Том 3. Рассказы, сценарии, публицистика
Шрифт:
Пауза.
Молчание; поиграли скулы Елисеева и окаменели.
— Пожалуйста, — сказал он. — Имеете право. Еще есть отказ?
Молчание.
— Отказов нет, — сказал Лева.
— Отказов нет, — повторил Елисеев. — Спать! — И обернувшись к Борисову: — Переходите в четвертое общежитие…
Елисеев вышел.
Борисов торопливо собирал вещи.
Молчание. Оно длится так долго, что становится невыносимым.
— Ладно, — бормочет Борисов, собирая вещи, — воздушное наставление тоже попусту не писали…
В
— Второй бортмеханик отказался пойти в испытательный полет, мотивирует ненадежностью системы управления.
— Товарищ командир, — трепеща, сказала Вихрашка, — я всю винтомоторную группу своими руками собирала…
— Не могу взять в полет непилота, — сказал Елисеев.
— «Не могу взять»! — проворчал Жуков. — А кого брать, как не ее?.. У нее не полет в глазах, звезды в глазах!
Елисеев улыбнулся:
— Звезды в глазах уставом не предусмотрены…
Сомнения разрешил Мурашко:
— Пойдешь в полет как член испытательной комиссии.
— «Спасибо» говорить? — буркнула Вихрашка.
— Обойдется.
— В глазах же полет, — ворчал Жуков. — Чего вам еще?..
Раннее утро. Косые лучи солнца. Стартовая команда выводит из эллинга дирижабль. В стороне стоит группа членов Ученого совета.
— Я бы отметил весьма оригинальную форму объекта. Фраза эта не может принадлежать никому, кроме Полибина. Толмазов, стоящий особняком, увидел рядом с собой Васильева и высоко поднял бровь.
— Вы не летите?
— Мною подано особое мнение, — мрачно сказал Васильев.
Мощное гудение мотора.
— Я бы сказал… — начал Полибин.
— А вы скажите, — перебил его Толмазов.
Толмазов был невежлив. От этого даже Полибин разинул рот…
В рубке управления дирижабля — Елисеев, Фридман, Петренко.
У моторной группы — бортмеханик и Вихрашка.
По внутреннему коридору дирижабля идут Наташа и Мурашко…
— Ну вот и летим, Алексей Кузьмич…
— А ведь насилу разрешили, — сказал Мурашко. — Толмазов с Васильевым поработали… как следует…
Команда Елисеева.
— Дать свободу!
— Есть, дать свободу! — ответил стартер.
— В полете! — крикнул стартер.
— Есть, в полете, — ответил Елисеев.
Дирижабль оторвался от земли.
Жуков постоял у окна, борода его вздрагивала, потом, спотыкаясь, глядя вперед невидящими глазами, подошел к приборам.
— Рули на взлет! — команда Елисеева.
— Есть, рули на взлет!
— Держать высоту восемьсот!
Мощное, ровное гудение моторов. Молниеносные, ловкие, уверенные движения Вихрашки у моторов.
Голос Елисеева:
— Дать полный газ!
— Есть, дать полный газ! — как эхо отзывается пилот…
На земле.
Члены
Ученого совета следят за эволюциями дирижабля.— Я бы сказал, — просачивается голос Полибина, — что атмосферная тень более или менее бессильна парализовать кольцо Жукова…
На дирижабле. Далекий голос Елисеева:
— Держать курс сто двадцать!
И тотчас же эхо:
— Есть, держать курс сто двадцать!
Жуков взглянул на прибор.
— Скорость триста! — закричал он на весь дирижабль и простер руки — на него прыгнула Вихрашка, поцеловала его и убежала к моторам.
— Я очень счастлива! — сказала Наташа, пристально по своей привычке глядя на Жукова.
На земле.
Полибин не может отказать себе в удовольствии сообщить академику Толмазову:
— Я бы отметил, что дирижабль абсолютно свободно управляется по горизонтали, что до некоторой степени противоречит вихревой теории…
В воздухе.
Голос Елисеева в мегафоне:
— Иду на посадку!
— Давай, Елисеич, — радостно ответил Мурашко.
Голос Елисеева яснее:
— Приготовиться! Переложить рули на посадку!
И сейчас же отзываются покорные голоса:
— Есть, переложить рули на посадку!
Но высота не убывает.
Дирижабль описал еще один круг. Фридман снова повернул штурвал. Жуков посмотрел на альтиметр. Высота не убывала.
— Товарищ командир! — негромко докладывает Фридман. — Рули высоты отказали!
Елисеев покраснел.
— Переложить резко рули на посадку!
— Есть, переложить резко рули на посадку.
Еще один круг. Фридман повернул штурвал. Вздрогнуло кольцо на хвосте дирижабля. Высота не убывала.
— Потеряла я колечко, — процедил про себя Елисеев, — потеряла я любовь…
Еще один круг.
На земле.
— Что такое, Иван Платонович? — тревожно спросил Васильев.
— Они не могут опуститься, — сказал Толмазов, — что и следовало ожидать…
— Позвольте, — взвизгнул Полибин, — вы говорили, что они не смогут подняться!
В воздухе.
— Ветер, — говорит Елисеев обыкновенным своим голосом, — как бы не забросило на высоту… — И другим голосом скомандовал: — Рули на посадку до отказа!
Лева Фридман с усилием повернул штурвал. На корме дирижабля громко хлопнуло кольцо; рванулась и поползла вверх оборванная штурпроводка.
— Травлю газ, — обыкновенным своим голосом сказал Елисеев Мурашко, — и сажусь статически. С этим кольцом иначе опуститься нельзя.
Дирижабль метало над полем. Елисеев заглянул вниз, на качающуюся землю…
— Пилотам Фридману и Петренко выйти на оболочку, — сказал он, — осмотреть оперение, закрепить штурпроводку!