Том 28. Письма 1901-1902
Шрифт:
Крепко тебя целую, крепко обнимаю. До свиданья, собака!
Твой Antonio.
Кондакову Н. П., 15 декабря 1901 *
3578. Н. П. КОНДАКОВУ
15 декабря 1901 г. Ялта.
15 дек. 1901.
Многоуважаемый и дорогой Никодим Павлович!
Большое Вам спасибо за письмо; оно пришло, кстати сказать, как раз в то время, когда я лежал на спине по случаю кровохаркания и скучал адски. Но буду отвечать по пунктам.
В Москве я прожил очень хорошо * , очень здорово, а как приехал в Ялту,
«Три года» были напечатаны в «Русской мысли» * уже давно, лет 8-10 назад. Карточку фотографическую я вышлю Вам весною, когда буду в Москве (я там снимался у Опитца). Весною я, если буду здоров, постараюсь приехать в Петербург * вместе с Художественным театром.
Здесь Л. Н. Толстой. Он почти здоров и работает каждый день. Как-то на днях он приехал в Ялту, заболел здесь * и должен был прожить в доме Иловайской у дочери дня два-три. Г<оспо>жа Иловайская поторопилась прописать его в полиции. В Ялте преследуют штундистов. В Олеизе проживает Горький.
Л. Н. Толстой впрыскивает под кожу мышьяк, теперь температура у него нормальная. Он весел, Крым продолжает ему нравиться.
В Ялте тихо, погода хорошая, публика прошлогодняя или кажущаяся таковою. В клубе по средам, говорят, бывают семейные вечера, очень интересные, на которых читает мои рассказы д-р Балабан, командированный в Ялту чумы ради. Читает он, как уверяют, необыкновенно.
Передайте мой поклон и привет Вере Александровне и молодежи. Будьте здоровы, не забывайте меня.
Искренно преданный А. Чехов.
Книппер-Чеховой О. Л., 16 декабря 1901 *
3579. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
16 декабря 1901 г. Ялта.
16 дек. 1901.
Дуся, я здоров. Гости одолели, всё время сидят, некогда написать тебе, злюсь, как собака. Будь здорова, голубка моя, радость, храни тебя бог.
Здоровье мое в самом деле лучше, не беспокойся.
Целую тебя крепко. Это письмо опустит Саша Средин, который сидел у меня и теперь уходит.
Твой Antonio.
Книппер-Чеховой О. Л., 17 декабря 1901 *
3580. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
17 декабря 1901 г. Ялта.
17 дек.
Пупсик милый мой, от тебя сегодня нет письма, но да простит тебе небо, как я прощаю. Здоровье мое становится лучше и лучше; ношу компресс на правом боку, принимаю креозот, но температура нормальная, и всё обстоит благополучно. Скоро буду уже настоящим человеком.
Вчера были гости, сидели долго, я злился. Сейчас по телефону получил известие, что ко мне едет на извозчике турист-венгерец, посещающий всех писателей. Того не знает, что я уже не писатель, а садовник * . Женатый садовник, пока еще детей не имеющий, но надеющийся.
Мать здорова, но, видно, моя болезнь утомила ее. Завтра приедет Маша, и всё устроится.
Получил письмо из Петербурга от Куприна * . Хвалит очень тебя, но не в восторге от Худож<ественного> театра. Едет венгерец! Едет! Нет, ошибся. Куприн пишет, что в игре Станиславского чувствуется хозяин, как у Соловцова, который тоже хозяин.
Что же, неужели останетесь в старом театре? О, варвары!
Ну, пупсик мой, целую тебя и обнимаю. Поцелуй и ты меня, старичка. Затылок острижен. Сюртук не чищен. Эмса не пью.
Кланяйся маме, дядям Карлу и Саше, тетке. Будь
здорова. Жду описания субботнего вечера * .Твой Antonio.
Кажется, венгерец едет.
Марксу А. Ф., 17 декабря 1901 *
3581. А. Ф. МАРКСУ
17 декабря 1901 г. Ялта.
17 декабря 1901.
Многоуважаемый Адольф Федорович!
VI и VIII томы по 15 экземпляров, а также IX и X выпуски «Мертвых душ» я получил, приношу Вам мою сердечную благодарность.
Против печатания «Острова Сахалина» я ничего не имел * и не имею; я просил только не печатать его в одном томе с другими рассказами, как предполагалось. Итак, благоволите высылать мне корректуру, название X тома будет такое: Остров Сахалин.
С М. Горьким буду видеться на этих днях и передам ему Ваше приглашение в сотрудники «Нивы». Я в настоящее время нездоров, было кровохарканье, но здоровье мое, по-видимому, скоро войдет в норму, и я начну работать.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий и преданный
А. Чехов.
Миролюбову В. С., 17 декабря 1901 *
3582. В. С. МИРОЛЮБОВУ
17 декабря 1901 г. Ялта.
17 дек. 1901.
Милый Виктор Сергеевич, я нездоров, или не совсем здоров — этак вернее, и писать не могу. У меня было кровохарканье, теперь слабость и злость, сижу с согревающим компрессом на боку, принимаю креозот и всякую чепуху. Как бы ни было, с «Архиереем» не надую Вас, пришлю рано или поздно * .
Читал в «Новом времени» статью городового Розанова * , из которой между прочим узнал о Вашей новой деятельности. Если бы Вы знали, голубчик мой, как я был огорчен! Мне кажется, Вам необходимо уехать из Петербурга теперь же — в Нерви или в Ялту, но уехать. Что у Вас, у хорошего, прямого человека, что у Вас общего с Розановым, с превыспренно хитрейшим Сергием, наконец с сытейшим Мережковским? Мне хотелось бы написать много, много, но лучше воздержаться, тем более что письма теперь читаются главным образом не теми, кому они адресуются. Скажу только, что в вопросах, которые Вас занимают, важны не забытые слова, не идеализм, а сознание собственной чистоты, т. е. совершенная свобода души Вашей от всяких забытых и не забытых слов, идеализмов и проч. и проч. непонятных слов. Нужно веровать в бога, а если веры нет, то не занимать ее места шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своею совестью…
Впрочем, будьте здоровы! Если приедете, то черкните. Здесь Толстой, здесь Горький, скучно Вам не будет, надеюсь.
Нового ничего нет. Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Чехову М. П., 17 декабря 1901 *
3583. М. П. ЧЕХОВУ
17 декабря 1901 г. Ялта.
17 дек. 1901.
Милый Мишель, я нездоров, потому позволь отложить ответ на твое письмо до праздников. Пока напишу тебе только следующее. У «России» около 45 тыс. подписчиков и розницы, дела идут очень хорошо, но в деле сидит редактор Сазонов, личность бездарная, от которого нет возможности откупиться. Если Сазонов останется, то Амфитеатрову и Дорошевичу придется уходить; газеты своей им не разрешат. Амфитеатров, быть может, и пойдет в «Новое время», Дорошевича же купить трудно. Я с ним работал еще в «Будильнике», знаю его; Буренина он презирает и работать с ним не захочет в одной газете.