,). А в тридцатых годах, когда в Западной Европе разгорались ожесточенные классовые битвы, Луначарский призывал советских драматургов ярче отражать борьбу зарубежного пролетариата против империализма и фашизма.

Требуя от писателя, от поэта «большой отзывчивости на интересы, думы и чаяния» [48] своей эпохи, умения «художественно откликаться на современную злободневность и на трепещущее в ее недрах грядущее», Луначарский, однако, отнюдь не отводил писателю роль иллюстратора, подыскивающего примеры и доказательства уже выработанных положений нашей программы, или певца, начинающего петь, когда битва окончена. Настоящий писатель, — говорил он, — это пионер-экспериментатор, разведчик, идущий впереди наступающей армии труда, углубляющийся во все стороны жизни (стр. 124).

48

«Вестник театра», 1920, № 69, стр. 14.

Одной из главных задач советской литературы Луначарский считал изображение нового человека, формируемого нашей действительностью. В то время как некоторые рапповские и перевальские теоретики, провозглашая лозунг «за живого человека в литературе», связывали с этим поиски в людях обязательно какой-нибудь «червоточины», раздвоенности, неполноценности, Луначарский говорил о необходимости изображать и «совершенно цельную, монолитную большевистскую фигуру», отмечая, что «уже в наше время авангардный тип, тип законченного партийного советского строителя, очень высок» (стр. 420).

Придавая большое воспитательное значение образам положительных героев, Луначарский радовался первым успехам советских писателей в изображении «настоящих положительных типов, мужественных, умных деятелей новой жизни и вместе с тем совершенно живых людей со своими личными страстями». Эту художественную удачу он объяснял тем, что сама жизнь создала в большом количестве такие положительные типы «и в революционной ломке, и в революционном строительстве» [49] .

49

«Красная газета» (веч. вып.), 1928, № 19, 20 января.

В связи с задачей создания образа положительного героя Луначарский предъявлял высокие требования к идейно-моральному облику советского писателя: он говорил, что писатель сам должен быть новым человеком, влюбленным в своего современника — строителя нового мира [50] .

Призывая писателей отображать новое, положительное в нашей жизни, всеми силами помогать его росту, Луначарский осуждал в литературе то, что он называл «самохвальством» и «розовыми комплиментами». Он учил писателей понимать диалектическую сложность наших дней, показывать и величие и противоречия жизни, в которой переплетаются вчерашнее и завтрашнее. Часто цитируя изречение «мертвый хватает живого», Луначарский указывал на то, что искусство призвано не только поддерживать, возвеличивать новое, растущее, жизнеспособное, но и вести активную борьбу со всем, что мешает нашему движению вперед. В качестве средства социальной дезинфекции, в качестве великого социального санитара нужно использовать смех во всех его разновидностях. Луначарский-критик, возглавивший в Коммунистической академии комиссию по изучению сатирических жанров, работавший до последних дней своей жизни над темой «Смех как орудие классовой борьбы», помогал создавать нашу, советскую сатиру.

50

См. «На литературном посту», 1927, № 20, стр. 12.

Признавая необходимость острой критики пороков и недостатков нашей действительности, Луначарский вместе с тем постоянно предостерегал писателей от преувеличения ее отрицательных сторон. Он говорил: «Легко, стараясь быть правдивым, впасть во вредную для нашего времени самокритику, граничащую с самопасквилем» (стр. 233). Луначарский отстаивал оптимистичность революционного, пролетарского, социалистического искусства, жизнеутверждающую трактовку взятых тем, что, разумеется, отнюдь не означало отрицания возможности мотивов скорби и грусти в этом искусстве. Критик различал два вида оптимизма: не проверенный трудностями, оптимизм, по его выражению, несколько телячьего характера, и мужественный оптимизм непосредственных строителей нового мира, хорошо знающих по собственному опыту, как много препятствий стоит на нашем пути, но успешно преодолевающих эти препятствия. Именно этот мужественный оптимизм характерен, по его утверждению, для советской литературы.