Снег, словно мед ноздреватый*,Лег под прямой частокол.Лижет теленок горбатыйВечера красный подол.Тихо. От хлебного духаСнится кому-то апрель.Кашляет бабка-старуха,Грудью склонясь на кудель.Рыжеволосый внучонокЩупает в книжке листы.Стан его гибок и тонок,Руки белей бересты.Выпала бабке удача,Только одно невдомек:Плохо решает задачиВыпитый ветром умок.С глазу ль, с немилого ль взораЧасто она под удойПоит его с наговоромПреполовенской водой*.И за глухие поклоныС лика упавших сединПишет
К теплому свету, на отчий порог*,Тянет меня твой задумчивый вздох.Ждут на крылечке там бабка и дедРезвого внука подсолнечных лет.Строен и бел, как березка, их внук,С медом волосьев и бархатом рук.Только, о друг, по глазам голубым —Жизнь его в мире пригрезилась им.Шлет им лучистую радость во мглуСветлая дева в иконном углу.С тихой улыбкой на тонких губахДержит их внука она на руках.
‹1917›
"Есть светлая радость под сенью кустов…"
Есть светлая радость под сенью кустов*Поплакать о прошлом родных береговИ, первую проседь лаская на лбу,С приятною болью пенять на судьбу.Ни друга, ни думы о бабьих губахНе зреет в ее тихомудрых словах,Но есть в ней, как вера, живая мечтаК незримому свету приблизить уста.Мы любим в ней вечер, над речкой овес,—И отроков резвых с медынью волос.Стряхая с бровей своих призрачный дым,Нам сладко о тайнах рассказывать им.Есть нежная кротость, присев на порог,Молиться закату и лику дорог.В обсыпанных рощах, на сжатых поляхГрустит наша дума об отрочьих днях.За отчею сказкой, за звоном стропилНесет ее шорох неведомых крыл…Но крепко в равнинах ковыльных луговПокоится правда родительских снов.
‹1917›
"Не от холода рябинушка дрожит…"
Не от холода рябинушка дрожит*,Не от ветра море синее кипит.Напоили землю радостью снега,Снятся деду иорданские брега.Видит в долах он озера да кусты,Чрез озера перекинуты мосты.Как по мостику, кудряв и желторус,Бродит отрок, сын Иосифа, Исус.От восхода до заката в хмаре водКличет утиц он и рыбешек зовет:«Вы сходитесь ко мне, твари, за корму,Научите меня разуму-уму».Как по бережку, меж вымоин и гор,Тихо льется их беседа-разговор.Мелка рыбешка, сплеснувшись на песок,Подает ли свой подводный голосок:«Уж ты, чадо, мило дитятко, Христос,Мы пришли к тебе с поклоном на допрос.Ты иди учись в пустынях да лесах;Наша тайна отразилась в небесах».
‹1917›
"Заря над полем — как красный тын…"
Заря над полем — как красный тын*.Плывет на тучке превечный сын.Вот вышла бабка кормить цыплят.Горит на небе святой оклад.— Здорово, внучек! — Здорово, свет!— Зайди в избушку. — А дома ль дед?— Он чинит невод ловить ершей.— А много ль деду от роду дней?— Уж скоро девять десятков зим.—И вспорхнул внучек, как белый дым.С душою деда поплыл в туман,Где зреет полдень незримых стран.
‹1917›
"Небо ли такое белое…"
Небо ли такое белое*Или солью выцвела вода?Ты поешь, и песня оголтелаяБреговые вяжет повода.Синим жерновом развеяны и смолотыВодяные зерна на муку.Голубой простор и золотоОпоясали твою тоску.Не встревожен ласкою угрюмоюЗагорелый взмах твоей руки.Все равно — Архангельском иль Умбою*Проплывать тебе на Соловки.Все равно под стоптанною палубойВидишь ты погорбившийся скит.Подпевает тебе жалобаОб изгибах тамошних ракит.Так и хочется под песню свеситьсяНад водою, спихивая день…Но спокойно светит вместо месяцаОтразившийся на облаке тюлень.
О родина, о новыйС златою крышей кров,Труби, мычи коровой,Реви телком громов.Брожу по синим селам,Такая благодать.Отчаянный, веселый,Но весь в тебя я, мать.В училище разгулаКрепил я плоть и ум.С березового гулаРастет твой вешний шум.Люблю твои пороки,И пьянство, и разбой,И утром на востокеТерять себя звездой.И всю тебя, как знаю,Хочу измять и взять,И горько проклинаюЗа то, что ты мне мать.
‹1917›
"Свищет ветер под крутым забором…"
Свищет ветер под крутым забором*, Прячется в траву.Знаю я, что пьяницей и вором Век свой доживу.Тонет день за красными холмами, Кличет на межу.Не один я в этом свете шляюсь, Не один брожу.Размахнулось поле русских пашен, То трава, то снег.Все равно, литвин я иль чувашин, Крест мой как у всех.Верю я, как ликам чудотворным, В мой потайный часОн придет бродягой подзаборным, Нерушимый Спас.Но, быть может, в синих клочьях дыма Тайноводных рекЯ пройду его с улыбкой пьяной мимо, Не узнав навек.Не блеснет слеза в моих ресницах, Не вспугнет мечту.Только радость синей голубицей Канет в темноту.И опять, как раньше, с дикой злостью Запоет тоска…Пусть хоть ветер на моем погосте Пляшет трепака.
‹1917›
"Заметает пурга белый путь…"
Заметает пурга* Белый путь,Хочет в мягких снегах Потонуть.Ветер резвый уснул На пути;Ни проехать в лесу, Ни пройти.Забежала коляда* На село,В руки белые взяла Помело.Гей вы, нелюди-люди, Народ,Выходите с дороги Вперед!Испугалась пурга На снегах,Побежала скорей На луга.Ветер тоже спросонок ВскочилДа и шапку с кудрей Уронил.Утром ворон к березыньке Стук…И повесил ту шапку На сук.
О солнце, солнце,Золотое, опущенное в мир ведро, Зачерпни мою душу! Вынь из кладезя мук Страны моей. Каждый день,Ухватившись за цепь лучей твоих,Карабкаюсь я в небо. Каждый вечерСрываюсь и падаю в пасть заката.Тяжко и горько мне…Кровью поют уста…Снеги, белые снеги —Покров моей родины — Рвут на части.На кресте висит Ее тело,Голени дорог и холмов Перебиты…Волком воет от запада Ветер… Ночь, как ворон,Точит клюв на глаза-озёра.И доскою надкрестноюПрибита к горе заря:ИСУС НАЗАРЯНИНЦАРЬИУДЕЙСКИЙ
2
О месяц, месяц!Рыжая шапка моего деда,Закинутая озорным внуком на сук облака, Спади на землю… Прикрой глаза мои!Где ты…Где моя родина?Лыками содрала твои дороги Буря,Синим языком вылизал снег твой — Твою белую шерсть — Ветер…И лежишь ты, как овца,Дрыгая ногами в небо, Путая небо с яслями,Путая звездыС овсом золотистым.О, путай, путай!Путай все, что видишь…Не отрекусь принять тебя даже с солнцем, Похожим на свинью…Не испугаюсь просунутого пятачка его В частокол Души моей.Тайна твоя велика есть.Гибель твоя миру купель Предвечная.