Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

«Как лук, натянутый не слишком туго…»

Как лук, натянутый не слишком туго, Я животом и грудью встречу друга, И уж потом в объятья упаду. Но и тогда, когда темны ресницы, Я сохраню тот выгиб поясницы, С которым я в дневных лучах иду. Пряма в толпе, я вовсе не другая И в час, когда пред ним лежу нагая, Простёршися во весь надменный рост. С покорностью любовь не познакомит, И обнимающий меня не сломит Стремительного тела крепкий мост.

«Под сению Креста рыдающая Мать…»

Под сению Креста рыдающая Мать. Как ночь пустынная, мрачна её кручина. Оставил Мать Свою, – осталось ей обнять Лишь ноги бледные измученного Сына. Хулит Христа злодей, распятый вместе с ним: «Когда ты Божий Сын, так как же ты повешен? Сойди, спаси и нас могуществом твоим, Чтоб знали мы, что ты всесилен и безгрешен». Любимый ученик сомнением объят, И нет здесь никого, в печали или в злобе, Кто верил бы, что Бог бессильными распят И встанет в третий день в своём холодном гробе. И даже сам Христос, смутившись наконец, Под гнётом тяжких дум и мук изнемогая, Бессильным естеством медлительно страдая, Воззвал: «Зачем меня оставил Ты, Отец!» В Христа уверовал и Бога исповедал Лишь из разбойников повешенных один. Насилья грубого и алчной мести сын. Он Сыну Божьему греховный дух свой предал. И много раз потом вставала злоба вновь, И вновь обречено на казнь бывало Слово, И неожиданно пред ним горела снова Одних отверженцев кровавая любовь.

«Муж мой стар и очень занят, всё заботы и труды…»

Муж мой стар и очень занят, всё заботы и труды, Ну, а мне-то что за дело, что на фраке три звезды! Только пасынок порою сердце мне развеселит, Стройный, ласковый и нежный, скромный мальчик Ипполит. Я вчера была печальна, но пришел любезный гость, Я всё горе позабыла, утопила в смехе злость. Что со мной случилось ночью, слышал только Ипполит, Но я знаю, скромный мальчик эту тайну сохранит. Утром, сладостно мечтая, я в мой светлый сад вошла, И соседа молодого я в беседку позвала. Что со мной случилось утром, видел только Ипполит, Но я знаю, скромный мальчик эту тайну сохранит. В полдень где найти прохладу? Только там, где есть вода. Покатать меня на лодке Ипполиту нет труда. Что со мной случилось в полдень, знает только Ипполит. Но, конечно, эту тайну скромный мальчик сохранит.

«Всё, что вокруг себя знаю…»

Всё, что вокруг себя знаю, – Только мистический круг. Сам ли себя замыкаю В тёмное зарево вьюг? Или иного забавит Ровная плоскость игры, Где он улыбчиво ставит Малые наши миры? Знаю, что скоро открою Близкие духу края. Миродержавной игрою Буду утешен и я.

«Близ ключа в овраге…»

Близ ключа в овраге Девы-небылицы Жили, нагло наги, Тонки, бледнолицы. Если здешний житель, Сбившийся с дороги, К ним входил в обитель, Были девы строги. Страхи обступали Бедного бродягу, И его гоняли По всему оврагу. Из чужого ль края Путник, издалеча, Для того другая, Ласковая встреча. Вдруг на дне глубоком Девы молодые, С виноградным соком Чаши золотые, Светлые чертоги, Мягкие ложницы, В лёгкой пляске ноги Голой чаровницы, Звон и ликованье, Радостное пенье, Сладкое мечтанье, Тихое забвенье.

«Моя верховная Воля…»

Моя верховная Воля Не знает внешней цели. Зачем же Адонаи Замыслил измену? Адонаи Взошёл на престолы, Адонаи Требует себе поклоненья, – И наша слабость, Земная слабость Алтари ему воздвигла. Но всеблагий Люцифер с нами, Пламенное дыхание свободы, Пресвятой свет познанья, Люцифер с нами, И Адонаи, Бог тёмный и мстящий, Будет низвергнут И развенчан Ангелами, Люцифер, твоими, Вельзевулом и Молохом.

«Упрекай меня, в чём хочешь…»

Упрекай меня, в чём хочешь, – Слёз моих Ты не источишь, И в последний, грозный час Я пойду Тебе навстречу И на смертный зов отвечу: «Зло от Бога, не от нас!» Он смесил с водою землю, И смиренно я приемлю, Как целительный нектар, Это Божье плюновенье, Удивительное бренье, Дар любви и дар презренья, Малой твари горний дар. Этой вязкой, тёплой тины, Этой липкой паутины Я сумел презреть полон. Прожил жизнь я, улыбаясь, Созерцаньям предаваясь, Всё в мечты мои влюблён. Мой земной состав изношен, И куда ж он будет брошен? Где надежды? Где любовь? Отвратительно и гнило Будет всё, что было мило, Что страдало, что любило, В чём живая билась кровь. Что же, смейся надо мною! Я слезы Твоей не стою, Хрупкий делатель мечты. Только знаю, Царь Небесный, Что голгофской мукой крестной Человек страдал, не Ты.

«На тихом берегу мы долго застоялись…»

На тихом берегу мы долго застоялись. Там странные цветы нам сладко улыбались, Лия томительный и пряный аромат. Фелонь жреца небес прохладно голубела. Долина томная зарёю пламенела, Ровна и холодна в дыханьи горьких мят. Донесся к нам наверх рожка призыв далёкий. Бренчали вдалеке кутасы мирных стад. Какой забавный звон! В безмолвности широкой Янтарный звон зари смирил полдневный яд.

«Грести устали мы, причалили…»

Грести устали мы, причалили, И вышли на песок. Тебя предчувствия печалили, Я был к тебе жесток. Не верил я в тоску прощания, Телесных полный сил, Твою печаль, твоё молчание Едва переносил. Безумный полдень, страстно дышащий, Пьянящий тишину, И ветер, ветви чуть колышущий И зыблющий волну, Завесой шаткой, обольстительной Весь мир обволокли, И грех мне сладок был пленительной Прохладою земли.

Маргрета и Леберехт

Шутливая песенка

С милой, ясной Девой красной, С этой бойкою Маргретой, Знойным летом разогретой, Песни пел в лесочке кнехт, Разудалый Леберехт. Звонко пели, Как свирели. Леберехт твердил Маргрете: «Краше девки нету в свете! Но, Маргрета, вот что знай: Ты с другими не гуляй!» Ах, Маргрета В это ж лето, Не нарочно, так, случайно, С подмастерьем Куртом тайно Обменяла поцелуй На брегу весёлых струй. Но от кнехта Леберехта Не укрылася Маргрета, – Леберехт всё видел это. Только лишь слились уста, Леберехт из-за куста. Курт умчался, Кнехт остался. Слов не тратил на угрозы. Кнехту смех, а Грете слёзы. Но уж с той поры она Кнехту так была верна! Скоро с кнехтом Леберехтом Под венец пошла Маргрета, Точно барышня одета, – И уехал Леберехт Вместе с Гретою в Утрехт.

«Новый человек во мне проснулся…»

Новый человек во мне проснулся, Свободный, И радостно и чутко я на землю оглянулся, Холодный. Передо мной путей лежало разных Так много, Но чистая, средь многих злых и грязных, Одна дорога.

«В моих мечтах такое постоянство…»

В моих мечтах такое постоянство, Какого в мире нет. Весь мир – одно лишь внешнее убранство, Одна мечта – и жизнь, и свет. Мир не поймёт мерцающего света, Он только плоть, бездушная, как сон, И в нём душа не обретёт ответа, – Молчаньем вечным скован он.