Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

И вдруг среди ледяного холода — раскатистый, долгий гром. Просыпаюсь, вскакиваю, ударяюсь головой о что-то каменно твердое. Заспался и позабыл, что лежу в сточной бетонной трубе. Гром, грохот над самой моей головой создает колонна танков, идущих по гудронированной дороге.

Схватился за автомат, глянул в один конец трубы, глянул в другой. Оба открыты, в обоих голубеет ясный осенний день. И так захотелось стать двуликим и четвероруким, чтобы одним лицом глядеть в один конец трубы, другим в другой и в каждой паре рук держать по автомату. А теперь не знаю, куда глядеть, и верчусь, как флюгер на вихревом ветру.

В трубе на самом деле оказалось

надежно, спокойно. Танки, орудия, автомашины идут себе поверх, ко мне никто не заглядывает. Лежу и радуюсь своей сообразительности. Лежу и вспоминаю свою детскую жизнь, первую и единственную свою любовь. Воспоминания о той жизни, о любви мне слаще, чем казалась тогда сама жизнь, сама любовь.

Помнишь ли ты меня, Танюшка? Я не забывал тебя ни на один день. Хочешь, расскажу, как искал тебя? Сперва оглядывал всех девочек, похожих на тебя ростом, походкой, одеждой, лицом. Мне долго не приходило в голову, что ты можеть измениться до неузнаваемости, и одеться по-другому, и вырасти.

Когда сообразил это — начал гадать, какая же стала ты: прибавлял тебе росту, одевал тебя по-разному, менял прически, то одну косу, то две… Многие из девочек подходили под этот создаваемый мысленно облик. Но как узнать, которая из них — ты? Я начал прислушиваться к разговорам, иду или остановлюсь около девочек, будто со своими мыслями, в своей задумчивости, а сам слушаю, как они называют друг друга. Услышу: Таня, Танюша — и огляжу: похожа ли она на тебя, как ты запомнилась и вообразилась мне? Если похожа, постараюсь завести разговор. При этом бывали смешные и обидные столкновения. Я и сейчас неловок на разговоры с незнакомыми людьми, а тогда, подростком, совсем не умел вести их, особенно о девочками.

Однажды сказал какой-то Танюшке, которая гуляла в парке с подругами:

— Я знаю тебя.

— Я для вас, молодой человек, не «ты», а «вы», — отрезала мне девочка.

— Мы с вами давно на «ты».

— Я — на «ты» с таким приставалой, с хулиганом?!

Она захохотала и заразила этим своих подружек. Под смех девочек я убежал в парковые заросли и оттуда тайком наблюдал за Танюшкой. Она была сильно похожа на тебя, на мою.

В другой раз опять же в парке остановил другую Танюшку и приступил к ней со всей вежливостью, какую знал:

— Извините, я, возможно, ошибаюсь, но мне кажется, что мы с вами встречались.

— Где?

— В этом парке.

— И что из этого? — Танюшка напустила на себя недоступность. Мне не везло, я нарывался все на таких колючих.

— Мы давно знакомы, — продолжал я, — вместе играли.

— Где?

— Все в этом парке.

— Этого не могло быть: я здесь только второй раз.

— А давно, маленькой, не бывали?

— Что вам нужно, что вы пристали ко мне? — Танюшка повелительно мотнула головой с двумя косами. — Посторонитесь, дайте пройти!

Я отскочил, она ушла.

Было еще так. Одна девочка, ожидавшая поезда на платформе Абрамцево, показалась мне Танюшкой, и я спросил:

— Как зовут вас?

— Это вам зачем?

— Вы очень похожи на одну мою знакомую.

— Вот и наслаждайтесь сходством.

— А вдруг вы — она? Ее зовут Танюшкой.

— Нет, мы не те, не Танюшки. А вот вы… — И замялась.

— Кто?

— Псих. — И перебежала к другой девочке, и потом они все время, пока не уехали, опасливо оглядывались на меня. Да, у них были основания принять меня за психа: возле Абрамцева есть психиатрическая лечебница.

Был и такой случай. В вагоне электрички я оказался рядом

с девочкой, уже почти девушкой, показавшейся мне моей Танюшкой. Чтобы начать разговор, я притворился, будто в первый раз еду по этой дороге, и спросил, далеко ли станция Абрамцево.

— Далеко. Я скажу, я туда же, — охотно отозвалась девушка.

Начало было ободрительное. Постепенно разговорились, и я рассказал девушке про свое затруднительное положение.

Рассказал со всеми подробностями: как познакомился с Танюшкой, как ссорились, играли, расстались, как разыскиваю ее.

Девушка слушала с большим вниманием и с тем блеском в глазах, какой бывает у людей сильно заинтересованных. Рассказ я закончил просьбой:

— Помогите мне!

— Вам обязательно нужно отыскать именно эту Танюшку? — спросила девушка.

— Хотелось бы.

— Что ж… могу познакомить вас со всеми Танюшками из Абрамцева.

— Это не надо, я всех знаю. Там нет моей.

— Тогда, — девушка пожала плечами, — замените вашу Танюшку другой. Мало ли Танюшек и вообще девушек.

— Вы случайно не Танюшка? — спросил я.

— Н-нет, — ответила девушка с некоторым колебанием, сперва на языке у нее вертелось определенно другое слово.

Потом, когда оказалось, что живем в соседних деревнях, мы познакомились ближе. И девушка в минуту откровенности призналась, что хотела назваться Танюшкой и разыграть меня. На самом деле ее зовут Олей. У меня с ней хорошие приятельские отношения, но они никак не могут вытеснить память о тебе, Танюша.

И служа в армии, и здесь, в десанте, я не перестаю искать тебя. Война так перебрасывает людей, что всяк может оказаться в любом месте.

Ты, конечно, уже студентка. Если б не война, я тоже был бы студентом третьего курса Московского университета. Здесь нам, мечтателям, об университете иногда говорят: «А война чем не университет?» Если, Танюша, встретимся, подробно расскажу тебе про университет войны.

В трубе холодно и от ее бетонных стен, и от сквозняка. Пора и праздновать, именинничать, солнце перевалило за полдень. Переползаю из трубы в овражек.

День солнечный, теплый. Вокруг меня стоят разнаряженные осенью деревья и кустарники. Зелень молодых сосенок испестрили багряные, желтые, киноварные листья берез, лип, осин, и кажется, что сосенки усыпаны спелыми апельсинами, лимонами, яблоками. Я — один, я и земля, толсто, мягко устланная листом.

Все как в детские годы. Нельзя только развести костерок. Но в такой день хорошо и без костра. Сегодня я — опять маленький. Крепко прижимаюсь, ласкаюсь к теплой земле, как, бывало, к матери, к бабушке. Эти касания и ласкания всегда давали мне неизъяснимую радость, трепет высшего счастья. И спокойствие, богатырское спокойствие: если я прижался к матери, к бабушке, к земле — мне ничего не страшно.

Не одним умом, а весь, каждой клеткой, чувствую, что мой дом не одна изба в Чижах, а вся Земля, вся Вселенная. Деревья, травы, птицы, звери, все-все, что ютится на Земле, — моя семья. Все мы, и живые, и мертвые, и бегучие, и летучие, и лежачие, — дети одной матери — Земли и одного отца — Неба с его солнцем, луной, звездами, ветрами, тучами. Все мы — дети Вечности. Пьем одну — вечную воду, которая в своем круговороте обошла все реки, озера, океаны, побывала во всех земных глубинах и на всех надземных высотах. Греемся одним для всех солнечным теплом, дышим одним воздухом. Сияние солнца, звезд, луны и других планет связывает нас со всей Вселенной.

Поделиться с друзьями: