Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Уходят.

Сура (беспокойно). Розочка, ты, кажется, его обидела. Зачем ты так?

Роза.Ничего, мама.

Анатэма (Давиду). Ну, это еще не женихи, Давид!

Давид хмуро смеется. Анатэма же, не выдержав характера, подлетает к Розе и предлагает ей руку. Ведет ее в полуплясе, весело насвистывая тот же мотив, что и шарманка.

Ах, Роза, если бы не мои годы (насвистывает)и не болезни (насвистывает), я был бы первым претендентом на вашу руку.

Роза (смеясь, надменно). Лучше болезни, чем смерть.

Давид.А вы очень веселый человек, Нуллюс.

Анатэма (насвистывая). Отсутствие богатства и спокойная совесть, Давид, спокойная совесть. Мне нечего делать, и я гуляю под ручку. Так вы говорите — смерть, Роза?

Роза.Попробуйте.

Анатэма (останавливаясь). А вы и в самом деле красивы. Роза!

(Задумчиво.)А что если… если… но нет: долг выше всего. Послушайте меня, Роза: не отдавайте себя меньше, чем князю, хотя бы и князю тьмы!

Наум.Розочка, зачем же ты отошла от меня? Мне холодно, когда ты не держишь меня за руку. Держи меня за руку, Розочка.

Роза (колеблясь). Но я должна переодеться, Наум.

Наум.Я провожу тебя до спальни. Ты знаешь, сегодня я опять танцевал, и очень хорошо, знаешь ли? Я теперь уже не так задыхаюсь. (С чувством обожания и легкой зависти.)Какая ты красавица, Розочка!

Сура.Подожди, Розочка, я сама расчешу тебе волосы. Ты позволишь?

Роза.Вы плохо делаете это, мама; вы больше целуете, чем расчесываете, — волосы путаются от поцелуев.

Давид.Ты отвечаешь матери, Роза.

Роза (останавливаясь). За что ты ненавидишь мою красоту, отец?

Давид.Прежде я любил твою красоту, Роза.

Сура (возмущенно). Ну что ты говоришь, Давид!

Давид.Да, Сура. Я люблю жемчуг, пока он на дне моря; когда же его вынимают, он становится кровью, — и тогда я не люблю жемчуга, Сура.

Роза.За что ты ненавидишь мою красоту, отец? Ты знаешь ли, что сделала бы другая девушка на моем месте: она сошла бы с ума и завертелась бы по земле, как собака, которая проглотила булавку. А что делаю я? Я учусь, отец. Дни и ночи я учусь, отец. (В сильном волнении.)Ведь я не умею ничего. Я не умею говорить, я даже ходить не умею — ведь я горблюсь, я горблюсь при ходьбе!

Сура.Это неправда, Роза.

Роза (волнуясь). Вот я забылась немного — и я уже кричу, каркаю хрипло, как простуженная ворона. Я хочу быть красивой, я должна быть красивой, — я только за этим и родилась. Ты смеешься? Напрасно. Ты знаешь ли, что твоя дочь будет герцогиней — принцессой? К моей короне я хочу добавить и скипетр.

Анатэма.Ого!

Те трое уходят. Давид, выждав их уход, гневно вскакивает с места и быстро ходит по комнате.

Давид.Какая комедия! Какая комедия, Нуллюс! Вчера она просила у неба селедку, а сегодня ей мало короны. Завтра же она отнимет престол у сатаны и сядет на него, Нуллюс, и будет сидеть крепко! Какая комедия!

Анатэма уже изменил свой вид: он строг и мрачен.

Анатэма.Нет, это трагедия, Давид Лейзер.

Давид.Комедия, Нуллюс, комедия — разве ты не слышишь во всем этом смеха сатаны? (Показывая рукой на дверь.)Ты видел труп, который танцует, — каждое утро я вижу его.

Анатэма.Разве Наум так опасен?

Давид.Опасен? Три доктора, три важных господина, Нуллюс, смотрели его вчера и сказали мне тихонько, что через месяц Наум умрет, что сейчас он уже труп больше, чем наполовину, — не сон ли это, Нуллюс? Не смех ли это сатаны?

Анатэма.А что они сказали о вашем здоровье, Давид?

Давид.Я не стал их спрашивать. Я не хочу, чтобы мне сказали: вы можете также прыгать под музыку, Давид. Как вам это нравится, Нуллюс: два трупа, танцующих в белой мраморной комнате? (Смеется мрачно и зло.)

Анатэма.Вы меня пугаете, мой друг. Что делается в вашей душе?

Давид.Не касайтесь моей души, Нуллюс, — в ней ужас. (Хватается руками за голову.)Ах, что же мне делать, что же мне делать? Я один во всем мире.

Анатэма.Что с вами, Давид? Успокойтесь…

Давид (останавливаясь перед Анатэмой с ужасом). Смерть, Нуллюс, смерть! Вы принесли нам смерть. Не был ли я безгласен перед смертью? Не ждал ли я ее, как друга? Но вот вы принесли богатство — и я хочу танцевать. Я хочу танцевать, а смерть хватает меня за сердце; я хочу есть, ибо в самые кости мои вошел голод, — а старый желудок извергает пищу обратно; я хочу смеяться, — а лицо мое плачет, а глаза мои слезятся, а душа моя воет от смертельного страха. В костях моих голод, и уже в крови моей яд — нет мне спасения: постигла смерть! (Тоскует.)

Анатэма (многозначительно). Вас ждут бедные, Давид.

Давид.Ну так что же?

Анатэма.Вас ждут бедные, Давид.

Давид.Бедные всегда ждут.

Анатэма (строго). Теперь я вижу, что ты действительно погиб, Давид. Тебя покинул бог.

Давид останавливается и смотрит изумленно и гневно. Анатэма, надменно закинув голову, спокойно и строго выдерживает его взгляд. Молчание.

Давид.Это мне вы говорите, Нуллюс?

Анатэма.Да, это вам я говорю, Давид Лейзер. Будьте осторожны, Давид Лейзер, — вы во власти сатаны.

Давид (пугаясь). Мой друг Нуллюс, вы пугаете меня; чем заслужил я ваш гнев и эти жестокие и страшные слова? Вы всегда так хорошо относились ко мне и к моим детям… Ваши волосы так же седы, как и мои, в чертах ваших я давно уже заметил скрытую муку и… я уважаю вас, Нуллюс! Зачем же вы молчите? Какой-то страшный огонь горит в ваших глазах, — кто вы, Нуллюс? Но вы молчите… Нет, нет, не опускайте глаз, мне еще страшней, когда опущены они: тогда на вашем челе проступают огненные письмена какой-то смутной, какой-то страшной — смертельной правды!