Том 3. Рассказы, сценарии, публицистика
Шрифт:
Мимо них прошел Мурашко. Его догнал мелкими шажками Полибин и взял начальника Дирижаблестроя под руку:
— Просился к вам старый Полибин — пренебрегли! А Полибин тут как тут… как будто бы и не стоило ссориться со стариком…
И стучащими, старательными шажками он побежал дальше. Ему навстречу, несомая крыльями счастья, мчалась Наташа. Крылья эти принесли ее к Мурашко.
— Ну-с, так-с, — сказал Мурашко, — слушали, постановили: предложить некоему Мурашко работу, пока суд да дело, свернуть; Жукова отстранить,
— Алексей Кузьмич, — перебила его трясущаяся Наташа.
— Еще не все! Материалы передать прокурору. Теперь все.
— Алексей Кузьмич, — тихо сказала Наташа и взяла начальника за руку. — Я нашла ошибку…
Он почти лег на стол. Магический свет лампы падает на гриву волос, на повязку, сквозь которую проступила кровь. Жуков чертит.
Звонок.
— Войдите, — и он приблизил лицо вплотную к чертежу.
Но это звонок у входной двери. У входной двери Наташа, Фридман, Вихрашка.
Ночь. В машине сквозь стекло мелькнуло лицо Васи. Звонок трещит безостановочно.
— Не слышит, — сказал Фридман и дернул ручку. Дверь открылась. Она не была заперта. Комсомольцы на цыпочках прошли коридор и детскую, где спали четыре маленьких Жукова.
Подняв голову от чертежа, Жуков увидел гостей.
— Петр Николаевич! — голос Вихрашки вздрагивал, он был неумело суров и неумело торжествен. — От имени комитета комсомола, от имени всех комсомольцев мы выражаем вам сочувствие… И потом еще — мы выражаем уверенность…
— Я нашла ошибку, — ласкающим своим голосом сказала Наташа.
— Будет летать, маэстро!.. — закричал Фридман и осекся.
Отсутствующее лицо Жукова. Пятно крови, как звезда, на повязке, глаза, устремленные поверх собеседников.
— Петр Николаевич, — выдвинулась Вихрашка вперед, — мы должны сейчас же сделать…
— Делать надо вот что… — ответил Жуков и развернул перед комсомольцами нарисованное на ватманской бумаге чудовище невиданной формы.
— Делать надо болид будущего… Он дернул себя за повязку.
— Вот осуществленные межпланетные путешествия… Вот полет на Луну. Скорости в тысячи километров в высших слоях атмосферы.
— Луна подождет, — ответил Фридман. — Поехали на верфь, Петр Николаевич…
На лицах комсомольцев смятение, почти отчаяние.
— Вы здесь сидите, — волнуясь, сказала Вихрашка, — Петр Николаевич, и не знаете… На Мурашко нажим отчаяннейший… Завтра другие люди будут всем ведать, не вы…
— Вы не правы, Петр Николаевич, — сказала Наташа. При звуках негромкого, непреклонного голоса Наташи
Жуков сжался, метнулся, замер.
— Сегодня нужно одно: чтобы «СССР-1» прошел испытания…
— Покажите, — протянул к ней руку Жуков. Наташа подала расчет. Вихрашка удалилась на цыпочках
в соседнюю комнату.Быстро набрала на телефоне номер:
— ЦК партии?.. 518… Там у вас Мурашко из Дирижаблестроя… Насилу сдвинули, Алексей Кузьмич…
Голос Мурашко:
— В каком состоянии?
— Да в каком состоянии?.. Болид будущего… Сейчас потащим на верфь…
Жуков молча сидел над расчетом. Потом встал, с тоской огляделся; что-то беспомощное и печальное отразилось на его лице.
— Петр Николаевич, — боязливо сказала Вихрашка, — ждем только вас… Вся сборочная на месте…
Жуков закрыл глаза.
— Новый аэродинамический расчет… — казалось, он говорил сам с собой, — перемены в кольце… Не сделаем… Никогда не сделаем…
Он прошелся по комнате с необычайной для него медленностью и усталостью. Неожиданно улыбнулся Наташе. Закинув голову, вышел в соседнюю комнату и набрал номер телефона. Неумелыми, негородскими словами Жуков медленно говорил в трубку:
— Я телефонирую в квартиру академика Толмазова?.. Если Иван Платонович захочет, пусть подойдет к телефонному аппарату…
Из квартиры Толмазова ответила старая женщина московского профессорского типа в молодящем ее пестром халате.
— Иван Платонович два часа как спит… Кто это говорит?
— Это говорит Жуков, у которого есть дело к Ивану Платоновичу… Дело, которое никто в Союзе, кроме Ивана Платоновича, исполнить не может.
Его прервал голос Анны Николаевны Толмазовой:
— Я попрошу вас в это время Ивана Платоновича не беспокоить…
И повесила трубку.
Жуков потер лоб и обернулся к комсомольцам.
— Она просит… — сказал он запинаясь, — она просит не беспокоить…
Жена академика ошиблась. Академик не спал. На длинном его столе разложены чертежи конструкции Жукова.
Толмазов переходит от одного чертежа к другому. Он взъерошен, руки его дрожат. Дрожащей рукой берет он пепельницу. Пепельница падает.
В дверях пудреное, насурьмленное лицо Анны Николаевны.
— Иван Платонович, ты не спишь?
— Как видишь…
— Иван Платонович, звонил этот Жуков… Я не позвала…
— Сейчас же соединить!
— Тебя не поймешь, Иван Платонович, — обидчиво сказала Анна Николаевна, — то ты кричишь, что он сумасшедший…
Толмазов изучает чертежи…
— Иван Платонович, поскольку ты не спишь, я хотела поговорить с тобой о Тамаре… Тамара просит путевку…
Толмазов поднял голову от чертежа.
— Безумен Жуков, — проговорил он, — нормальна Тамара, нормальна ты… нормален Полибин… С вами вместе стал нормален и я — и перестал быть Толмазовым!..
Анна Николаевна чуть не заплакала:
— Господи… Иван Платонович… что же это такое? Все наперебой говорят, что дирижабль не мог сесть, а ты…