Том 6. Дураки на периферии

Наташа. Едва ли. Если бы могла, я уже погибла.

Климчицкий. Наташа!.. Кто же вас допускал до гибели? Погибать может только солдат!

Наташа. Неправда.

Климчицкий. Правда. Я лучше знаю. Мать вас родила лишь однажды, а солдат должен сберечь вас от гибели хоть тысячу раз.

Варвара издает возглас мужским голосом, подобный кряканью.

Наташа. От кого же меня нужно постоянно беречь?

Климчицкий. От злодейства, от врага. Возле вашей жизни должен всегда, вечно стоять солдат на часах. Иначе напрасно народ рождает своих детей, их умертвит злодейская сила. Что мать родила только однажды, то солдат обязан беречь постоянно — солдат так же нужен, как мать.

Наташа. Значит, когда я живу, кто-то другой должен умереть за меня?

Климчицкий. Должен. Это солдат должен, это я должен.

Наташа. Не надо!.. Никому не надо за меня умирать — что я? Какая от меня радость? Солдат лучше меня человек…

Климчицкий. Не лучше, не в этом дело. Смерть для солдата не казнь, а подвиг и свойство его. Он простой человек.

Наташа. Это правильно, а правильное не всегда ведь бывает.

Климчицкий. Но так должно быть!.. Наташа, как вы тут будете жить одна, когда я уеду? Я боюсь за вас.

Наташа. Я за вас тоже боюсь, там стреляют.

Климчицкий. Наташа… я опять хочу теперь жить, как прежде жил, — уехать на фронт, быть женатым, иногда отдыхать на скамье как сейчас, подбирать копейки и оживлять червей. Солдату мало нужно.

Наташа. Я могу только оживлять червей, подбирать копейки и не пить молока…

Череватов (кричит с веранды кафе). Наташа! Как называется куриное яйцо?

Наташа не успевает ответить.

Не надо! Вспомнил: белок! (К Любови). Итак, берется белок пополам с ветчиной!..

Любовь. А не лучше ли будет витамин С?

Череватов (кричит). Никаких витаминов! Ветчина, сало, говядина!.. Витамин — измышление.

Климчицкий. Вы можете пить молоко, вы можете быть счастьем человека.

Наташа. Для счастья другого надо быть очень хорошей, надо иметь в себе что-то такое, чего я в себе не чувствую.

Климчицкий. Но другой может это чувствовать.

Наташа. Это нельзя. Как же он может чувствовать то, чего нет. Зачем его обманывать? Ему это только кажется.

Климчицкий. Он в этом уверен.

Наташа. Веруют в пустое.

Климчицкий. Нет! Я вижу, я ясно вижу то, что…

Наташа (перебивая). Вы видите, что вам хочется видеть, а его не существует.

Климчицкий. Так где же оно есть, что мне нужно?

Наташа (терпеливо и кротко улыбаясь). Что вам нужно, того много на свете.

Климчицкий. Не уходите от меня! Что мне нужно — живет только в одном человеке.

Наташа. Я не боюсь быть несчастной, Александр Иванович. Я боюсь вашего несчастья.

Варвара издает возглас девичьим альтом.

Климчицкий. Наташа! Я вас совершенно не понимаю…

Наташа. Я, как Иван, хотела сохранить вашу жизнь… Я так думала… Вы лучше меня, Александр Иванович. Вы возвышенный человек! А я, я сама еще не знаю — кто я такая и чего я стою… И потом я должна сказать вам, Александр Иванович, что я была долго и опасно больна.

Климчицкий. Наташа… Зачем вы мне говорите эти пустяки? Если вы больны, я позабочусь о вас. Если вы сами не знаете, чего вы стоите, и если вы даже ничего не стоите — я обязан сделать так, и я сделаю, что вы будете стоить дорого, дороже всего на свете, и не для меня только, а для всех!

Наташа. Вы не знаете, что я хочу сказать, Александр Иванович…

Череватов (с веранды). Вам не пора пиво пить? А то мне кончать пора!..

Климчицкий (про себя). Опять этот старик! Я от него снова заболею — и уж тогда умру.

Череватов спускается с веранды из кафе и подходит к Климчицкому и Наташе.

Череватов. Ну, о чем вы тут бормотали? Или уже все ясно стало?

Климчицкий. Дмитрий Федорович, Наташа была сильно больна… А вы сейчас следите за ее здоровьем?

Череватов. Голубчик, у меня их семеро! Семеро! И одна Наташа как раз никогда не болела.

Наташа. У меня не болезнь — у меня смерть была.

Череватов. От нее я не лечу. Хотя, по совести, от нее только и надо лечить (К Наташе). А как же у тебя смерть была и как ты излечилась от нее? Это медицински интересно.

Наташа. Я болела долго головой. Меня били по темени. Сначала они хотели, чтоб я совсем умерла, потом они хотели, чтоб я наполовину умерла, а наполовину осталась живой, чтоб я стала страшной для народа, чтоб я стала безумной — от этого народ должен больше бояться немцев. У меня осталась рана на темени в голове, он зажила теперь, но там ямка. Вы попробуйте ее (Она рукой трогает свою голову).

Климчицкий тоже осторожно касается рукою ее головы.

Череватов. Обычная черепная травма.

Наташа. Обычная… Я сначала должна была умереть, и я умирала, потом сделали, что я осталась жить полумертвой и безумной, и я такой была, только недолго… Я в партизанах была, в одном отряде — только немножко, я мало совсем была в партизанах и ничего, кажется, не сделала. Мне велели сходить в город Рославль на разведку, это нетрудное было дело для меня. Я пошла и вернулась, все узнала. Потом опять пошла, второй раз. Меня немцы посадили в тюрьму. В тюрьме меня стали калечить, как всех, но я терпела. Меня спрашивали — я, правда, знала много, но ничего не говорила. Меня велели убить. Нас вывели на хозяйственный двор в тюрьме и расстреляли всех, нас стояло тогда сорок восемь человек. В меня попали слабо, поранили в мякоть руки, но мы все упали. Потом нас завалили соломой и дровами, облили дрова бензином и ночью зажгли, чтобы мы сгорели. Когда загорелся огонь, я уползла, я уползла через ограду, разбитую бомбой с нашего самолета.