Том 3. Публицистические произведения

…события в Ломбардии… — Сразу же после бегства К. В. Меттерниха из Вены в Ломбардии вспыхнуло восстание. Несмотря на императорский указ о реформах и политических свободах, ломбардские радикалы 18 марта 1848 г. возглавили в Милане вооруженную баррикадную борьбу против правительственных войск. Пять дней повстанцы (знать и буржуа, студенты и профессора, рабочие и ремесленники) сражались с отборными частями австрийской армии Ломбардско-Венецианского королевства под командованием фельдмаршала И. Радецкого, 22 марта отступившими и покинувшими город. Вместо австрийской администрации образовалось временное либеральное правительство во главе с Г. Казати. События в Ломбардии послужили мощным толчком для дальнейшего развития национально-освободительного движения в Италии. Более того, в Милане стали вынашиваться планы объединения под эгидой Ломбардии двух бывших австрийских провинций.

…венских студентов-реформаторов… — Студенты австрийской столицы принимали активное участие в революционных событиях — вооружались, пытались овладеть арсеналом и даже проникнуть в охранявшийся войсками императорский замок, организовывали «академические легионы», защищали закрытый правительством Венский университет, выступали на митингах с лозунгами: «Долой Меттерниха!», «Да здравствует народное правительство!», «Свободу!».

Итальянцы же с неизменным упорством продолжают видеть в них лишь Tedeschi и Barbari… — Ср. аналогичное суждение Тютчева в его письме к К. Пфеффелю от 12 ноября 1850 г.: «В Италии — вечная война итальянца против варвара, осложненная войной не на жизнь, а на смерть, которую римский католицизм, влачащий за собой обузу светской власти папы, принужден вести с революцией, вооружившейся против него всеми требованиями и всеми иллюзиями национального чувства» (Изд. 1984. С. 147).

…пробуждают опаснейшее осложнение, вопрос жизни или смерти для ее будущности — вопрос племенной. — Европейские революции обострили проблемы объединения Германии. Для «лоскутной» Австрийской империи, включавшей итальянцев, венгров, поляков, чехов, хорватов, словаков, словенцев, украинцев, румын и др., вопрос национальной автономии и независимости являлся миной замедленного действия, которая уже взрывалась в так называемой «галицийской резне» 1846 г., когда польская шляхта испытала на себе стихийную ярость крестьян-русинов. В 1848 г. «племенной вопрос» постоянно давал о себе знать. Польские помещики продолжали ощущать угрозу со стороны украинского крестьянства, в Венгрии революционные либералы отказывались признавать сербов (тяготевших к балканскому Сербскому государству) как нацию и тем самым способствовали усилению их вражды и объединению с хорватами, Богемская хартия Фердинанда I была вынуждена сделать значительные уступки национальному движению чехов, в идее чехов о возрождении средневекового Королевства св. Вацлава немцы видели опасность уже для собственных национальных интересов и т. д. Через два месяца «мина» в очередной раз сработает, когда будет разогнан Славянский съезд в Праге и подавлено Пражское восстание.

…литературном патриотизме нескольких пражских ученых… — Имеются в виду В. Ганка, И. Добровский, Я. Коллар, П. Шафарик, Л. Штур, Ф. Челаковский и другие чешские и словацкие филологи, писатели, историки, служившие делу славянского этнокультурного возрождения и солидарности. К середине XIX в. Прага стала своеобразным научным центром славистики, охотно посещавшимся русскими учеными (М. П. Погодин, И. И. Срезневский, О. М. Бодянский и др.). В своих «Путевых записках» 1842–1843 гг. П. В. Анненков отмечал: «Богемия составляет теперь оппозицию Австрии ‹…› Старания ее ученых и писателей, каковы Ганка, Шафарик и др., о сохранении народного языка есть оружие этой оппозиции. Общими усилиями дошли они до того, что в отечестве своем успели зародить ту особенную гордость национального происхождения, которая известна у них под именем чехизма ‹…› Они знают, что на востоке есть большое славянское государство, и уверены поэтому, что из славян может быть составлено хорошее государство. Отвращение к немцам и приверженность к России развиты в ученом и высшем сословии Богемии весьма сильно» (Анненков П. В. Парижские письма. С. 275).

…но жизнь Богемии состоит в другом. — Подразумевается более глубинный духовный уровень бытия, заключенный в «гуситских верованиях».

…книги ‹…› способны скорее раздражать и ослаблять их, чем оживлять и поддерживать. — Здесь Тютчев, подобно А. С. Пушкину (отмечавшему огромные возможности «типографического снаряда» опустошать духовное бытие и развращать традиционные обычаи и нравы), подразумевал «публику», «книжников», «интеллигентов», «идеологов», накладывающих на органическую самобытную жизнь разных народов искусственные унифицирующие теории (см. коммент. к трактату «Россия и Запад». С. 442^*).

…гуситских верованиях… — Имеется в виду чешская Реформация, идеологом которой выступил священник, ректор Пражского университета Ян Гус (1371–1415). Он считал главным источником христианского вероучения Священное Писание, хотя и не отрицал Священного Предания, не признавал папу главой Вселенской Церкви, порицал торговлю индульгенциями, требовал возвращения к принципам раннего христианства, уравнения в правах мирян с духовенством. Был отлучен от Церкви как еретик и сожжен на костре. Последователи учения Яна Гуса, участники народного гуситского движения, выступали против немецкого засилья и католицизма, расшатывая его авторитет и оказывая вооруженное сопротивление всяким карательным мерам. В «гуситских верованиях» Тютчева привлекает устремленность к чистоте христианства, протестантскими же уклонениями в них он пренебрегает. Об осмыслении поэтом гуситства свидетельствует его стих. «Чехам от московских славян» (1869):

‹…›Примите Чашу! Всем звездойВ ночи судеб она светилаИ вашу немощь возносилаНад человеческой средой.О, вспомните, каким онаБыла вам знаменьем любимым,И что в костре неугасимомОна для вас обретена ‹…›

Сходным образом воспринимал гуситство и Н. Я. Данилевский: «У других славянских народов мы видим гуситское религиозное движение — самую чистую, идеальную из религиозных реформ, в которой проявлялся не мятежный, преобразовательный дух реформы Лютера, Кальвина, а характер реставрационный, восстановительный, стремившийся к возвращению к духовной истине, некогда переданной св. Кириллом и Мефодием» (Данилевский. С. 480–481). А. С. Хомяков называл главу гуситского религиозного движения «великим мужем» и «бессмертным Гусом», который вместил в себя всю «современную ученость» и смело вступил «в состязание со всеми богословскими снарядами Рима, не боясь никаких поражений…» (Хомяков 1994. С. 33).

…в возвращениях к старой вере ‹…› сказывается глубокое различие между Польшей и Богемией… — В данном случае отправное, фундаментальное и решающее значение Тютчев придает размежеванию между подлинным и искаженным христианством, что позднее он подчеркнет в письме к Е. Э. Трубецкой от 6 декабря 1871 г.: «Работа, которая им (вождям Чешской национальной партии. — Б. Т.) предлежит, для восстановления органической связи Богемии с миром Славянским во всей его полноте, с Восточною Европою, одним словом, — такая работа не может быть низведена до размеров исключительно политического движения. У нее корни идут поглубже. Чехия истинно национальная — прежде всего Гуситка, а гуситство не что иное, как возвратное стремление, — весьма сознательное, весьма решительное, хотя и прерванное насилием, — возвратное стремление, повторяю, Чешского племени к Церкви Восточной. Славянская народность Чехов требует, чтоб эта попытка возврата была возобновлена и доведена до конца… Как не поймут в Праге, что повсюду политическое движение сводится к самому нерву Европейского общества, а этот нерв — вопрос социальный и религиозный» (цит. по: Биогр. С. 145). Соглашаясь с логикой Тютчева, И. С. Аксаков комментирует: «Вся будущность Славянской народности у Западных Славян, исповедующих латинство, связана именно с решением религиозного вопроса. Если эти Славяне не отторгнутся от Рима и не возвратятся к древнему церковному единству, т. е. к православию, их историческая судьба будет общая и одинаковая с судьбою иноплеменных народов католического исповедания; они подлежат одному с ними историческому приговору ‹…› Славянин-латинянин — это извращение Славянской духовной природы. — Сомнительна возможность политической самостоятельности при утрате самостоятельности нравственной, при утрате духовной народной личности» (там же. С. 146).

…самый примитивный либерализм с примесью коммунизма в городах и, вероятно, какой-то доли жакерии в деревнях волнуется и дергается на поверхности страны. — Под влиянием революционных событий в Италии и Франции в Праге в конце февраля — начале марта 1848 г. радикально настроенные демократы распространяли листовки с призывами к борьбе с абсолютизмом, за автономию Чехии и предоставление ее народу политических прав и свобод. Либералы со своей стороны отправляли императору петиции с предложениями преобразования австрийской монархии в федеративную. В городах усиливалось стачечное движение рабочих, а деревенские жители отказывались от выполнения повинностей. Волнения последних Тютчев сравнивает с Жакерией (от фр. жак — простак, насмешливая кличка для простонародья) — крестьянским восстанием 1358 г. во Франции, охватившим несколько провинций и жестоко подавленным. Слово «жакерия» стало нарицательным во Франции для стихийных крестьянских восстаний.

…если Австрийской империи суждено развалиться после потери Ломбардии и сейчас уже полного освобождения Венгрии? — После пятидневных кровопролитных боев восстание в главном городе Ломбардии Милане одержало победу, и после отступления войск австрийского фельдмаршала И. Радецкого там было сформировано Временное правительство. Что же касается Венгрии, то она первой в Австрийской империи откликнулась на февральские события 1848 г. во Франции. 3 марта 1848 г. на заседании государственного собрания Венгерского королевства лидер оппозиции Л. Кошут (его выступление вошло в историю Австрии как крещенская речь австрийской революции) потребовал ответственного перед национальной законодательной властью правительства и конституции для всей империи. Вышедшие 15 марта на улицы Пешта рабочие и ремесленники, студенты и представители демократической интеллигенции добились своих целей. Австрийский император вынужден был согласиться на создание в Венгерском королевстве независимого, ответственного перед парламентом страны правительственного кабинета.

…говорил мне Ганка… — Вацлав Ганка (1791–1861) — один из деятелей чешского культурного возрождения, много занимавшийся переводами со славянских языков и общавшийся с учеными и писателями разных славянских стран. В стих. «К Ганке» (поэт записал его в альбом В. Ганке 26 августа 1841 г.) Тютчев называет его «мужем добра», который на «Пражских высотах» для славянского единства «засветил маяк впотьмах». Ранее П. В. Анненков сожалел, что «не был у Ганки: всех русских принимает он как родственник ‹…› и берет с них обещание выучиться по-чешски. До сих пор мало еще примеров, чтоб сдерживали слово. Кстати о славянизме. В Вене познакомился я с профессором Срезневским. Человек этот совершает подвиг европейский: от Балтийского моря и до Адриатического изучает он славянские племена, их наречия, обычаи, песни, предания, и большею частию пешком, по деревням и проселочным дорогам. Теперь он в Вене доучивается по-сербски и потом собирается обойти Иллирию, Далмацию и Черногорию. Особенную прелесть его составляет необычайная, германская любовь к своему предмету. Он решительно убежден, что славянскому племени предоставлено обновить Европу, и с восторгом показывал нам карты, говоря, каким образом соотичи наши разлились от Померании до Венеции. За две станции от Венеции есть еще славяне, в Австрии их 18 миллионов. Турция почти вся состоит из них, и, по остроумным его доказательствам, даже вся полоса Европы от Рейна принадлежала некогда славянам. Он будет обладателем богатейших фактов, с помощью которых и объяснится, наконец, наша народная физиономия» (Анненков П. В. Парижские письма. С. 15). Эта запись отражает ту атмосферу, в которой формировались тютчевские идеи славянского единства и Восточной Европы как «особого мира». Ср. аналогичную упомянутой карту П. Шафарика, которой Тютчев оперирует в беседе с Я. Ф. Фалльмерайером, 12 марта 1843 г. записавшим в дневнике мысль собеседника: «Византия — свящ. город; патриарх и торговля; Киев — центральный пункт и сердце славянства; Балк, мать городов; зудит переместить столицу, славянская карта Шафарика; краинское (Крайна) ближе всего к русскому» (цит. по: Казанович Е. Из мюнхенских встреч Ф. И. Тютчева (1840-е гг.) // Урания. С. 151).