Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Маша. Бабушка!..
Арина Родионовна. Господская воля, Машенька…
Маша. А я нынче именинница!
Арина Родионовна. Аль ты барыня, что ль?
Маша. А я… а я… бабушка, а у меня тоже ангел есть, а пес нечистый!
Лакей. Щекочи, щекочи его! Видишь, они скучные…
Арина Родионовна. Стерпи, Машенька…
Маша занимается с собакой: щекочет ее за ухом, утирает ладонью влажные собачьи глаза, тормошит ее.
Лакей (закуривая
Арина Родионовна. Ты бы шел туда да псом там и жил.
Лакей. А мы и тут, матушка, пироги едим, когда они сохлые; нам сохлые завсегда отдают. А что, и сохлые можно — обмакни в жидкое да вкушай!
Арина Родионовна. Можно и сохлые, и с плесенью, и прокисшие… Чего и пес не тронет, так ты небось проглотишь!
Лакей. А мне чего! — не бросать стать… Сжую и проглочу! Я человек этакий!
Даша. Он этакий, такой-сякой да с дурью…
Маша по-детски разыгралась с собакой; она ласкает и веселит ее и бормочет что-то про себя. (Возможно, что эта сцена происходит за печью и видна зрителю лишь частично или совсем не видна, а только слышна).
Маша (явственно — к собаке). Ухмыляйся теперь, ухмыляйся! Чего ж тебе надоть, лодырь кормленый! Ухмыляйся скорее, а то я бабочкой стану и от тебя улечу! У меня сердце маленькое, в нем радости мало, ты не ешь его — оно горькое, не ешь его, а то умрешь…
Даша. Бабушка, чего она говорит так-то?
Арина Родионовна. От обиды она разумом зашлась.
Маша. Улечу я бабочкой, где цветы растут, и ты меня не догонишь. А ты не плачь, ты не плачь по мне, я буду счастливой тогда. Я сяду на цветок, а цветок меня съест, и я стану цветком. А цветок выпьет пчела, я стану медом. А мед скушают дети — я буду маленькой пчелкой. А пчелку ветер унесет, я буду ветром. А ветер снег подымет, я стану снежинкой. А снежинка опустится на матушкино лицо и станет слезою…
Даша. Опомнись, Маша!
Арина Родионовна. Не трожь ее, она сама изойдет и перестанет.
Маша. А матушка мне улыбнется, и слеза ее высохнет; и стану я тогда счастливой…
Является Александр Пушкин: в людской тихо, слышно только явственное бормотание Маши; Александр слушает Машу.
И буду я птицей, буду я травкой-былинкой, зернышком хлеба, доброю девушкой буду, а дурочкой Машкой боле не буду — мне матушка моя не велела. Она наказывала мне, чтоб я жила счастливой да вольной, а то, сказывала, она и в могиле плакать будет по мне. А мне горько дурочкой жить, матушка моя плачет в земле… Не плачь матушка, я тоже сейчас не плачу, я собаку веселю, пусть она ухмыляется…
Александр. Машенька, зачем ты грустна? Ты будешь счастливой!
Маша. Сначала собака должна ухмыльнуться. Мне велели ее веселить, а она плачет. Я ее сейчас поцелую, мне жалко ее…
Александр. Не нужно, Маша, не нужно, — пусть ее датский король веселит.
Александр хватает собаку за ошейник и выгоняет ее прочь за дверь, что выходит из людской во двор.
Лакей (вставая). Так не велено, барин!
Александр (с мгновенной яростью). И ты туда же, прочь!
Лакей. Нам чего же… Собака-то иностранной державы, будь бы она русская… (Уходит вслед за собакой).
Даша. Ай, в избе как чисто стало! Здравствуйте, батюшка Александр Сергеевич!
Александр (смеясь — к Даше). Здравствуй, и ты, старая моя матушка… (Выводит за руку Машу). Ах, вот ты какая Машенька! Уже большая стала, а была маленькая…
Маша (улыбаясь). И ты был маленький!
Александр. Нету, я маленьким сроду не был!
Маша (веселая). Ты дедушка?
Александр. Я дедушка! Я живу на старости лет. Видишь?
Маша. Вижу. А я бабушка. Видишь?
Они идут, взявши один другого за руку, как ветхие старик и старуха, и подходят к Арине Родионовне.
Александр (обнимая няню). Нянюшка моя… Здравствуй, матушка, здравствуй, родная моя…
Арина Родионовна. Здравствуй, ангел мой, здравствуйте, друг наш любезный, — храни вас господь милостивый!
Няня крестит голову припавшего к ней Александра.
Арина Родионовна. Соскучился, милый, — по нас соскучился, по людям своим… А уж мы-то по вас глаза досуха выплакали, каково там-то вам, в училище, в сиротстве жить, — скудно да немило. Чужая-то печь и топленая холодной бывает… Ах, дружок наш бедный, коли бы вы сердце наше чувствовали…
Александр. А я чувствую его, — вот оно, матушка, бьется, вот оно стучит, ваше сердце, ко мне…
Арина Родионовна. Правда, правда твоя, батюшка наш Александр Сергеевич, стучится к вам наше сердце, любит оно вас, да мало того что любит…
Александр. А что? А еще что же?
Арина Родионовна. Да еще боится оно за вас…
Александр. Чего, чего же оно боится?
Арина Родионовна. Мало ли чего: слыхала я, резвыми вы, сударь, стали, потихоньку бы жили… По-нашему, тихие-то счастливей живут!
Александр (отпрянув). Счастливей? Машенька — иль не тихая?
Арина Родионовна. Уж чего — и тихая, и кроткая.
Александр. А счастливая она?
Арина Родионовна. Да ну уж, где ее счастье? Чужую собаку щекотать?
Александр. А вы говорите — у кроткого счастье. Вот и петли вы спутали, дайте я сызнова счет-то начну.
Александр берет спицы, начинает вязать какой-то паголенок, что вязала его няня.