Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Василий Львович. Так-с. Это не вполне-с все! Читайте, однако, что помните.
Даша. Я все помню… (Босая, наивная и доверчивая, но сохраняя полное достоинство, она выходит на середину людской, в то время как гости располагаются вокруг Даши, и воодушевленно декламирует, вся отдавшись произведению Пушкина и своему воображению).
В начале ее декламации Василий Львович, Александр и Ольга Сергеевна весело улыбаются, следя за телодвижениями Даши, которыми она сопровождает декламацию; посол и дама с усами остаются надменно бесстрастными; затем Василий Львович и Ольга Сергеевна продолжают улыбаться, но Александр Пушкин делается серьезным и погружается в задумчивость; музыкант со скрипкой, которого привел Василий Львович, отходит к рампе, обращается лицом к зрителю и начинает играть импровизированное музыкальное сопровождение к стихам Пушкина.
Плывет — и бледными лучами Предметы осветила вкруг. Аллеи древних лип открылись пред очами, Проглянули и холм и луг; Здесь, вижу, с тополем сплелась младая ива И отразилася в кристалле зыбких вод; Царицей средь полей лился горделива В роскошной красоте цветет. С холмов кремнистых водопады Стекают бисерной рекой, Там в тихом озере плескаются наяды Его ленивою волной; А там в безмолвии огромные чертоги, На своды опершись, несутся к облакам, Не здесь ли мирны дни вели земные боги? Не се ль Минервы росской храм? Не се ль Элизиум полнощный…Не управляя своим вдохновением, Даша подымает руки, делает резкое движение и вдруг закрывает лицо руками во внезапной застенчивости и убегает на время за печку. Ольга Сергеевна улыбается, Василий Львович хохочет и аплодирует, посол и усатая дама крайне шокированы и морщатся, Маша, Арина Родионовна и Александр серьезны, у Александра катятся слезы по грустному лицу, слезы идут и по лицу музыканта, продолжающего играть свою мелодию.
Музыкант.
Не се ль Элизиум полнощный, Прекрасный царскосельский сад, Где, льва сразив, почил орел России мощный На лоне мира и отрад?Потрясенный Александр целует Дашу, затем бросается к музыканту.
Александр (музыканту). Вы брат мой!..
Посол (вставая). Сие ужасно! А где мой дог? Кобель по-русски!
Маша (указывая рукой на двор). Тамо… Он там ухмыляется…
Василий Львович. Великолепно! Браво, браво, русский народ! Прелестно, прелестно!
Усатая дама. Что здесь изящного? Дворовые люди смеются над нами!
Ольга Сергеевна (успокаивая гостью). Что вы, дорогая! Это все очень мило и от чистого сердца…
Усатая дама. Вы так думаете? А я не думаю. И кто написал эти стихи, — я не расслышала автора, — в них нет истинной гармонии…
Василий Львович (в сторону). Ах ты, устерса, гада морская! Поди прочь от нас, от Пушкиных!..
Ольга Сергеевна (гостье, холодно). Судить всякий, сударыня, может, а понимает лишь вдохновенный!
Усатая дама. Бог мой! Значит, ваша девка обладает вдохновением, а я его не имею.
Ольга Сергеевна. Да, сударыня.
Усатая дама. Простите, у меня не дворовый вкус.
Ольга Сергеевна. Я об этом сожалею…
Василий Львович (Александру). Ты мне необходим. Я прочту тебе новые стихи: я создал их в чистом вдохновении, поверь, ей-богу, Саша! Но, чур, не подражай!
Александр. Если стерплю, то воздержусь.
Посол. Сие ужасно, сие ужасно!
Василий Львович (беря об руку гостью с усами). Прошу вас. Здесь мало изящного, уверяю вас, и пахнет чем-то посторонним.
Усатая дама. Ах, вы — насмешник и вредный! Знаете, мне что-то нехорошо…
Василий Львович. Это вы проголодались, сударыня. После стихов я всегда мясным бульоном питаюсь и жареной говядиной по-английски…
Посол берет об руку Ольгу Сергеевну, и все уходят, последним идет музыкант, вслед за Александром; в людской остаются Арина Родионовна, Даша и Маша.
Музыкант (обернувшись к Даше, делает ей рукой знак прощания). Прощайте, Дарьюшка, нимфа моя!
Даша. Прощай, ладно уж! Чего мало сыграл? Еще играй!
Музыкант (делает жест в направлении ушедших вперед). Я там в оркестре надобен: солист! (Уходит).
Арина Родионовна (вздохнув). Ушел наш Сашенька… Ложитесь спать, девки, чего глаза таращите, ночь давно на дворе.
Даша. И то, бабушка. Нам пора.
Маша. А я усну — и сны буду видеть…
Они уходят за печь, там разбираются, готовятся на сон грядущий; несколько позже они обе лежат на русской печи, и две их внимательные головки, четыре широко открытых глаза следят оттуда, что делается в людской. Является Александр.
Александр (застенчиво). Нянюшка, я опять пришел.
Арина Родионовна. Иди, иди ко мне, чего ты как сиротка стоишь… Ведь я-то к тебе не смею ходить…
Александр. Няня, расскажи мне сказку…
Арина Родионовна. Сказку? А я тебе их все уже небось рассказала, покуда растила тебя.
Александр. А еще — одну.
Арина Родионовна. Которую же, голубчик, — и не помню я ничего.
Александр. А ты вспомни — как встарь люди жили-были… Как ты давно-давно мне рассказывала…
Арина Родионовна. Да ведь вы тогда еще Сашенькой были, Александр Сергеевич, вам что ни расскажи, все на сердце ложилось… А теперь вы сами разумные стали — чего я вам расскажу…