Том 3. Воздушный десант

После полудня бабка разбинтовала Антона и стала обучать Алену делать массаж, накладывать тряпочки, досточки, повязку. Возились кропотливо, долго. Антону казалось, что мучат его без надобности, а костоправка уверяла, что чем больней, тем здоровей.

— Больно, — стало быть, жив.

В благодарность Антон предложил ей часы, ничего другого ценного не было. Бабка посмеялась:

— Зачем? На свиданки бегать? — И добавила серьезно: — Ничего не надо, гони только скорей гитлеров. Это мне самое дорогое.

Сперва ранним вечером ушла домой бабка, попоздней немного — я. Алена набивалась мне хлебом и другой снедью, но я не взял ничего: я иду в села, в люди, а ей с Антоном жить пока в безлюдье.

18

Еще одна, уже двенадцатая ночь в десанте. Я считаю время не по дням, а по ночам, они богаче событиями и сильней врезаются в память. Что принесет мне эта?

Впереди, в мутно-сером тумане, какая-то черная полоса, распластавшаяся по горизонту, — либо туча, либо лес. Своей отчетливостью, резкостью, неизменностью очертаний больше похожа на лес, тучи ведь непрерывно меняются.

Иду туда. Все больше уверяюсь, что там лес. Но что это? В тумане на самой земле зашевелились какие-то фигурки. Ползу к ним, таясь в неглубокой борозде неубранного картофельного поля. Фигурки склоняются, поднимаются, вновь склоняются — роют картофель. Кто они — фашисты, десантники, мирные?

Фашистам нет нужды рыть картофель ночью, они могут взять сколько угодно днем. Значит, либо мирные люди, либо десантники.

Но мне опротивело трусить, дрожать зайцем. Доколе же можно?! Поднимаюсь в полный рост и говорю в сторону черных фигурок:

— Не стреляйте. Я свой, десантник.

Фигурки быстро выпрямляются, тут я вижу, что они тоже десантники. Один спрашивает:

— Из какой бригады?

— Из пятой.

— Какого батальона?

Называю.

— Как зовут командира?

— Сорокин.

— А жену командира? — Это спрашивает другой, в голосе чую ухмылку.

— Полиной.

— У-у… — сразу в несколько голосов. — Явно наш. Эй, сыпь сюда!

Подхожу. Группа человек семь-восемь наших десантников. Они вышли из леса за картошкой. В лесу их больше сотни, целый сводный отряд.

— Что за новость? Я не слыхал про такой.

— Все услышишь, все узнаешь, а теперь не до этого. Рой картошку!

Ребята пришли налегке, при них только автоматы, лопатки и пустые вещмешки. Набиваем мешки по самую завязку картошкой и быстрым маршем в лес.

Часа через полтора круженья да спотыканья по темному бездорожному лесу с оврагами, с пересохшими водомоинами и непроходимым кустарником старший нашей группы Загибаев объявляет привал. Разводим небольшой костерок из сушняка и ложимся кружком головами к огню. Когда появляются угольки, изрядно загружаем костер картошкой, потом поворачиваем ее с боку на бок, чтобы пеклась равномерно.

Пока она печется, можно и поговорить. Ребята в этой группе и во всем отряде, что называется, с бору — по сосенке. Из разных рот, батальонов и даже бригад, из нашей пятой и третьей.

Обстановка сложилась такая. В этих местах приземлился капитан Гайгаров. Ему здорово повезло: еды — целое картофельное поле, убежище — целый лес, и тут же набежал десантник, доложился:

— Рядовой Загибаев явился в ваше распоряжение, ждет ваших приказаний.

Гайгаров ему:

— Слушай мою команду, рядовой Загибаев!

— Есть слушать команду.

— Собери мой парашют!

— Есть собрать и захоронить.

— Хоронить не надо. Положи в свой вещмешок!

— Там полно, товарищ капитан.

— Понесешь так.

Вот он, Семка Загибаев, — первый закладной, фундаментальный камень, на котором Гайгаров воздвиг свой отряд: щупленький, вертлявый, постоянно озирающийся парнишка с двадцать пятого года рождения. Рассказывая, он то и дело приговаривает: «Ладно уж, так и быть, расскажу».

— Чего играешь в секреты, что тут секретного?! — ворчат на него товарищи. — Валяй подряд. — И шутливо: — Тебе все можно, ты же — правая рука капитана. — И потом говорят мне: — Семка у нас стромкий, он и ординарец и кормилец Гайгарова, он всегда готов, на все готов, первый кандидат в «герои» с большой буквы.

Гайгаров и Загибаев пошли вместе краем леса. Капитан командовал Семке:«Посигналь фонариком, дудочкой! Ответь на сигнал! Пойди установи личную связь!» Семка моргал фонариком, дудел, сам бегал на сигналы и вскоре собрал несколько человек. Каждому из них Гайгаров говорил: «Слушай мою команду! Сигналь, дуди!..» И в первую же ночь сгруппировалось десятка полтора десантников.

Утром все углубились в лес, там продолжали поиски, и за три-четыре дня накопился отряд больше сотни человек. Решили пробираться в Таганский лес, на сборный пункт бригады. Впереди, как положено, шла разведка, за ней — главные силы, сзади — прикрытие.

На выходе из леса разведка нашла свежий окопчик, в нем — две советские гранаты, еще завернутые в бумажки, диск патронов, лопатку, офицерский погон без звездочек. Тут недавно дрался кто-то из наших. Но кто, где он теперь? Убит? Пленен?.. Много всяких вопросов — и все без ответа.

Донесли капитану Гайгарову. Он осмотрел окопчик и приказал идти дальше. Двигаясь по опушке леса, разведка снова обнаружила свежий, еще недорытый окопчик и около него пятерых убитых десантников. Они были раздеты догола, и узнали, что они наши, по разбросанным в траве пилоткам да по русской татуировке на теле убитых.

Похоронили погибших, поклялись отомстить за них врагу. И двинулись было дальше, но капитан Гайгаров вдруг приказал возвращаться в лес. Шли быстро, как убегают. Только поздно вечером Гайгаров разрешил сделать привал.

Скоро две недели, как отряд живет в лесу. Еда давно вышла, едят желуди и картошку, которую таскают за несколько километров. Особенно плохо с питьем. Основное питье — сырая картошка.

В отряде — большие споры. Одни тянут назад: если высадка не удалась и бригада рассыпалась, то нечего заниматься кустарщиной, шилом моря не нагреешь, надо вернуться за Днепр, на свою сторону. Другие считают: десантники в любой обстановке обязаны выполнять поставленную задачу — снова собираться в один кулак — в бригаду и помогать нашей армии форсировать Днепр. Третьи стараются доказать, что больше смысла держаться малыми группами: легче и скрываться, и кормиться и выгодней нападать. Командир отряда Гайгаров скрытничает и пока только рассылает разведчиков. Шепчут, что он задумал какое-то грандиозное дело.

Поели картошечки — вспомнилось детское — и пошли глубже в лес, где хоронился десантский отряд. Пришли по светлу. Народ уже проснулся и обступил нас. Я не видел еще такого большого отряда десантников после приземления и сперва оторопел. Все так почернели от солнца, ветра, пыли, пота, что можно принять за настоящих африканцев.

Лица и руки у всех исцарапаны, под ногтями залежи чернозема, глаза красные, воспаленные от недосыпа. У многих сильно сдало обмундирование: сапоги разбиты, куртки и гимнастерки порваны, пуговиц не хватает.