Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения

Сид в царствование короля Дон-Санха Кастильского

I

Только что успел Дон-Санхо Вместе с братьями в могилу Опустить с мольбой приличной Фердинандову гробницу, Как уже он на коне, И гремит трубой военной, И вассалов собирает, И войной идет на братьев. Первый, с кем он начал ссору, Был Галиции властитель, Старший брат его Дон-Гарсий; Но, сраженный в первой битве, С малочисленной остался Он дружиною кастильцев. Вдруг явился Дон-Родриго. «В добрый час, мой благородный Сид! — сказал ему Дон-Санхо, — Вовремя ко мне поспел ты». «Но ты сам, король Дон-Санхо, «Здесь не вовремя (сурово Отвечал ему Родриго); Лучше было бы, с молитвой Руки сжав, стоять смиренно У родителева гроба. Я исполню долг вассала; Стыд же примешь ты один». И Дон-Гарсий, побежденный, Скоро в плен достался Сиду. «Что ты делаешь, достойный Сид?» — сказал с упреком пленник. «Если б я теперь вассалом Был твоим, я то же б сделал, Государь, и для тебя». Заключен по воле брата В башню крепкую Дон-Гарсий. За него король леонский Восстает и посылает Вызов к Сиду, к мужу чести, Подымающему руку На бесчестно-злое дело. «Ополчись, мой благородный Сид, — Дон-Санхо восклицает. — Ополчись, мой Сид могучий, Перл империи священной, Цвет Испании, зерцало Чести рыцарской; леонцы Идут против нас войною; Веют львы на их знаменах; Но у нас, в земле Кастильской, Много замков укрепленных: Будет, где их запереть». «Государь, святое право За Альфонса; лишь фортуной Он неправ», — так отвечает Королю Дон-Санху Сид. Дон-Альфонс разбит и прогнан; Он бежит к толедским маврам. Как свирепый ястреб — алча Новой пищи после первой, Им отведанной добычи — Когти острые вонзает В беззащитную голубку: Так Дон-Санхо ненасытный, На одну сестру напавши, Беспомощную насильно Запирает в монастырь.

II

Мирно властвует Урака В крепком городе Заморе. Крепким городом Заморой Завладеть Дон-Санхо мыслит. Он к стенам его подходит. Нет в Испании другого: В твердом выбитый утесе, Им покрытый, как бронею Смелый рыцарь, окруженный Светло-влажными руками Быстрошумного Дуера, Он стоит — и замки, башни (В целый день не перечесть их) Как венец его венчают. И сказал Дон-Санхо Сиду: «Добрый Сид, советник мудрый, Дома нашего подпора, От меня к сестре Ураке Ты послом иди в Замору. Предложи мену Ураке; Пусть свою назначит цену; Но скажи ей в осторожность: Если ныне отречется То принять, что предлагаю, Завтра сам возьму я силой То, о чем теперь прошу». «Что за стены! — Дон-Родриго Мыслит, глядя на Замору. — Чем на них смотрю я доле, Тем грозней и неприступней Мне являются они». «Что за стены! — повторяет Про себя король Дон-Санхо. — Это первые, которых Не заставил содрогнуться Приближающийся Сид». «Что за стены!» — размышляет Конь могучий Бабиека, Замедляя ход и гриву Опуская до земли.

III

Тихо в городе Заморе: Он печальный носит траур По великом Фердинанде. Церкви города Заморы В ткани черные одеты, И на них печальный траур По великом Фердинанде. И Урака, затворившись В замке города Заморы, О сестрах и братьях плачет; И печальный носит траур По великом Фердинанде. И она вздыхала тяжко В ту минуту, как явился Перед городом Заморой Дон-Родриго, вождь кастильский. Вдруг все улицы Заморы Зашумели, взволновались; Крик до замка достигает, И Урака, на ограду Вышед, смотрит… там могучий Сид стоит перед стеной. Он свои подъемлет очи, Он Ураку зрит на башне, Ту, которая надела На него златые шпоры. И ему шепнула совесть: «Стой, Родриго, ты вступаешь На бесславную дорогу; Благородный Сид, назад!» И она ему на память Привела те дни, когда он Государю Фердинанду Обещался быть надежной Дочерей его защитой, Дни, когда они делили Ясной младости веселье При дворе великолепном Государя Фердинанда, Дни прекрасныя Коимбры. «Стой, Родриго, ты вступаешь На бесславную дорогу; Благородный Сид, назад!» Бодрый Сид остановился. Он впервые Бабиеку Обратил и в размышленье, Прошептав: «Назад!» поехал В королевский стан обратно, Чтоб принесть отчет Дон-Санху. Но разгневанный Дон-Санхо Так ответствует Родригу: «Безрассудны государи, Осыпающие честью Неумеренной вассалов — Лишь мятежников надменных Для себя они готовят. Ты с Заморой непокорной Заодно теперь, Родриго; Ныне ум твой дерзновенный Не в ладу с моим советом; С глаз моих пойди, Родриго; Из кастильских выйдь пределов; Все мои покинь владенья». «Но которые владенья, Государь, велишь покинуть? Завоеванные ль мною, Сохраненные ли мною Для тебя?» — «Те и другие». Сид минуту был задумчив; Но потом он улыбнулся, Вкруг себя спокойный бросил Взор и сел на Бабиеку. Удалился Сид… молчанье В стане царствует, как в гробе.

IV

Длится трудная осада. Много было поединков; Много рыцарей кастильских, К утешенью дам Заморы, Было сброшено с седла. Не возьмут они Заморы. Тут являются к Дон-Санху Графы, знатные вельможи. «Государь, отдай нам Сида (Говорят они); без Сида Не бывать ни в чем удачи». И король послал за Сидом; Но с домашними своими Наперед о том, что делать, Посоветовался Сид. Возвратитьсябыл совет их, Если сам король Дон-Санхо Признает себя виновным. Сид покорствует призванью; Сам король к нему навстречу Выезжает; с Бабиеки Сходит Сид, его увидя, И его целует руку. С той поры на поединки Вызывать гораздо реже Стали рыцари Заморы Смелых рыцарей кастильских: Каждый был готов сразиться Хоть с пятью один, хоть с чертом, Лишь бы только не с Родригом. Вдруг из города Заморы Вышел витязь неизвестный. К пышной ставке королевской Подошедши, так сказал он: «За совет мой: покориться, Чуть меня не умертвили. Государь, я знаю верный Способ сдать тебе Замору». Но с высокия ограды В то же время старый рыцарь Прокричал: «Король Дон-Санхо, Знай, и вы, кастильцы, знайте, Что из города Заморы Вышел к вам предатель хитрый: Если сбудется злодейство, Нас ни в чем не обвиняйте». Но с предателем Дон-Санхо Уж пошел к стенам Заморы. Там, пред входом потаенным Неприступныя ограды, Видя, что король Дон-Санхо С ним один и безоружен, Острый свой кинжал предатель Весь вонзил в него и скрылся. И король смертельно ранен. Вкруг него толпятся слуги; И никто из них не молвил Слова правды, лишь единый Добрый, старый, верный рыцарь Так сказал ему: «Помысли О душе своей и боге; Остальное все забудь». И уже король Дон-Санхо Предал в руки бога душу. Много рыцарей кастильских Вкруг него стоят и плачут; Боле всех скорбит и плачет Благородный Дон-Родриго. «О король мой, о Дон-Санхо! (Восклицает он), да будет Проклят день тот ненавистный, День, в который ты замыслил Приступить к стенам Заморы. Не боялся тот ни бога, Ни людей, кто беззаконно Дал тебе совет нарушить Честный рыцарства закон».

Наль и Дамаянти *

Индейская повесть [1]

В те дни, когда мы верим нашим снам И видим в их несбыточности быль, Я видел сон: казалось, будто я Цветущею долиной Кашемира Иду один; со всех сторон вздымались Громады гор, и в глубине долины, Как в изумрудном, до краев лазурью Наполненном сосуде, — небеса Вечерние спокойно отражая, — Сияло озеро; по склону гор От запада сходила на долину Дорога, шла к востоку и вдали Терялася, сливаясь с горизонтом. Был вечер тих; все вкруг меня молчало; Лишь изредка над головой моей, Сияя, голубь пролетал, и пели Его волнующие воздух крылья. Вдруг вдалеке послышались мне клики; И вижу я: от запада идет Блестящий ход; змеею бесконечной В долину вьется он; и вдруг я слышу: Играют марш торжественный; и сладкой Моя душа наполнилася грустью. Пока задумчиво я слушал, мимо Прошел весь ход, и я лишь мог приметить Там, в высоте, над радостно шумящим Народом, паланкин; как привиденье, Он мне блеснул в глаза; и в паланкине Увидел я царевну молодую, Невесту севера ^* ; и на меня Она глаза склонила мимоходом; И скрылось все… когда же я очнулся, Уж царствовала ночь и над долиной Горели звезды; но в моей душе Был светлый день; я чувствовал, что в ней Свершилося как будто откровенье Всего прекрасного, в одно живое Лицо слиянного. — И вдруг мой сон Переменился: я себя увидел В царевом доме, и лицом к лицу Предстало мне души моей виденье; И мнилось мне, что годы пролетели Мгновеньем надо мной, оставив мне Воспоминание каких-то светлых Времен, чего-то чудного, какой-то Волшебной жизни. — И мой сон Опять переменился: я увидел Себя на берегу реки широкой; Садилось солнце; тихо по водам Суда, сияя, плыли, и за ними Серебряный тянулся след; вблизи В кустах светился домик; на пороге Его дверей хозяйка молодая С младенцем спящим на руках стояла… И то была моя жена с моею Малюткой дочерью… и я проснулся; И милый сон мой стал блаженной былью. И ныне тихо, без волненья льется Поток моей уединенной жизни. Смотря в лицо подруги, данной богом На освященье сердца моего, Смотря, как спит сном ангела на лоне У матери младенец мой прекрасный, Я чувствую глубоко тот покой, Которого так жадно здесь мы ищем, Не находя нигде; и слышу голос, Земные все смиряющий тревоги: Да не смущается твоя душа, Он говорит мне, веруй в бога, веруй В меня.Мне было суждено своею Рукой на двух родных, земной судьбиной ^* Разрозненных могилах ^* те слова Спасителя святые написать; И вот теперь, на вечере моем, Рука жены и дочери рука Еще на легкой жизненной странице Их пишут для меня, дабы потом На гробовой гостеприимный камень Перенести в успокоенье скорби, В воспоминание земного счастья, В вознаграждение любви земныя И жизни вечныя на упованье. И в тихий мой приют, от всех забот Житейского живой оградой сада Отгороженный, друг минувших лет, Поэзия ко мне порой приходит Рассказами досуг мой веселить. И жив в моей душе тот светлый образ, Который так ее очаровал Во время оно… Часто на краю Небес, когда уж солнце село, видим Мы облака; из-за пурпурных ярко Выглядывают золотые, светлым Вершинам гор подобные; и видит Воображенье там как будто область Иного мира. Так теперь созданьем Мечты, какой-то областью воздушной Лежит вдали минувшее мое; И мнится мне, что благодатный образ, Мной встреченный на жизненном пути, По-прежнему оттуда мне сияет. Но он уж не один,их два ^* ; и прежний В короне, а другой в венке живом Из белых роз, и с прежним сходен он, Как расцветающий с расцветшим цветом; И на меня он светлый взор склоняет С такою же приветною улыбкой, Как тот, когда его во сне я встретил. И имя им одно. И ныне я Тем милым именем последний цвет, Поэзией мне данный, знаменую В воспоминание всего, что было Сокровищем тех светлых жизни лет И что теперь так сладостно чарует Покой моей обвечеревшей жизни.

1

Наль и Дамаянти есть эпизод огромной Индейской поэмы Магабараты. Этот отрывок, сам по себе составляющий полное целое, два раза переведен на немецкий язык; один перевод, Боппов, ближе к оригиналу; другой, Рюккертов, имеет более поэтического достоинства. Я держался последнего. Не зная подлинника, я не мог иметь намерения познакомить с ним русских читателей; я просто хотел рассказать им по-русски ту повесть, которая пленила меня в рассказе Рюккерта, хотел сам насладиться трудом поэтическим, стараясь найти в языке моем выражения для той девственной, первообразной красоты, которою полна Индейская повесть о Нале и Дамаянти.

Вот что говорит А. В. Шлегель об этом отрывке: «По моему мнению, эта поэма не уступает никакой из древних и новых в красоте поэтической, в увлекательности страстей, в возвышенной нежности чувств и мыслей. Прелесть ее доступна всякому читателю, молодому и старику, знатоку искусства и необразованному, руководствующемуся одним естественным чувством. Повесть о Нале и Дамаянти есть самая любимая из народных повестей в Индии, где верность и героическое самоотвержение Дамаянти так же известны всем и каждому, как у нас постоянство Пенелопы».

Дюссельдорф, 16/28 февраля 1843.

Глава первая

I

Жил-был в Индии царь, по имени Наль. Виразены Сильного сын, обладатель царства Нишадского, этот Наль был славен делами, во младости мудр и прекрасен Так, что в целом свете царя, подобного Налю, Не было, нет и не будет; между другими царями Он сиял, как сияет солнце между звездами. Крепкий мышцею, светлый разумом, чтитель смиренный Мудрых духовных мужей, глубоко проникнувший в тайный Смысл писаний священных, жертв сожигатель усердный В храмах богов, вожделений своих обуздатель, нечистым Помыслам чуждый, любовь и тайная дума Дев, гроза и ужас врагов, друзей упованье, Опытный в трудной военной науке, искусный и смелый Вождь, из лука дивный стрелок, наипаче же славный Чудным искусством править конями — на них же он в сутки Мог сто миль проскакать, — таков был Наль; но и слабость Также имел он великую: в кости играть был безмерно Страстен. — В это же время владел Видарбинским обширным Царством Бима, царь благодушный; он долго бездетен Был и тяжко скорбел от того, и обет пред богами Он произнес великий, чтоб боги его наградили Сладким родительским счастьем; и боги ему даровали Трех сыновей и дочь. Сыновья называлися: первый Дамас, Дантас другой и Даманас третий; а имя Дочери было дано Дамаянти. Мальчики были Живы и смелы; звездой красоты расцвела Дамаянти: Прелесть ее прошла по земле чудесной молвою. В доме отца, окруженная роем подружек, как будто Свежим венком, сияла меж них Дамаянти, как роза В пышной зелени листьев сияет, и в этом собранье Дев сверкала, как молния в туче небесной. Ни в здешнем Свете, ни в мире бесплотных духов, ни в стране, где святые Боги живут, никогда подобной красы не видали; Очи ее могли бы привлечь и бессмертных на землю С неба. Но как ни была Дамаянти прекрасна, не мене Был прекрасен и Наль, подобный пламенно-нежной Думе любви, облекшейся в образ телесный. И каждый Час о великом царе Нишадской земли Дамаянти Слышала, каждый час о звезде красоты благородный Царь Нишадский слышал; и цвет любви из живого Семени слов меж ними, друг друга не знавшими, скоро Вырос. Однажды Наль, безымянной болезнию сердца Мучимый, в роще задумчив гулял; и вдруг он увидел В воздухе белых гусей; распустив златоперые крылья, Стаей летели они, и громко кричали, и в рощу Шумно спустились. Проворной рукой за крыло золотое Наль схватил одного. Но ему сказал человечьим Голосом Гусь: «Отпусти ты меня, государь, я за это Службу тебе сослужу: о тебе Дамаянти прекрасной Слово такое при случае молвлю, что только и будет Думать она о Нале одном». То услыша, поспешно Наль отпустил золотого Гуся. Вся стая помчалась Прямо в Видарбу и там опустилася с криком на царский Луг, на котором в тот час Дамаянти гуляла. Увидев Чудных птиц, начала Дамаянти с подружками бегать Вслед за ними; а гуси, с места на место порхая, Все рассыпались по лугу; с ними рассыпались так же Скоро и все подружки царевнины: вот Дамаянти С Гусем одним осталась одна; и Гусь, приосанясь, Вдруг сказал человеческим голосом ей: «Дамаянти, В царстве Нишадском царствует Наль; и нет и не будет Между людьми красавца такого. Когда бы его ты женою Стала, то счастье твое вполне б совершилось; какой бы Плод родился от союза с его красотою могучей Нежной твоей красоты. Вас друг для друга послали Боги на землю. Поверь тому, что тебе говорю я, О тихонравная, сладкоприветная, чистая дева! Много мы в странствиях наших лугов человеческих, много Райских обителей неба видали; в стране великанов Также нам быть довелось; но доныне еще, Дамаянти, Встретить подобного Налю царя нам нигде не случилось: Ты жемчужина дев, а Наль — мужей драгоценный Камень. О, если бы вы сочетались! тогда бы узрели Мы на земле неземное». Так Гусь говорил. Дамаянти, Слушая, радостно рдела; потом в ответ прошептала, Вся побледнев от любви: Скажи ты то же и Налю. Быстро, быстро поднялся он, дважды рожденный, сначала В виде яйца, потом из яйца, и в Нишадское царство Прямо помчался и там рассказал о случившемся Налю.

II

После того, что сказал ей Гусь золотой, Дамаянти, Словно как будто с собою расставшись, была беспрестанно С Налем прекрасным. Объятая тайною думой, влачася Шаткой, неверной стопою, как будто в каком расслабленье, То подымая к небу грустные очи, то в землю Их потупляя, то с полною тяжкими вздохами грудью — Временем щеки как жар, временем бледные, очи Полные слез, засохшие губы и все в беспорядке Мысли, как волосы, — день и ночь Дамаянти вздыхала, Слабая, томная; не было ей ни сна на постели, Ниже покоя на месте ином; и, тая в болезни, Пищи она, ни питья принимать не хотела. Подружкам Скоро стало заметно, что с их царевной прекрасной Что-то случилось недоброе; скоро достигнул печальный Слух и до Бимы-царя, что дочь его Дамаянти Свой покой потеряла. Как скоро об этом проведал Царь, то он весьма опечалился: «Видно, настало Время любви для тебя, моя Дамаянти», — сказал он. Вот и задумал Бима дать пир, чтоб отвсюду на выбор Съехались к ней женихи. Гонцов разослал он по разным Царствам индейским: царей приглашать на праздник в Видарбу. Только к царям и царевичам весть об этом достигла, Все снарядилися в путь; с востока и запада быстрый, Шумный поток пути наводнил, наполняя всю землю Смутным гулом слонов, коней, колесниц и до неба Пыль густую подъемля. Сияя богатством уборов, Множеством ратников, блеском оружий, пышностью броней, Съехались гости в Видарбу; торжественно встретил их Бима. В это время странствовать вышел глава и светило Всех отшельников, праведный старец Нерада; избранный Спутник его был Первата блаженный. Из пыльного мира Темных гробов проникнул он в царство небесного света, В оный предел, где сад веселий цветет, где великий Властвует Индра. В светло-воздушные сени вступили Оба странника; их приветствовал радостно Индра; Им поклонясь и воздав им обоим приличную почесть, Царь небесныя тверди спросил гостей о здоровье Их и целого света. «Владыка, — с поклоном Нерада Индре ответствовал, — божеской милостью вашей здоровы Мы, и весь свет наш здоров: благоденствуют люди и звери; В каждой пылинке и в каждой былинке жизнь и веселье». Слыша такой ответ Нерады, могучий правитель Мира спросил: «Но где же мои любимцы, кровавых Споров решители, крови своей проливатели в битвах, Смерти презрители, храбрые мира защитники? Ими Светлую область мою населять я люблю; но напрасно Жду я на пир мой желанных гостей, не приходят Гости мои уж давно. Скажи мне, святой, что случилось С племенем храбрых?» На это ответствовал Индре Нерада: «Я объясню, всемогущий, тебе, отчего так давно ты Здесь никого не видишь из храбрых вождей: Дамаянти, Дочь царя видарбинского Бимы, которой на свете Нет ничего подобного, хочет по сердцу супруга Выбрать, и все цари и царевичи едут в Видарбу; Всякая ссора забыта, и вот почему так спокойна Стала земля, почему и в твою светозарную область Гости давно не приходят». Покуда их длилась беседа, Прибыли к Индре его соучастники в миродержавстве — Агнис, властитель огня, Варуна, воды повелитель, Яма, бог-земледержец. Услышав сказанье Нерады, Боги воскликнули с светлым лицом: «На выборе этом Будем и мы». И на быстрых конях, предводимые Индрой, Боги пустились в Видарбу, куда все цари собирались. Тою порою и Наль, любовью сгорая, лишь только Сведал о съезде великом в Видарбе, на быстрых Крыльях желанья помчался; нужды в конях не имел он. Боги, спустясь с высоты, на дороге увидели Наля: Был красотою он светел, как день; и боги, пленяся Той красотой, на него с изумленьем смотрели; четыре Стихий властителя, в воздухе свой полет удержавши, Вот что сказали: «Здравствуй, нишадец, войск истребитель, Наль Пуньялока. Хочешь ли нам оказать ты услугу? Нашим послом полномочным иди отсюда в Видарбу».

III

«Все исполню, — ответствовал Наль; и, руки сложивши В страхе невольном, с видом покорным спросил он их: — Кто вы, Солнечным блеском одетые? С вестью какой повелите Мне в Видарбу идти?» Ему ответствовал Индра: «Знай, что мы боги бессмертные, сшедшие в мир для прекрасной Дочери Бимы царя Дамаянти, к которой отвсюду Сходятся ныне земные цари; я Индра, властитель Воздуха; это Агнис, огня повелитель могучий; Это Варуна, двигатель вод, а это великий Тверди земной основатель Яма. Знай же, что ныне Наш ты посол, и вот что ты должен сказать Дамаянти: «Ведай, царевна, что боги стихий — бог воздуха Индра, Агнис огня, Варуна воды и Яма земли — к нам С неба сошли, чтоб из них одного избрала ты в супруги!» Руки сжав с умилением, Наль ответствовал Индре: «Сам я за тем же в Видарбу иду; от других невозможно Быть мне послом к Дамаянти; молю, от такого посольства, Боги, избавьте меня». На то ответствовал Индра: «Разве не ты, благородный нишадец, сказал нам: исполню? Можешь ли слово нарушить? Иди ж и не смей отрицаться». Наль отвечал с замешательством: «Как же дойду я к царевне? Входы все заперты крепкою стражей». — «О том не заботься,— Боги сказали, — дойдешь свободно, иди без боязни». Наль пошел, покоряся без ропота воле бессмертных. Он во дворец свободно проникнул и там Дамаянти Скоро увидел в кругу подружек; как с неба слетевший Ангел, она прекрасна была, и прелесть любви окружала Нежные члены ее, вожделенье любви пробуждая В каждом сердце; и месяц и солнце не столь утешали Светом своим, как ее пленительно-девственный образ. Муку любви почувствовал Наль при виде волшебном Стройного стана ее; но он пересилил стремленье Силы мучительной. Все подружки царевны вскочили С мест, изумленные входом нечаянным Наля; прекрасный Образ его поразил их так, что им показалось Небо отверстым. Не смея его вопросить, меж собою Тихо шептались они, повторяя: откуда пришел он? Кто он? какой он породы? райской? земной? исполинской? Так вопрошали друг друга они, ослепленные блеском Наля, очей на него поднять не смея (столь боги Прелесть его, уж и так неземную, блеском небесным Вдруг возвеличили). В это мгновенье пред ним Дамаянти С сердцевластительным взором, с улыбкой, чарующей душу, Молча стояла, молча глядела и таяла тайным Пламенем. «Кто ты? — она напоследок спросила. — Кто ты, все озаряющий, прелестью дышащий, душу Радостной мукой объемлющий? Как ты проникнул в обитель Царской дочери, всем затворенную, мимо царевой Стражи, никем не замеченный? Кто ты? Какое ты носишь Имя?» На этот вопрос видарбинской прекрасной царевны Наль ответствовал: «Знай, Дамаянти, я Наль; я в Видарбу Прислан, царевна, тебя известить, что великие боги Индра, Агнис, Варуна и Яма спустились на землю С неба затем, чтоб из них одного избрала ты в супруги. Их могуществом мог и сюда неприметно пройти я; Зная теперь, зачем я здесь, видарбинская дева, Сделай сама, что найдешь для себя и благим и приличным».

Глава вторая

I

Весть такую услышав, сначала богам Дамаянти Сердцем смиренным свою принесла благодарность; с улыбкой Налю сказала потом: «Не боги, а ты мой избранный Светлый жених; я твоя, и все, чем я обладаю, Все, что люблю я, каждое явное, тайное чувство Сердца, все мысли, желанья и жизнь, и все, мой прекрасный Царь, владыка души, твое без остатка. Что белый Гусь мне сказал, то сердце мое сокрушило; и были Все цари и царевичи созваны мною на выбор Только затем, чтоб привлечь и тебя; но ты уж заране Избран; отдаться тебе поклялась я, и был ты Здесь уж давно ожидаем; но только совсем для иного. Сватайся ж сам за меня; тебе неприлично являться Здесь послом от других; и знай, что если тобою Буду отвергнута я, от которой приемлешь ты ныне Почесть такую, то все мне смертию будет: вода ли, Яд ли, огонь ли, веревка ли, все мне равно; нестерпимо Женскому сердцу в любви безответно признаться». На это Наль видарбинской царевне ответствовал: «Как же ты можешь Вечным богам предпочесть обреченного смерти? Как можешь С теми, от коих жизнь истекает, кем держится зданье Мира, ставить меня наряду, недостойного с прахом Ног их сравниться? Идущий против воли бессмертных Смерти навстречу идет. О пленительно стройная дева! Будь мне спасеньем, избравши небесное вместо земного. Легкость чистых, беспыльно-эфирных одежд, неземные Перлы, венки и повязки богов предпочти и блаженствуй. Что желанней тебе? Благовонный ли воздух? Огня ли Жертвенный пыл? Живая ли влага воды? Иль твердыня Вечной земли? Один, лазурно-воздушным пространством Мир объемля, движеньем и светом его наполняет; Искрою в каждой пылинке таяся, другой проникает Всё, разрушая тела и духу даруя свободу; Третий, кристальною цепию землю обвив и на зыбком Пухе воды отдыхая, жемчужные нити вплетает В кудри свои; четвертый дает живущему место, Мертвому пристань и всё созданье на суд собирает — Вот твои женихи, Дамаянти; богам ли бессмертным Ты откажешь? Не делай того, послушайся друга». С трепетом сердца и влагой печали затмивши сиянье Светлых очей, отвечала ему Дамаянти: «Всесильны Вечные боги; я чту их всем сердцем и им поклоняюсь С верой; но ты мой жених; ты избран любовию; этой Правды скрывать не хочу я». Так говоря, Дамаянти Очи стыдливо склонила и руки прижала к дрожащим Девственно чистым грудям с умоляющим видом. Вздохнувши, Наль отвечал: «Не забудь, Дамаянти, что я пред тобою В сане посла, нарушу ль святую доверенность? Буду ль Ныне просить для себя того, что строго велит мне Должность просить для других? Наступит мой час, и без страха Стану за право свое. Ты сама об этом размысли, Радость очей, видарбинская роза». Вздох утаивши, Тихо в ответ Дамаянти шепнула: «О друг, мы согласны В мыслях; ты путь прямой избери, чтоб упрека и тени Пасть на тебя не могло. Приходи же, о ты, украшенье Смертных людей, с богами ко мне на торжественный выбор; Там, в присутствии сильных властителей мира, тебя я Выберу, царь благородный, тогда и ты пред богами Правым и чистым останешься». Этот ответ видарбинской Девы принявши, Наль возвратился в то место, где были Собраны боги. Посла своего издалека увидя, Миродержавцы спросили его с живым любопытством: «Что ты скажешь? Какой ответ нам принес от царевны?» Наль сказал: «Посланником вашим проник я в жилище Царской дочери, мимо стражей, невидимый стражам, Видимый только царевне одной; конечно, то было Так устроено вашею властью; с царевной нашел я Много подруг; они вскочили, меня испугавшись; Но Дамаянти, прекрасный светло-смеющийся месяц, В то мгновенье, как вашу волю, бессмертные боги, Я объявлял ей, меня самого в затменье рассудка Выбрала. Вот что сказала в ответ мне царевна: «Пусть придут Боги вместе с тобою ко мне на торжественный выбор; Там, в присутствии сильных властителей мира, тебя я Выберу, царь благородный; тогда и ты пред богами Правым и чистым останешься». Ваша воля святая Мною исполнена, вечные боги; теперь, умоляю, Должность посла снимите с меня и свободу мне дайте».

II

Вот с наступлением дня пригласил царь Бима на выбор Всех своих знаменитых гостей. Собралися в обширной Царской палате цари и царевичи; взоры их жаркой Жаждой любви пламенели; они прошли сквозь златые Своды высоких дверей, как львы сквозь расселину; в блеске Свежих душистых венков, в серьгах драгоценных сидели Там величавые гости на пышных, упругих подушках; Тесно их сонмище было, как львиная грива густая; Полная ж ими палата казалась разинутым зевом Тигра, полным зубов. И было тут чем любоваться: Крепкие бедра, как будто столбы, литые из меди, Сильные мышцы и плечи, как будто могучие дубы, С гибкими пальцами руки, как змеи с пятью головами, Гордые шеи, светлым гранитным зубцам на вершинах Горных подобные, в блеске прекрасных, весельем горящих Лиц, и пышных волос, и высоких бровей, и огнистых Глаз. И в собранье гостей вошла Дамаянти, чтоб ум их Взглядом одним помутить, чтоб глаза и сердца их опутать Сетью любви. И все к ней очами прильнули, как птицы К клейкой охотничьей жерди. Долго кругом Дамаянти Взор свой водила; но тот, кто один был и в сердце и в мыслях, Ей не являлся. Вдруг видит царевна пять одинаких Образов; были они перед нею; то к ней приближались, То от нее отходили; и каждый ей представлялся Налем, как скоро глаза на него она обращала; Мысли ее помутились. Она подумала: «Что мне Делать? Как четырех богов отличу я от Наля?» Взоры ее напрасно божественных знаков искали. «Знаков, о коих дошли к нам издревле сказанья, не носит Здесь на себе ни один из видимых мною», — царевна Думала. Вот наконец, по долгом с собой размышленье, Так решилась она: «К богам подойду я с молитвой; Боги молитвы моей не отринут». И с верой смиренной, Руки сложив и к грудям богомольно прижав их, царевна Так сказала: «Боги бессмертные, боги святые, Мною избранного, сердцем желанного мне покажите; Если пред вами я делом и мыслию правду хранила, Если молюся вам с теплою верою, если вы сами Мне, уж избранного мною самою, в супруги избрали, Если его я любить поклялася и если должны быть Клятвы священны, то мне вы его покажите, благие Боги, и знаки свои мне откройте, чтоб вас я почтила». Столь сердечную жалобу слыша из уст Дамаянти, Видя ее чистоту, и любовь, и покорность их воле, Видя правдивость ее, и кроткое сердце, и светлый Ум, согласились немедля ее желанье исполнить Боги и приняли знаки свои. Тогда Дамаянти Их во мгновенье узнала по зорко-спокойному оку, Лицам беспотным, светло-нетленным венкам, недоступным Пыли белым одеждам, бестенному телу и дивной Легкости быстрых движений, с какою они перед нею Веяли с места на место, земли не касаясь ногами. Рядом с ними, полуотененный, в венке уж завядшем, Пылью и потом покрытый, стоял на земле с помраченным, Грустно потупленным взором задумчивый Наль. Дамаянти Вызвала тотчас его из средины бессмертных и выбор Свой изъявила обычным обрядом, смиренно коснувшись Края одежды его и на кудри его наложивши Свежий душисто-блестящий венок. Совершился великий Выбор; со всех сторон раздалися торжественно клики; Все цари и царевичи, мужи святые и боги, Выбор одобрив, воскликнули: Слава!счастливому Налю. Он же, полный блаженства любви, своей нареченной, Робко краснеющей, очи склонившей, дрожащей невесте Так сказал с трепетанием сердца, но голосом твердым: «Если могла при бессмертных богах ты смертного мужа Так почтить, Дамаянти, то слушай: тебя я Сам пред людьми и богами своею женой именую, Весь на целую жизнь отдаюся тебе, и доколе Будет дух жизни в теле моем, дотоле, о дева, Роза Видарбы, я буду твоим; мое обещанье С верой прими, на меня положись; отныне тебя я Буду питать, защищать и чтить, и хранить, и останусь Верен тебе всегда, во всем, и словом и делом, Радость и горе, богатство, и бедность, и все неизменно В жизни с тобой разделяя». Обет такой произнесши, Светлый жених перед всеми своей лучезарной невесте Дал целомудренно первый любви поцелуй; и друг другом Долго в блаженстве немом любовались они; напоследок, Вспомнив, что боги близко, и царь и царевна пред ними Пали с молитвой; и боги скрепили своей благодатью Брак их; податели всякого блага, они даровали Налю четыре великие силы: могучий властитель Воздуха дал ему зоркость очей с способностью в каждом Месте простор находить и везде освежаться прохладой; Бог огня даровал обладанье огнем и возможность Видеть без ужаса блеск мирозданья; правитель земныя Тверди дал твердую поступь, чтоб был для него безопасен Всякий путь по земле, и тонкий вкус для разбора Пищи; владыка воды наградил могуществом воду Всюду творить и цветы рождать единым желаньем. Так одаривши царя, и царевне все четверо вместе Дали одно обещанье: что брака их радостью будут Сын, как отец, и дочь, как мать, прекрасные. Милость Им изъявивши такую, боги сокрылись; за ними Вслед и цари и царевичи, выбор невесты одобрив, В путь обратный пустились. Царь Бима, увидя, что схлынул Этот прилив гостей, устроил свадебный праздник. Наль, сочетавшись с своею царевною, пробыл в Видарбе Первые дни в веселье и в радости сладкой; потом он В царство свое, блаженный, прославленный, с милой женою, Честию жен, звездой красоты и любви, возвратился. Там в благовонных рощах, в роскошных царских палатах Он благоденствовал, тихо и сладостно каплю за каплей Жизни из чаши одной выпивая с ней вместе, вкушая Мир и свободу, в молитве, в забавах, в труде и покое, Правду творя и на счастье народном свое утверждая.

III

Боги, покинув Видарбу и в небо свое возвращаясь, Встретили адского бога Кали. Провожаем Двепарой, Странствовал он по земле. «Куда направляешь ты путь свой?» — Индра спросил. «В Видарбу, — Кали отвечал. — Дамаянти Будет моею женою; мне в мысли пришло, что я должен Ею быть выбран». С улыбкой ответствовал Индра: «Уж выбор Сделан; ты опоздал; при нас она поклялася В верности Налю». Кали, услышав от Индры такую Весть, воскликнул в кипении гнева: «Когда Дамаянти Смертного мужа посмела богам предпочесть, то над нею Страшно должна отмщена быть такая обида». На это Боги света мрачным богам отвечали: «По воле Нашей выбор свершился в Видарбе; и млад и прекрасен Наль: лишь одною б лишенною смысла он мог быть не избран, Он, непорочный, уставов святых постоянный блюститель, Книг духовных внимательный чтец, своим правосудно Правящий царством; он, у которого в доме усердно Приняты с почестью, с сладко-душистыми жертвами боги; Он, правдивый, твердый и кроткий, людьми и богами Чтимый; он, строгий обетов хранитель, он, одаренный Набожным сердцем, великой душою, смиреньем и силой; Он, в котором терпенье, умеренность, благость в единый Образ божественной прелести слиты… Кали, кто враждует С праведным Налем, тот скройся в пропасти ада, на муку Вечную». Так отвечав, удалилися боги на небо. Видя богов удалившихся, с злобной усмешкой Двепаре Молвил Кали: «Не прощу никогда я обиды; теперь же В Наля вселюсь, чтоб его, ненавистного, ввергнуть в погибель; Ты же, Двепара (ведь знаем давно мы, какой он горячий В кости игрок), поселися в костях и будь мне помощник».