Том 21. Поцелуй мой кулак

— Вы, кажется, что-то говорили о пяти сотнях? — осторожно спросил он.

— Точно, — ответил я, протягивая стодолларовый банкнот. — Вот, бери задаток. Остальное получишь, когда сообщишь то, что я хочу знать.

Он согласно кивнул, вертя банкнот в руках.

— Девушка в блоке «А».

— Где это?

— Верхний этаж.

— Возьми карандаш и бумагу и постарайся нарисовать план тюрьмы.

Мы курили и пили, ожидая, когда он закончит.

— Вот, — проговорил наконец Митчел, — вход здесь. На каждом этаже решетки, постоянно запертые на ключ, и свой охранник. Заключенных приводят сюда. Женщин налево. Заключенные…

— Подожди, — остановил я его. — Меня интересует лишь женская половина. Я хочу знать все, до малейших подробностей.

— Как скажете, — согласился он. — Женщины входят через эту дверь, и здесь их имена заносятся в регистрационную книгу. Потом их ведут по коридору…

— А это что за квадрат?

— Комната отдыха охраны, а рядом кабинет врача. Из кабинета врача ход в прозекторскую, где производится вскрытие, а дальше тюремный морг. Флаггерти сконцентрировал все в тюрьме.

— О’кей. Где блок «А»?

— Туда можно попасть на лифте. Заключенные не имеют права подниматься по лестнице, так как она проходит через все этажи.

— Сколько там заключенных? Женщин, я имею в виду.

— Четыре… нет, три. Одна умерла сегодня утром.

— Где камера мисс Уондерли?

Он указал камеру на плане, и я отметил ее крестиком.

— Сколько там охранников?

— Три женщины-охранницы. Одна из них обходит камеры каждый час.

— А охрана на других этажах?

— Они не заходят в блок «А», но ежечасно обходят свои этажи. На каждом этаже их по двое.

— Сколько их всего в здании?

— Десять на дежурстве и десять на отдыхе. После ареста девушки Флаггерти прислал еще двенадцать из комиссариата для патрулирования снаружи. Так что из тюрьмы и мышь не проскочит.

Я тщательно изучил план, потом посмотрел на Митчела.

— А если бы ты захотел, чтобы кто-то убежал оттуда, с чего бы ты начал?

Он безнадежно покачал головой.

— Это практически невозможно.

Я протянул ему четыреста долларов и, когда он сунул их в карман, вытащил еще билет в тысячу долларов.

— Видел когда-нибудь такую купюру?

Он широко раскрыл глаза.

— Это для парня, который скажет мне, как вытащить малышку оттуда.

Он поколебался, потом пожал плечами.

— Я бы и рад помочь, но такой возможности просто не существует. — Он пододвинул ко мне стул. — И сейчас объясню почему. Во-первых, нужно войти в тюрьму. Там собаки, прожекторы и сторожа. Вы же видели подходы к тюрьме. Там нет даже кустика… только песок. Все освещается прожекторами. Невозможно добраться даже до ограды…

— О’кей. Предположим, мы добрались до ограды. Что потом?

— Но вам это не удастся, — нетерпеливо возразил он.

— И тем не менее я уже там. Что дальше?

Он пожал плечами.

— Дежурный охранник у ворот, с тех пор как арестовали мисс Уондерли, пропускает лишь врача и офицеров полиции. Все осведомлены о ваших способностях и не желают рисковать. Копинджеру стоило большого труда добиться разрешения туда войти.

— О’кей. Предположим, это будет доктор. Он входит. Что потом?

— Его провожают до другого охранника, который открывает еще одну решетку и провожает доктора до его кабинета. Доктор не имеет права входить в другие помещения, если там нет больных. Когда сегодня утром умерла заключенная, доктора до решетки блока «А» провожал охранник, а там его приняла старшая охранница.

— Мне кажется, ты говорил, что мужчины-охранники не заходят на женскую-половину? — сухо заметил я.

— За исключением тех случаев, когда туда надо проводить постороннего человека. Копинджер, например, зашел туда в сопровождении двух охранников.

— Итак, проникнуть туда невозможно? — спросил я, нервно барабаня пальцами по столу.

Митчел с сожалением развел руками.

— Если бы существовал хотя бы малейший шанс, я бы тут же сказал: мне очень не мешало бы поиметь тысячу долларов. Я не знаю, что здесь можно сделать. Невозможно незамеченным ни войти в тюрьму, ни выйти из нее. Тот, кто сделает попытку, будет мертв раньше, чем достигнет хоть какого-то результата. Флаггерти ждет, что вы попробуете осуществить нечто подобное, и готов встретить вас.

— О’кей, Митчел, — сказал я, вставая. — Держи язык за зубами. Я подумаю, может быть, все же предоставится возможность для тебя заработать тысячу долларов. Когда твое дежурство?

— Завтра утром, в семь.

— С чего начинаются твои обязанности?

— Инспектирую камеры, расписываюсь в книге приема дежурства и привожу все в порядок после того, как вскрытие будет закончено.

— Какое вскрытие?

— Они хотят узнать причину смерти той заключенной, о которой я говорил. Вскрытие назначено на девять тридцать утра.

— Хорошо. Мы еще увидимся.

Когда мы вышли в душную ночь, Дэвис сказал похоронным голосом:

— И что же мы будем делать дальше?

— Обсудим кое-что. Ты же слышал, что говорил Митчел.

— Не мели чепухи. Я хорошо слышал, что он сказал.

— О’кей. Готов держать пари на десять баксов против моей тысячи, что завтра к вечеру малышка будет на свободе.

Он в изумлении уставился на меня.

— Ты ненормальный, — пробормотал Дэвис, забираясь в машину. — И тем не менее я принимаю пари.

— Я не сумасшедший, — успокоил я журналиста. — У меня появилась идея.

3

Получасом позже я вновь ехал в компании Дэвиса. Дэвис был за рулем, а сзади рядом со мной сидел Тим Дувал.

— Это здесь, — сказал Тим, выглядывая в окно. Дэвис остановил машину у тротуара перед довольно мрачным зданием. Над дверью красовалась вывеска, на которой можно было прочитать: «Максисон. Похоронное бюро».

— Надеюсь, вы отдаете отчет своим поступкам, — заметил Дэвис.