Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910
Шрифт:
— Я предложил бы подождать Отца.
Председатель (мрачно). Это зачем?
— Он созвал нас сюда.
— Да, верно.
— Подождать!
— Молчать! С места не говорить. Неизвестно, когда придет Отец, а нам ждать нельзя. У многих сегодня ночью дела. Предлагаю приступить к прениям.
— Виноват: очень мешает музыка и топот танцующих.
— Пусть танцуют. Музыка достаточно красива, чтобы вдохновить ораторов. Вам что угодно?
— Я желал бы сказать первый. Сегодня ночью мне и моему уважаемому товарищу предстоит вырезать целую семью. Вы понимаете, господин председатель,
— Понимаю. Прошу.
Оратор начинает сладким голосом:
— Уважаемое собрание! Не осмеливаюсь сказать: высокое собрание, так как, находясь в подвале…
— Короче…
— Слушаю-с. Когда я родился…
Председатель (гневно). То родился дурак. Вам предстоит вырезать целую семью, а вы начинаете с рождения, как член парламента.
— Но и члены парламента…
— Прошу подчиниться. Вообще предлагаю говорить не долее двух минут. У кого-нибудь есть часы? Я свои забыл дома.
Один из членов вынимает из кармана десяток часов и кладет на стол.
— Есть.
— Благодарю вас. Достаточно одних. Во избежание дальнейших задержек предлагаю в речах ограничиться только предложением способов разрушения, так как мотивы известны.
— Нет, не всем. Пусть говорит.
— Как танцуют! Они пол провалят на наши головы.
— Им весело.
— Ничего. Скоро будут плакать.
— А мы танцевать?
— Молчать! Итак, предлагаю: две минуты — о мотивах разрушения. Две — о способах такового. Прошу начать.
Оратор с темным лицом глухо говорит:
— Мы голодны и, как собаки, выброшены в ночь. Нас ограбили, у нас отняли все: силу, здоровье, ум, красоту…
— А их женщины красивы!
— И мужчины тоже.
— Молчать!
— Мы бесстыдны, безбожны, бессовестны, и на всей земле у нас нет ничего. Мы хуже скотов, потому что когда-то были людьми. И я предлагаю (указывает наверх)разрушить, уничтожить, стереть с лица земли. Способ: предлагаю отравить ихний водопровод.
— А где мы возьмем столько яду?
— Мы ограбим аптеки.
— Глупости. Мы сдохнем сами.
— Мы будем пить из реки. А если и издохнем…
— Я не хочу умирать.
— К черту! Не годится. Следующий!
Поблизости раздается трижды протяжный, хриплый звук рога, предвещающий приближение Смерти. Никто, однако, его не слышит. Встает оратор, старик с красным лицом.
— Я заметил, что вся их сила (указывает наверх)в книгах. Когда человек прочтет много книг, он становится умный. А когда он становится умный, он начинает грабить, и с ним ничего не поделаешь. Тогда у него делается особенное лицо, и речь, и платье, а мы остаемся в дураках, и из нас как насосом выкачивают жизнь. И я предлагаю уничтожить их книги. Я ненавижу книги. Когда мне попадается одна, мне хочется ее бить, плевать ей в рожу, топтать и говорить: сволочь! сволочь!..
— Но как уничтожить?
— Вы глупы, оратор. Они напечатают вновь.
— Еще больше.
— Книг так много!
— Довольно! Голосование потом. Следующий оратор.
— Я предлагаю…
Пьяница, бывший председатель, валится со стула. Одновременно с этим входит Смерть и садится на свободное место. Вверху — веселая музыка, и кто-то красивый подходит к окну и неопределенно всматривается в темноту улицы. При свете можно рассмотреть лицо Смерти. Оно маленькое, сухое, темное, с большими темными провалами глаз и постоянно обнаженными крупными зубами, похожими на белые клавиши рояля. Очень спокойное. Пьяницу осматривают.
Председатель.Издох. Отволоките его в угол.
Труп грубо оттаскивают в угол, и там лежит он все время, выпятив круглый живот, подошвами к зрителям.
— Прошу на места. Кто это плачет?
— Его любовница.
— Его любовница? Сударыня, и вы могли любить эту свинью? Прошу вас замолчать, однако. Иначе велю вывести. Молчать!
— Я не буду.
— Прошу оратора продолжать.
— Я предлагаю, извините… Тут есть сад со зверями, с тиграми… Я предлагаю: взломать клетки и выпустить зверей.
— Это глупо. У них есть ружья, дома — вас слопают первого…
— Ну хоть попугать.
— А зачем это нужно?
— Так, весело очень. А потом (говорит нежным голосом), там в саду бывают ихние деточки, так вот, может, хоть одного ребеночка… деточку… Посмотреть бы.
— Это бы и я посмотрел.
— Мне нравится.
Плаксиво шмурыгает носом и просит.
— Одного бы… деточку…
— Верно! Верно! Нужно уважить старика.
Председатель (гневно). Молчать! Что вам один их ребенок, десятки, сотни. Долой нежности! Необходимо дело. Предлагайте! Предлагайте!
Все растерянно переглядываются, бессильные что-либо придумать.
Отдельные вскрики:
— Бить их на улицах!
— А полиция?
— Собраться в дружины и…
— Мы раньше перегрыземся сами.
— Вот что! Слушайте. Да слушайте же! Заразить их нашими болезнями.
— Сифилисом!
— Тифом!
— Холерою!
Председатель.Вздор! У них есть доктора. На тысячи наших ихних подохнет только один. Да ищите же! Неужели мы так бессильны?
— Проклятые книги!
— Что делать?
— Танцуют.
— Где же Отец?
— Мы бессильны! Проклятые! Танцуют. Где Отец?
Все, за исключением спокойно сидящей Смерти, вскакивают и, смешавшись в груду разъяренных тел, протягивают к низкому, давящему своду угрожающие руки.
— Проклятые!
— Танцуйте! Танцуйте!
— Мы придем к вам. Открывайте двери, мы придем к вам!
— Передушим ваших детей!
— Проклятые!
— Сожжем ваши книги!
— Принесем вам и сифилис, и холеру, и тиф!
— Проклятые!
Бессильный и злобный скрежет зубов. Быстро входит Царь Голод.
Царь Голод.Дети мои!
Все со стонами, с плачем, с рыданиями и визгом бросаются к нему, окружают, падают на колени, ловят его руки. Образуется группа: в центре, возвышаясь, Царь Голод, и у ног его, дрожащие, прижимаются к нему несчастные. В стороне остаются только Смерть и Председатель-Хулиган. Он сложил руки на груди и презрительно смотрит на стонущих.