Том 3. Растратчики. Время, вперед!

Он просто и глубоко вздыхает. Он поднимает руки и, вытянув их, соединяет над головой.

Теперь он не человек — стрела.

Он чуть покачнулся. Он медленно, незаметно для глаз, выходит из состояния равновесия.

Не торопясь и плавно разводя руками, он падает.

Нет, он не падает…

Теперь он летит. Он уже не стрела, а ласточка. Он подробно освещен молодым солнцем. У него напряжены лопатки и резкая выдающаяся черта посредине спины: от головы в пулевидном шлеме до поясницы.

Он в воздухе.

Руки быстро соединяются над головой. Ноги сжаты, как ножницы. Он — опять стрела.

Миг — и, не сделав ни одной брызги, он ключом уходит в литую, изумленную воду.

XVII

— Алло! Москва!

Тишина. Гул.

И вдруг из гула (как из потемок — большое, резко освещенное, равнодушное лицо) громкий, чужой, равнодушный голос:

— Вы заказывали Москву? Говорите.

— Алло! Говорит Маргулиес!

Легкий треск. Контакт. Звон где-то за тысячи километров снимаемой трубки и маленький, слабый, но ясно слышный голос сестры:

— Я слушаю.

— Здравствуй, Катюша. Это говорит Додя. Ты меня слышишь? Говорит Додя. Здравствуй. Я тебя, наверное, разбудил, ты спала? Извини, пожалуйста.

— Что такое? Кто говорит? Я ничего не понимаю.

— Говорит Додя. Это ты, Катя? Я говорю — извини, я тебя разбудил, наверное.

— Ради бога! Что случилось? С тобой что-то случилось? Ой, я ничего не понимаю!

— Ничего не случилось. Я — Додя. Неужели так плохо слышно? А я тебя отлично слышу. Я говорю — я тебя, наверное, разбудил, ты спала?

— Что?

— Я говорю: ты, наверное, спала.

— Что случилось?

— Ничего не случилось.

— Это ты, Додя?

— Ну да, это я.

— Что случилось?

— Ничего не случилось! Извини, я тебя разбудил. Ты меня слышишь?

— Ну, слышу. Не все, но слышу.

— Здравствуй, Катя.

— Что случилось?

— Ничего не случилось! Я говорю: здравствуй, Катя! Пойди посмотри, в моей корзине — понимаешь, корзине, — есть такая синяя тетрадь, — в корзине, литографированная, на немецком языке, в моей корзине, — лекции профессора Пробста. Ты меня слышишь?

— Слышу. Ты с ума сошел! Какая корзина? Я думала, что-нибудь случилось. Ты меня разбудил. Сейчас семь часов. Я стою босиком в коридоре.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, что стою босиком в коридоре.

— Я ничего не понимаю. Не в коридоре, а в моей корзине — такая синяя тетрадь, на немецком языке, называется «Лекции профессора Пробста».

— «Лекции профессора Пробста» я вчера послала Мише в Харьков, он прислал «молнию».

— Какая «молния»? Что «молния»?

— Мише Афанасьеву. Помнишь Мишу Афанасьева? Володин товарищ. В Харьков спешной почтой.

— Ох, дура! Кто тебя просил?!

Маргулиес вспотел. Он стукнул кулаком по непроницаемой обивке кабины. Он готов был драться. Но — три тысячи километров! Он успокоился и собрался с мыслями.

Она молчала.

— Катя, ты у телефона?

— Ну, что такое?

— Я говорю — ты слушаешь?

— Я стою босиком в коридоре.

— Вот что, Катюша. Ты меня, пожалуйста, извини, что я тебя разбудил, но я тебя очень прошу сейчас же съездить к профессору Смоленскому. Ты меня слушаешь? Запиши адрес.

— Подожди, сейчас принесу карандаш.

Опять тишина. Гул. И опять из гула — очень громкий, чужой, равнодушный голос:

— Гражданин, пять минут прошло. Желаете разговаривать еще?

— Да, желаю еще.

— Говорите.

И опять из гула вылупился Катин голос:

— Ну, я слушаю. Какой адрес?

— Пиши: Молчановка, дом номер десять, квартира четырнадцать, профессор Смоленский. Записала?

— Ну, записала.

Он явственно услышал, как она зевнула.

— Повтори.

— Профессор Смоленский, Молчановка, десять, квартира четырнадцать.

— Правильно! Или наоборот. Виноват: кажется, дом — четырнадцать, квартира — десять. Ты меня слышишь? Или наоборот. Словом, одно из двух. Ты меня понимаешь?

— Понимаю. И что сказать?

— Скажи ему, что кланяется Маргулиес, он меня знает, и просит дать аналитический расчет! Он знает. Ты ему так и скажи — аналитический расчет. Ты меня слышишь?

— Ну, слышу, слышу.

— Аналитический расчет, только, ради бога, золотко, не забудь. Скажи ему, что это по поводу харьковского рекорда. Он, наверное, читал. И пусть он скажет свое мнение. А главное — аналитический расчет. Самый последний аналитический расчет! Ты меня поняла?

— Поняла. Самый последний аналитический расчет и Харьков.

— Правильно. Я тебе буду звонить в двенадцать.

— В двенадцать? Что? Когда? В двенадцать?

— Да, в двенадцать — по-нашему, и в десять — по-московски. Ты меня слышишь? Сегодня в десять по-московски. Ну, как ты поживаешь? От мамы ничего не имеешь?

— Додя, ты ненормальный. Я стою босиком в коридоре. Ты маме деньги послал? Мама приезжает в конце июня.

— Что?

— Я говорю: мама приезжает в конце июня.

— Так ты не забудь — аналитический расчет. Буду звонить в десять. Ну, пока.

— Пока.

Маргулиес повесил трубку.

Пространство остановилось во всей своей неподвижной протяженности.

Но едва он отворил дверь кабины, вместо остановившегося пространства двинулось, зашумело и хлынуло освобожденное время.

Контрольные часы показывали четверть десятого.

За дверью в коридоре Маргулиеса сторожили корреспонденты.

Маргулиес быстро прошел через телефонное отделение и шмыгнул в другую дверь, выходившую в другой коридор, на другую лестницу.