Том 4. Очерки и рассказы 1895-1906
Шрифт:
Один заваривал чай, другой держал рукой кран самовара, чтоб запереть его вовремя, третий расставлял чашки, а один, откусив здоровый кусок полубелого хлеба, жевал его энергично, взасос. Еще один, ни на кого не обращая внимания, лежал на кровати и читал какую-то книгу.
Заметив учителя, а главное, нас сзади, все смутились.
Учитель тихо объяснял нам:
— Это они из заработка кутят; тут из соседней экономии работу переплетную давали.
— Хлеб-то хороший? — спросил он у того, кто уплетал его большими ломтями.
— Хороший, — с полным ртом хлеба отвечал мальчик.
— Ну, ешьте и пейте, а напьетесь, к нам тащите самовар…
— А ты бери, что ль, теперь его, Шурка, — предложил маленький с острыми глазками мальчик.
—
Учитель затворил дверь и заговорил, ни к кому не обращаясь особенно:
— Казалось бы, прямая выгода всем землевладельцам лично для себя заводить школы: ведь новая культура неизбежна, и нужны новые работники. Главным образом тут не идет у Ивана Андреевича дело не потому только, что не дают, не веря в эту культуру, ему денег, а потому, что и соответствующих рабочих нет: там машину сломал, там лошадь опоил, там корову упустил в мирской табун… то все, что здесь, конечно, еще пустяки, а если всю новую картину взять, — без новых людей откуда она возьмется? И положение такое, что приходится не дело делать, а тратить время и силы на то, чтоб Христа ради собрать, или хозяина земли убеждать в его же пользе. По подписке на постройку школы собрали, на счет Ивана Андреевича обставили — только лес барский.
— Вы много жалованья получаете?
— Восемь рублей и месячное.
— Владельцы платят?
— Владельцы месячное выдают, а жалованье из церковно-приходских сумм.
— Это церковно-приходская школа?
— Да. С одной стороны, в ней, конечно, больше свободы, чем в земской.
— Неужели?
— Гораздо больше, — мрачно, как эхо, повторил, входя в это время, громадный, широкоплечий Иван Андреевич. — Конкуренция у них с земством, а прав смотреть сквозь пальцы больше…
Там у доктора среди гостей размеры Лихушина скрадывались. Здесь он вырисовывался во весь свой рост, сильный, стройный, широкий в плечах, сухой и жилистый. Карие большие глаза напряженно смотрели из глубоких орбит, нижняя губа как-то пренебрежительно выдвинулась вперед. В то время как мягкая бородка и вьющиеся на голове волосы придавали всему лицу что-то молодое и нежное, энергичный сдвиг бровей сильный загар, глухой голос, напротив, производили впечатление мужества и силы. В глазах эти контрасты лица слились, производя сложное притягивающее впечатление… Было что-то удалое, и властное, и ласковое, как у женщины.
Поздоровавшись, он сел на кровати рядом с учителем и угрюмо сказал ему:
— Ну-ка, прочти, что нам пишут.
Учитель взял и стал внимательно читать.
Прочитав, он молча возвратил письмо.
— Ухожу, — решительно, односложно бросил Иван Андреевич.
— Слыхал, — усмехнулся учитель.
Иван Андреевич резко обратился ко мне:
— У вас, кажется, есть свободное место учителя.
— Есть.
— Возьмите меня.
— У меня и управляющего место свободно, — ответил я, радостно подумав, что вовремя приехал.
— Вы не шутите?
— Совершенно серьезно.
— Согласен.
Лихушин сверкнул глазами и протянул мне руку. Учитель растерянно спросил его:
— Взаправду?
— Видишь, — не смотря, бросил ему Лихушин.
— А не выйдет, что я вас сманиваю? — спросил я Лихушина.
Лихушин вспыхнул.
— Крепостной я, по-вашему, что ли? Мне вот предлагают распродать все: арденов, симменталов, деньги выслать, а на будущее время, если и сеять, то исключительно крестьянским инвентарем, который-де дешевле…
Дней через десять Лихушин совсем переехал в Князевку. Перед этим он был у меня три раза, отобрал у меня план имения, ездил со мной по полям, брал с собой образцы почвы.
Приехав, он пришел ко мне с кучей своих проектов и заявил:
— Сегодня я хочу вас познакомить со всеми моими планами по крайней мере на двенадцать лет вперед. Необходимо прежде всего условиться нам, чтоб работать по определенной, выясненной
совершенно программе. И раз мы ее примем, тем самым примем и нравственную ответственность за ее выполнение.Я с интересом следил за Лихушиным, когда раскладывал он на большом столе все свои бумаги.
А Лихушин между тем продолжал свое вступление. Он весь ушел в себя, большие карие глаза его напряженно горели, а нижняя губа еще больше выдвинулась вперед и, казалось, сильнее подчеркивала выражение пренебрежения. Говорил он, волнуясь, гулко, скороговоркой:
— Владельцы, имение которых я оставил, может быть, и имеют основание быть недовольными мной. Дело в том, что в сельском хозяйстве меня интересует прежде всего вся совокупность дела. Я не имел средств для этого, и волей-неволей мне пришлось ограничиться чисто опытной деятельностью. Я выяснил, например, секрет наших мест. Каждая местность имеет такой секрет; узнать его и значит взять быка за рога, стать хозяином дела. Помимо почвенного анализа, совокупность остальных факторов — климат, влажность там и другое — создают успех того или другого растения. Так, скажем, Новоузенский и Николаевский уезды Самарской губернии — родина пшеницы. Ирбитский уезд Пермской губернии — сплошной конопляник, Псковская губерния родит лен. Наши же места исключительно бобовые: горох, чечевица, люцерна, клевер. Это свое открытие я сделал прежде всего, наблюдая дикую природу, затем и опыты с чечевицей, люцерной, клевером тоже подтвердили мои предположения.
Он сдвинул брови, уставив глаза в какую-то точку, и сидел некоторое время как бы в раздумье.
Прихлебнув горячий чай и слегка поморщившись, он продолжал:
— В данном случае это потому важно, что бобовые злаки так же ценны теперь на рынке, как и масличные. В больших размерах поставленное дело дало бы большие выгоды, а в тех опытных размерах, в каких стояло до сих пор у меня, оно не давало ничего, — для чечевицы, например, для выгодного сбыта ее, необходимы непосредственные сношения с Кенигсбергом, Данцигом, из-за одного вагона не заведешь их, и приходится отдавать за полцены перекупщику здешних мест. Если бы еще была близко железная дорога — явились бы конкуренты, а когда она в восьмидесяти верстах, кого заманишь, а привезешь в город, ты уже в их руках. Вообще нет ничего убыточнее опытного культурного хозяйства: один симментальский бык, два ардена, три йоркшира, одна жатвенная машина и прочее. Нужны опытные люди, масса накладных расходов; все это может оправдаться только размерами дела.
— И даст выгоду?
— Несомненно. В силу одного того уже, что арена пуста совершенно, громадный спрос на все продукты высшей культуры. Но это временно, конечно.
— Как временно?
— Десять — пятнадцать лет.
— А затем?
— А затем явится столько конкурентов, что цены собьются. Можно следить, конечно, за мировым рынком, постоянно восполняя то, в чем чувствуется недостаток. Например, в этом году рапс пропал везде, — это было известно уже в середине мая, то есть самое время посеять его у нас. Я посеял полдесятины, и он дал сто пудов. Пуд на месте рубль шестьдесят пять копеек. Все поля засеять рапсом — сразу целое состояние. Но это хозяйство хищнически промышленное, — от такого я отказываюсь, — я могу только отчасти воспособлять его. То есть в масличном поле сеять то, на что наибольшее требование.
— Как велик оборотный капитал, который требуется на десятину?
— Сто рублей.
— Сколько эти сто рублей будут приносить доходу?
— Первые пять лет ответственность за доход я не беру на себя, он может быть и не быть, мы будем в таких же случайных условиях, как и все. В пять лет я надеюсь поднять настолько плодородие почвы глубокой пашней, удобрением, орошением (сперва, конечно, обводнением), уничтожением сорных трав, что все это, не сомневаюсь, принимая во внимание при этом бездеятельность масс и, следовательно, пустую арену, даст в среднем не менее двадцати пяти процентов чистого дохода, а при большей интенсивности и больше еще.